Мы идем по темным улицам Заречья, под ногами шуршит осенний лист. В придорожных кустах позади нас мелькнула и скрылась щупленькая фигурка.
«Сопроводитель, — догадываюсь я. — Довольно грубая работа».
Можно было бы идти другой дорогой, но я нарочно сворачиваю на Гончарную. Пусть Лаура пройдет тем же путем, каким шла в тот субботний вечер... Держа девушку под руку, я не спеша веду ее под тем самым фонарем, мимо тех самых кустов. И чувствую, как вся она сжимается, как невольно ускоряет шаг...
Проводить ее до самого дома Лаура не разрешила. И хотя, уходя, она несколько раз оглянулась, я незаметно проследовал за ней. «Сосновая, 19», — прочитал я на доме, в левый крайний подъезд которого она вошла. Адрес показался мне знакомым. Несомненно, я его видел... и совсем недавно... может быть, даже сегодня. Сегодня я просматривал папку с делом... Ну, конечно, я видел этот адрес в одном из протоколов... В этом доме живет кто-то из свидетелей. Кто же?
Вернувшись в райотдел, я бросился к сейфу, вынул папку. Однако открыть не успел — в динамике селекторной связи раздался голос Бундулиса: «Лейтенант Агеев, срочно ко мне!»
В кабинете начальника сидел малознакомый мне младший инспектор угрозыска — маленький, худенький, похожий на подростка. «Опекун», — усмехнулся я внутренне, сохраняя на лице полнейшую серьезность.
— Послушай-ка, Дим Димыч, что Мирончук рассказывает. Очень все это занятно, очень...
Мирончук повернулся ко мне.
— Этого паренька, товарищ лейтенант, мы засекли в парке. Он пришел чуть позже девушки и в дальнейшем скрытно следовал за ней. Мне показалось, что девушка знает о его присутствии, пару раз она взглянула в его сторону...
Я посмотрел на Бундулиса, он сосредоточенно попыхивал трубкой.
— Ивар Янович, этого можно было ожидать. Чтобы обезопасить себя от случайностей, Лаура привела с собой телохранителя. Уверен, он из группы Дьякова!
— Ты слушай, слушай, — прервал меня Бундулис — Выводы потом будем делать.
— ...Парень не спускал глаз с девушки и, что особенно было заметно, чутко прислушивался к каждому ее слову. Он крался за вами, товарищ лейтенант, всю дорогу, но, когда вы свернули на Гончарную, остановился в нерешительности. Дальше он пошел по параллельной улице.
Бундулис выскочил из-за стола и забегал по кабинету.
— Ты слышал, Дим Димыч? Честь тебе и хвала, что догадался провести Лауру по Гончарной. Но парень-то не пошел! Почему? Потому что с этой улицей у него связаны неприятные воспоминания. Потому что он там был в ту самую субботу!
Да, сюрпризец! Не я выслеживаю преступника, а преступник меня. Значит, это его фигура мелькнула и скрылась в кустах. А я-то грешил на оперативника...
— Сейчас, Дим Димыч, мы все это увидим в наглядности. Поглядим, поглядим, как ты там разводишь шуры-муры со своей кралечкой... Мирончук, у вас все готово?
— Так точно, товарищ майор!
Мы спустились в лабораторию. Погас свет, и на экране пошли кадры фильма, снятого в инфракрасном свете. Я увидел себя, расфранченного, как брачный аферист, Лауру с ее стандартным кинооскалом. Но вот в кадр попадает щупленькая фигурка неизвестного преследователя. Притаившись в кустах, он жадно прислушивается к нашему разговору. Оператор снимал его сзади, и долгое время я вижу только затылок и спину предполагаемого преступника. Но вот он поворачивает голову, и я едва сдерживаю крик изумления. Фонарев! Роман Фонарев! Пухлые губы, круглый, картофелинкой, нос, вялый, безвольный подбородок...
Бундулис удивлен не меньше:
— Фонарев?!. Главный свидетель по делу Виктора Лямина? Тот, кто помогал Волкову искать нож преступника?..
Я срываюсь с места и бегу к дверям.
— Дим Димыч, куда ты?
— Сейчас, Ивар Янович! Мне надо кое-что проверить.
Теперь-то я вспомнил, где видел адрес — Сосновая, 19. В этом доме живет Роман Фонарев, это зафиксировано в протоколе его допроса. Мозг лихорадочно работал, синтезируя разрозненные факты в окончательную версию. Все неясные подозрения, которым я подсознательно не давал ходу, потому что они не укладывались в придуманную схему, вдруг выплыли и замелькали передо мной. Воскресенье. Он стоит у стола в квартире Ксении Борисовны, выкладывает из сетки бутылки с соками. А перед тем успел сбрить баки — парикмахерские открыты с семи утра. Аккуратная прическа, гладко выбритые щеки... Теперь понятно, зачем он стал отращивать усы — готовился к встрече с Мишей Носковым. Тот парень, что пырнул таксиста, был с баками, но без усов, а этот совсем наоборот. Чего доброго, Носков мог и не узнать. Ну ловок, ну хитер!.. И вдруг меня опалило: мне вспомнилась татуировка, которую я увидел на его руке, — якорь, оплетенный вместо цепи змеей. Не тот ли это якорь, о котором кричал в бреду раненый таксист? Не его ли увидел Миша Носков за секунду до удара? Надо немедля проверить. Кто еще мог видеть руку Фонарева так близко?.. Парикмахер! Он сбривал ему баки, мог и заметить...
Я разыскивал в телефонной книге номер парикмахерской, где работал седовласый маэстро. В ответ на мой вопрос в трубке зарокотал низкий, с легкой картавинкой голос:
— Вы знаете, инспектор, якорь таки был...
12
Пока мы с Бундулисом обсуждали весомость собранных улик, пока решили, надо ли дожидаться санкции на арест, Фонарев, оказывается, не терял времени зря. К сожалению, узнал я об этом значительно позже. А было так...
Когда мы с Лаурой свернули на Гончарную, Фонарев пошел, почти побежал по параллельной улице, торопясь домой.
«Что делать, что делать?.. — растерянно метались мысли. — Через две недели выйдет из больницы таксист... Узнает с первого взгляда. И милиция уже хватает за пятки... Раз добрались до Ларки, считай, все кончено...
Бежать надо, скрыться! А куда? Если ехать всю ночь, к утру можно быть в Минске... А в Витебской области есть маленькая деревушка, бабушка давно зовет в гости. Вот и поживу сколько можно».
Открыв дверь, Роман шагнул в переднюю. Из ванной выглянула мать, рукава ее халата были закатаны по локоть.
— Ромонька, я нашла в чулане твой плащ, стала стирать, а там какие-то пятна, никак не отстирываются. Чем ты его так извозюкал?
Роман молча прошел в свою комнату. Мать нерешительно шагнула вслед.
— Ромасик, что с тобой творится в последнее время? С матерью-то ты можешь поделиться?
— Ма, я уезжаю к бабушке. Собери мне рюкзак в дорогу и что-нибудь поесть. Если кто будет мной интересоваться, скажи — не знаю. Уехал, а куда — неизвестно. Ясно?
Клавдия Семеновна всхлипнула и вышла. Она поняла: произошло что-то непоправимо страшное, о чем лучше не расспрашивать, что рано или поздно узнается, и лучше позже, чем раньше... Привычные хлопоты заглушали непрошеные мысли, и она стала лихорадочно собирать сына в дорогу, подсознательно чувствуя, что не скоро теперь его увидит.
Роман достал из потайного места пятьсот рублей, скопленные на четырехдорожечный «Грюндиг», сунул во внутренний карман. «Может, зря я сболтнул матери, куда еду?.. Нет, ничего, ей можно. Что с ней будет, когда все узнает?.. А, ничего не будет — переживет. Ее больше волнует, где бы достать самый модный мебельный гарнитур. Об отчиме и говорить нечего — вздохнет с облегчением... Ладно, попрощаюсь с Ларой — и ходу, только они меня и видели. Пора бы ей уже вернуться...»
Роман подошел к стене, постучал условленным стуком. Никакого ответа. Постучал еще раз — тот же результат. За стеной голосами модных менестрелей завывала стереорадиола. «Может, не слышит?» Он натянул куртку и выскочил из квартиры. Вбежав в соседний подъезд, поднялся на второй этаж, позвонил раз, другой... Наконец дверь распахнулась. Мамзелина — так фамильярно называла Лаура свою мать — предстала перед Романом в состоянии подпития. Из комнаты доносились хмельные мужские голоса, кто-то порывался затянуть песню.
— А, жених! — Женщина растянула в зубастой улыбке кроваво-красные губы. — Заходи, раз пришел, нальем и тебе.
— Я к Ларе. Она дома?
— Пошла Джимми выгулять, скоро вернется. Проходи, подождешь.
— Я лучше на улице.
Мамзелина прищурила глаза, еще заметней стали густые зеленые тени на морщинистых веках.
— Что, не подходит тебе наша компашка? А ты, мальчик, очень-то не заносись — не хуже тебя. Я ведь все про твои делишки знаю, все... Но молчу покудова. — Она качнулась вперед, обдав Романа перегаром, жарко зашептала в ухо: — А Ларку я за тебя не отдам, не мечтай. Что ж она, столько лет будет тебя дожидаться? Да тут никакая любовь не выдюжит. А уж такая, как ваша... Что вас связывает, кроме постели, что? А для такого дела можно найти парня и повидней...
Роман выскочил из квартиры, сбежал по лестнице вниз. Его душили жгучие слезы обиды. «Вон, значит, как!.. А на что, собственно, ты рассчитывал? Конечно, Ларка не станет ждать десять лет. Один необдуманный шаг, и все кувырком. Потерял девушку, загубил жизнь и себе и этому таксисту... А-а... — успокоил он сам себя, — все мы крепки задним умом. Сделано — не вернешь! Теперь о другом думать надо».
