Через несколько минут Хевилланд отпер дверь и зашел в соседнюю комнату, в канцелярию. Мисколо оторвал взгляд от пишущей машинки.
— Там рядом латинос, — сообщил Хевилланд, затянувшись.
— Да ну? — удивился Мисколо.
Хевилланд кивнул:
— Да. Упал и ушибся. Не помешало бы позвать врача.
В другой части города детективы Мейер и Темпл применили, вероятно, более традиционный способ допроса.
Представившейся возможности особенно радовался Мейер. Перед этим в соответствии с приказом лейтенанта Бирнса он до посинения допрашивал известных сексуальных преступников. Дело не в том, что он так не любил допросы, ему просто не нравились сексуальные преступники.
Солнцезащитные очки, найденные рядом с телом Джинни Пейдж, имели на дужке маленькую букву «С», заключенную в круг. Полиция вошла в контакт с несколькими биржевыми маклерами, и один из них идентифицировал этот значок как торговую марку компании «Кандрел, Лтд.». Бирнс вытащил Мейера и Темпла из липкой паутины 87-го участка и отправил покрутиться на Маджесту, где находился завод этой фирмы.
Кабинет Джеффри Кандрела находился на третьем этаже заводского здания и представлял собой помещение со звукоизоляцией, стенами, обшитыми сучковатыми сосновыми панелями, и современной мебелью. Там стоял такой письменный стол, который, казалось, висел в воздухе. Картина на стене позади стола наводила на мысль об электронно-вычислительной машине, страдавшей нервным расстройством.
Кандрел был толстым мужчиной, он сидел в большом кожаном кресле. Посмотрев на разбитые солнцезащитные очки, лежащие на столе, он ткнул в них пухлым указательным пальцем, словно это была змея и он хотел узнать, не сдохла ли она.
— Да, — сказал он хриплым голосом, с шумом вылезая из огромного кресла. — Да, мы производим эти очки.
— Вы можете нам кое-что о них рассказать? — спросил Мейер.
— Могу ли я кое-что о них рассказать? — Кандрел улыбнулся особенно высокомерно. — Я делаю оправы для всех типов очков уже более четырнадцати лет. И вы меня спрашиваете, могу ли я рассказать о них кое-что? Друг мой, я могу вам рассказать все, что вы захотите узнать.
— Хорошо, вы можете нам рассказать…
— Проблема большинства людей, — продолжил Кандрел, — состоит в том, что они считают производство оправ для солнечных очков — или для любых других очков — простым делом. Так вот, джентльмены, это абсолютно неверно. Если, конечно, вы не тот небрежный ремесленник, которому наплевать на производимый им продукт. Кандрелу не наплевать. Кандрел считается с потребителем.
— Тогда, вероятно, вы можете…
— Сначала мы берем исходный лист, — сказал Кандрел, игнорируя Мейера. — Он называется «зил» — это фабричный термин, обозначающий нитроцеллюлозу, предназначенную для оптики. Из исходного листа мы штампуем передки и задки.
— Передки? — переспросил Мейер.
— Задки? — вторил ему Темпл.
— Передок — это часть очков, держащая стекла. Задки — это те две штуковины, которые вы закладываете за уши.
— Понятно, — сказал Мейер. — Но об этих очках…
— После штамповки передки и задки обрабатываются машиной, — сообщил Кандрел. — При этом на обод наносится желобок и удаляются кромки, оставшиеся после штамповки. Затем с помощью операции фрезеровки к передкам прикрепляются носовые упоры.
— Да, сэр, но…
— Однако это еще не конец, — заявил Кандрел. — Чтобы носовые упоры лучше подошли, их обтачивают на круге из влажной пемзы. Затем передки и задки проходят обдирку. Они помещаются в галтовочный барабан из пемзы, и эта операция ликвидирует все грубые следы машинной обработки. В заключительной операции эти самые передки и задки помещают в барабан с небольшими деревянными колышками — около дюйма длиной и три шестнадцатых дюйма толщиной — вместе со смазочным веществом и нашим секретным компонентом. Колышки скользят по передкам и задкам, полируя их.
— Сэр, мы хотели бы продолжить…
— После этого, — нахмурился Кандрел, очевидно не терпевший, чтобы его перебивали, — в передках и задках прорезают петли, которые закрепляются щитками, и потом винтами передки прикрепляются к задкам. Углы скашиваются под углом 45 градусов, края закругляются в зале натирания на пемзовом круге. Затем…
— Сэр…
— Затем оправы моют и направляют в зал полировки. Все наши оправы полируются вручную, джентльмены. Во многих компаниях просто окунают оправы в растворитель, чтобы сымитировать полировку. Но мы этого не делаем. Мы полируем их вручную.
— Это поразительно, мистер Кандрел, — попытался изменить ход беседы Мейер, — но…
— И когда мы вставляем простые стекла, мы используем линзу с шестью базами, отшлифованную линзу, не имеющую искажений. Наши плоские солнцезащитные очки имеют линзы с шестью диоптриями, джентльмены. И запомните, линза с шестью базами оптически точна.
— Я в этом уверен, — устало сказал Мейер.
— Так ведь розничная цена на наши лучшие очки достигает двадцати долларов, — горделиво заявил Кандрел.
— А на эти? — спросил Мейер, указывая на очки, лежащие на столе Кандрела.
— Да, — сказал Кандрел. Он снова ткнул пальцем в очки. — Разумеется, мы выпускаем и более дешевый ряд. Их мы отливаем из полистирола. Эта высокоскоростная операция литья под давлением выполняется под гидравлическим прессом. Полуавтоматическая операция, вы понимаете. И конечно, здесь используются не такие дорогие линзы.
— Эти очки входят в ваш более дешевый ряд? — спросил Мейер.
— А… да. — Кандрел, казалось, несколько сбит с толку.
— Сколько они стоят?
— Нашим оптовикам мы продаем их по тридцать пять центов за пару. Они, вероятно, устанавливают розничную цену от семидесяти пяти центов до одного доллара.
— А как обстоит дело с распространением? — спросил Темпл.
— Сэр?
— Где продаются эти очки? В каких-то особых магазинах?
Кандрел оттолкнул очки далеко на другую сторону стола, будто от них исходила угроза заражения проказой.
— Джентльмены, — сказал он, — эти очки вы можете купить в любом дешевом универмаге нашего города.
В два часа ночи в четверг, 21 сентября, по улицам Айсолы шла Айлин Берк, одетая в белый свитер и узкую юбку.
Это шел усталый полицейский.
Она начала гулять по улицам Айсолы в предыдущую субботу, в 23:45. Шла ее пятая ночь. Она надела туфли на шпильках, и они определенно не предназначались для длительных прогулок. Стараясь завлечь грабителя, которого могли вдохновлять сексуальные мотивы, она, насколько смогла, подтянула лифчик, поэтому ее грудь, хотя и выглядела более соблазнительно, была сильно стиснута и поднята вверх.
Прелести ее грудных желез нельзя было не признать, как было точно рассчитано таким холодным, аналитическим умом, каким обладала Айлин Берк.
За время этих ночных прогулок многие пытались установить с ней контакты: семь раз моряки, четыре раза военные и двадцать два раза гражданские лица, одетые в самых разных стилях. Эти попытки сопровождались как вежливыми замечаниями, например, «Чудесная ночь, не правда ли?», так и более откровенными подходами типа «Гуляешь одна, милая?» и даже деловыми вопросами в лоб: «Сколько возьмешь, крошка?»
Ко всему этому Айлин относилась абсолютно спокойно.
По правде говоря, эти встречи нарушали монотонность ее одиноких и безмолвных экскурсий. Она ни разу не заметила позади себя Уиллиса, хотя знала наверняка, что он находится где-то там. Спрашивая себя, так ли ему все это скучно, как и ей, она пришла к заключению, что, вероятно, ему веселее. В конце концов, в качестве компенсации он мог созерцать ее попку, которой она легкомысленно покачивала ради незримо наблюдающего за ней грабителя.
«Где ты, Клиффорд? — посылала она мысленный призыв. — Неужели мы тебя спугнули? Или от вида окровавленной девушки, чью голову ты расколол на части, тебе стало плохо, Клиффорд? Ты решил бросить это занятие или ждешь, пока кончится суматоха? Давай, Клиффорд. Видишь, как я качаю бедрами? Это наживка для тебя, Клиффорд. А единственный крючок — пистолет в моей сумочке. Иди же, Клиффорд!»
Оттуда, где далеко позади Айлин упрямо шел Уиллис, он мог различить лишь белый свитер и иногда, когда свет падал на ее волосы, внезапную ярко-рыжую вспышку.
Это шел усталый полицейский.
Давно прошли те времена, когда в его обязанности входило патрулирование, но эта прогулка была хуже, чем обход любого участка в городе. Когда у вас есть свой маршрут, то на нем попадаются бары, рестораны, ателье пошива одежды и кондитерские. В этих местах вы можете получить, соответственно, стаканчик пива, чашечку кофе, краткую праздную беседу или тепло от булькающего обогревателя.
Видно, что Айлин любила ходить. Он следовал за ней уже четыре ночи, наступила пятая, и она ни разу не остановилась отдохнуть. Она демонстрировала поразительное отношение к долгу, даже преданность, которой следовало только восхищаться.
