— Станислав Васильевич, а может, я? — предложил один из парней. — Забор высоченный, вы — не хиленький. А я все-таки покомпактнее.
— Давай! — махнул рукой Крячко. — Только смотри, действуй решительнее. Мне не хотелось бы потом перед твоими близкими отдуваться, вроде того, сам спрятался за чужую спину, а тебя подставил. Кстати, сейчас первым делом глянешь — не держит ли этот недоумок ружье наготове? Ладно, начали. Вы — к изгороди, а я буду отвлекать внимание.
Он подошел к калитке и начал долбить в нее кулаком, требовательно крича:
— Эй, открывай ворота! Живо! Сейчас сюда подъедет ОМОН, пинков получишь по полной! Я кому сказал? Открывай, давай, живо! Эй, оглох, что ли?
Собаки, реагируя на стук и незнакомый голос, подняли немыслимый гвалт. Откликнулся и охранник, который начал материться и грозить тем, что сейчас выйдет и вразумит-таки нарушителя его спокойствия. Пользуясь этим, опер проворно перебрался через стену и, спрыгнув во двор, жестко скомандовал:
— Стоять, не двигаться! Пристрелю, не задумываясь!
Менее чем через минуту калитка распахнулась, а рослый мужик лет пятидесяти, оправдываясь, пояснял, суча руками:
— Вы уж извиняйте, что я так-то вот… Ну, а куда денешься? Работа такая. Вы это, Махмудычу тогда уж скажите, что сами вошли, что я вас не пускал. Хорошо?
— Хорошо, хорошо… — отмахнулся Станислав. — Если сегодня в СИЗО буду — обязательно ему передам. Пусть порадуется твой Махмудыч — он теперь сюда не скоро вернется.
Команда проследовала в дом, где, кроме двух молоденьких девушек — одна русская, а другая уроженка Кавказа, была еще пожилая тетка, орудовавшая на кухне. Известие о том, что Великий Наставник арестован, повергло всех троих в недоумение и даже шок. Показав им постановление на обыск, Крячко предложил добровольно сообщить, где хранятся оружие, взрывчатка, наркотики. Поскольку женщины объявили, что ничего подобного в доме не имеется, он приказал операм приступать к осмотру помещений.
Прошло полчаса, потом час. Уже изрядно подуставшие опера обшарили в доме каждый уголок, но ничего такого, что могло бы представлять интерес, им найти не удалось. Неожиданно зазвонил телефон Станислава. Это был Гуров. Выслушав Льва, Крячко оглянулся и, увидев женщин, наблюдающих за операми из кухни, направился к ним.
— Кто здесь Зара, сестра Абу Альбиханова?
— Ну, я сестра Абу Альбиханова, зверски убитого русскими отморозками. Что, теперь и мой черед настал? — с вызовом спросила та.
— Нет, — качнул головой Стас, — русские тут ни при чем. Убил вашего брата Реваз Фазильбеков, ударом ножа в сердце, о чем сейчас в своем официальном заявлении сообщил Владимир Багджа. В момент убийства он находился рядом и даже помог вывезти труп к стадиону «Динамо».
На лице девушки появилась гримаса недоверия и горестного удивления.
— Этого не может быть! Он поклялся мне на Коране! — прошептала она.
— По словам Багджи, Фазильбеков в отношении вас поступил весьма непорядочно, что стало известно вашему брату. Он пришел к Ревазу и потребовал объяснений. Ссора перешла в драку, и Фазильбеков ударил Абу ножом в грудь. Вот и вся правда.
— Грязный, подлый шакал! Как его рука не отсохла, когда он положил ее на Коран?! Ну, хорошо же! Идемте! — решительно сказала Зара и, выйдя из кухни, подошла к внешне ничем не примечательной двери кладовки, открывающейся в прихожую, которую опера уже осматривали.
Открыв дверь, она указала на встроенный в стену шкаф, заполненный всевозможными банками и склянками:
— Выставляйте все оттуда!
Шкаф оказался с хитрым секретом. Достаточно было нажать на потайную кнопку, как задняя стенка шкафа вместе со стеллажами, подобно двери, отъехала назад и вбок, открывая проход в какое-то помещение. Стас посветил туда фонариком и даже присвистнул — перед ним открылся целый арсенал. В ящиках лежали автоматы и пистолеты — еще новенькие, в заводской смазке. Громоздились штабеля «цинков» с патронами. На стеллажах лежали гранатометы «Муха» и даже несколько переносных ракетно-зенитных комплексов.
Как далее рассказала Зара, Фазильбеков сделал ее своей наложницей насильно. Когда они побывали в университете, где ее, по словам Шашлычника, якобы без экзаменов приняли на медицинский факультет, тот предложил пообедать с ним в кафе, и она согласилась. Скорее всего, он ей чего-то подсыпал, поскольку у Зары вдруг закружилась голова. Фазильбеков поспешно увел ее в машину, где она потеряла сознание. А когда очнулась, то поняла, что стала жертвой его похоти. Спекулируя на том, что теперь все родственники будут считать ее опозоренной, Шашлычник убедил девушку ничего не говорить брату, только сообщить ему, что она будто бы поступила на заочный и будет жить в доме Фазильбекова. Как Абу узнал о случившемся с ней, Зара могла лишь догадываться.
— Наверное, ему рассказал Бройлер, — смахнула со щеки слезинку девушка. — И сделал это специально. Он все точно рассчитал. Ему хотелось занять место Абу, и он этого добился… Ирина тоже наложница Фазильбекова. Он ее как бы удочерил, а сам… Ирка, ты чего молчишь?
— Когда он последний раз возил меня на кресло, чтобы избавиться от ребенка, акушерка сказала, что детей у меня больше уже не будет никогда… — грустно усмехнувшись, тихо произнесла та.
Станислав тут же созвонился с Гуровым и рассказал ему о находке оружия.
— Вот это действительно результат! — одобрил Лев и, в свою очередь, тут же созвонился с полковником Вольновым.
Примерно через полчаса к дому Фазильбекова примчалось несколько машин ФСБ. Вольнов, заглянув в кладовку, только и смог развести руками — такие склады оружия в столице и ее окрестностях находить доводилось нечасто.
После звонка Стаса Гуров, несмотря на довольно поздний час, решил вплотную побеседовать с Фазильбековым, исходя из давнего принципа: куй железо, пока горячо. Когда конвой доставил на допрос Великого Наставника, тот заявил, что говорить будет только в присутствии своего адвоката, и с оттенком надменности добавил:
— Он сюда уже едет!
И в самом деле, минут через пять Льву доложили о прибытии известнейшего в столице адвоката Аполлинария Кедра. Войдя в помещение, юрист с ходу отметил, что оно не соответствует международным нормам — слишком мрачный антураж, оказывающий негативное, угнетающее воздействие на психику подследственных, что можно рассматривать как использование незаконных методов проведения допросов. Выслушав этот назидательный спич, Лев абсолютно серьезным тоном пообещал, что в ближайшее же время пол, стены и потолок распишут под «хохлому» и «гжель».
В ходе начавшегося разговора о житье-бытье «вора в законе» и, одновременно, проповедника его же собственного вероучения, Шашлычник признался, что, последний раз выйдя из заключения уже накануне «миллениума», он решил заняться легальным в ту пору игорным бизнесом, правда, умолчал о том, что в свою новую команду включил часть прежней, бутлегерской. Не сказал Великий Наставник и о том, что, начав с ипподромов, постепенно подмял под себя и немалую часть профессионального спорта, контролируя бои без правил, а также организуя закрытые собачьи и петушиные бои. Под давлением фактов, изложенных Гуровым, он признался, что и в самом деле был «коронован» в середине первого десятилетия двухтысячных.
Как выяснилось из разговора, самым страшным оскорблением для Фазильбекова было слово «пиковый» — как в 90-е прозвали уроженцев Кавказа, обильным потоком хлынувших в ряды «коронованных» воров. Ведь ни для кого не было секретом, что многие из них, отбыв банальные пятнадцать суток, покупали себе воровскую «корону» за евро и доллары. Когда Лев поинтересовался суммой, внесенной его собеседником в «общак» ради получения вожделенной «короны», тот закатил истерику, объявив, что ее он получил в полном соответствии с понятиями воровской чести. Даже Аполлинарий Кедр высказал порицание «гражданину полковнику», норовящему, по его мнению, уязвить самолюбие подзащитного.
Зато когда разговор зашел о делах нынешних, и без того не слишком словоохотливый Шашлычник стал и вовсе скупым на слова. Без конца жаловался на провалы в памяти и ссылался на статью, позволяющую ему не свидетельствовать против себя. Однако он плохо знал Гурова, рассчитывая выиграть этот психологический поединок. Неспешно задавая вопросы, Лев все чаще и чаще вынуждал нервничать как Фазильбекова, так и его адвоката.
— …Что вы знаете о гибели Бакулина, Хрысанина и Любавского? — миролюбиво улыбаясь и как бы ненароком, по ходу разговора поинтересовался Гуров.
Сразу вспотев, Шашлычник напрягся, пытаясь оценить, сколь много этот настырный полковник знает о случившемся с названными им людьми. Пожав плечами, он заявил, что о смерти этих людей слышал, но не более того.
— А вот согласно показаниям ваших подручных, большинство из которых очень охотно начали давать показания, убить этих троих приказали вы. В частности, Бакулина застрелил Багджа — на этот счет уже есть свидетельские показания, а Хрысанину и Любавскому отправиться в мир иной помог Альберт Свинюгин — в этом он признался сам, и тоже по вашему приказанию.
