Зато Валландер сказал кое-что другое. Об этом они заранее договорились с Лизой Хольгерсон.
Он сказал, что полиция напала на след преступника и что детали пока не подлежат разглашению. Но у полиции есть прямые и недвусмысленные улики. Есть четкая версия. К сожалению, большего он рассказать не вправе. Интересы следствия пока требуют сохранения тайны.
Идея родилась тогда, когда Валландер вдруг почувствовал, что расследование — не на поверхности, а в глубине — пришло в движение, пусть слабое, почти незаметное. Но все-таки движение.
Идея, пришедшая в голову Валландера, была очень проста.
Когда земля под ногами начинает качаться, люди спасаются бегством. Убийца хотел, чтобы мир заметил его тщательно спланированные, жестокие преступления. Он добился своего, полиция может подтвердить это. И не только подтвердить, но и добавить кое-что от себя. Потому что знает больше, чем рассчитывал убийца.
Валландер хотел спровоцировать преступника на какие-то действия. Движущуюся дичь видно лучше, чем ту, что стоит неподвижно и прячется в собственной тени.
Конечно, Валландер понимал, что эффект может получиться прямо противоположный. Вдруг преступник, которого они ищут, решит залечь на дно. И все же он считал, что попробовать стоит. А для этого заручился разрешением Лизы Хольгерсон говорить вещи, не вполне соответствующие истине.
В действительности они не вышли на след преступника. Улики, которыми располагали оперативники, были разрозненными и не поддавались систематизации.
Когда Валландер закончил, посыпались вопросы. Большинство из них были довольно стандартными. Их уже много раз задавали Валландеру и будут задавать до тех пор, пока он работает в полиции.
Пресс-конференция подходила к концу, Валландер начинал проявлять признаки нетерпения, и Лиза Хольгерсон кивком головы дала ему понять, что пора закругляться, когда вдруг произошло непредвиденное. Руку поднял мужчина, сидевший в самом дальнем углу. Не заметив этого, Валландер хотел было закрыть пресс-конференцию, но Лиза остановила его:
— Газета «Наблюдатель», — начал репортер. — Я бы хотел задать вам еще пару вопросов.
Валландер покопался в памяти. Про газету «Наблюдатель» он слышал впервые. Его раздражение усилилось.
— Как называется ваша газета? — переспросил он.
— «Наблюдатель».
Зал заметно заволновался.
— Должен признаться, я не знаю такой газеты. Какой у вас вопрос?
— «Наблюдатель» имеет давние традиции, — невозмутимо начал мужчина. — Газета с таким названием выходила еще в начале девятнадцатого века. Оппозиционная газета. Вскоре мы собираемся возобновить ее выпуск.
— Пока один вопрос, — сказал Валландер. — После выхода первого номера отвечу на два.
Зал немного оживился. Но репортер остался все так же невозмутим. Казалось, все происходящее его нисколько не задевает. Глядя на него, можно было подумать, что еще не изданный «Наблюдатель» является религиозной газетой. «Принадлежащей какой-нибудь тайной секте», — подумал Валландер. Новые религиозные течения добрались и до Истада.
— Как относится полиция к решению жителей Лёдинге создать народные дружины? — спросил мужчина.
Выражение его глаз ускользнуло от Валландера.
— Я впервые слышу о том, что жители Лёдинге намерены совершить коллективную глупость, — ответил Валландер.
— Не только в Лёдинге, — невозмутимо продолжал газетчик. — Это движение ширится по всей стране. Планируется создание координационного центра народных дружин. Народных отрядов полиции, которые смогут защитить граждан. Взять на себя обязанности, которыми полиция пренебрегает или с которыми не справляется. Одним из региональных центров должен стать район Истада.
В зале воцарилась полная тишина.
— Почему Истад удостоился такой чести? — спросил Валландер. Он все еще не мог решить, стоит ли принимать этого репортера всерьез.
— За последние месяцы здесь произошло несколько серьезных преступлений. Правда, нельзя не признать, что летом полиции удалось навести порядок. Но теперь все началось заново. Люди хотят жить. И, между прочим, не только в памяти близких. Шведская полиция оказалась бессильной перед преступниками, которые вдруг полезли изо всех щелей. Кроме народных дружин сегодня никто не может обеспечить безопасность граждан.
— Если граждане возьмут правосудие в свои руки, проблема не будет решена, — сказал Валландер. — Вы хотите знать мнение городской полиции? Оно совершенно определенно и недвусмысленно. И не допускает никаких вольных толкований. Мы считаем, что любая инициатива по созданию параллельных силовых структур является незаконной, и будем привлекать участников к ответственности.
— Означает ли это, что вы против народных дружин? — спросил репортер.
Наконец-то Валландер смог разглядеть его бледное худощавое лицо. Он решил, что этого газетчика нужно запомнить.
— Да, — ответил он. — Это означает, что мы против любых попыток создания народных дружин.
— Как, вы думаете, воспримут ваши слова люди в Лёдинге?
— Мне, конечно, интересно, что они скажут, но я их ответа не боюсь.
И Валландер поспешил закрыть пресс-конференцию.
— Неужели это серьезно? — спросила Лиза Хольгерсон, когда они остались в зале одни.
— Кто знает, — ответил Валландер. — Нужно присмотреться к Лёдинге. Если население действительно начнет открыто требовать организации народных дружин, ситуация осложнится. И у нас могут появиться проблемы.
Было семь часов вечера. Валландер расстался с Лизой Хольгерсон и пошел к себе в кабинет. Сел на стул. Задумался. Казалось, у него никогда не было так мало времени для размышлений и обобщений, как сейчас, когда он вел это расследование.
Раздался телефонный звонок. Валландер быстро снял трубку. Это был Сведберг.
— Как прошла пресс-конференция? — спросил он.
— Немного хуже, чем обычно. Как у вас?
— По-моему, тебе стоит приехать. Мы нашли фотоаппарат с пленкой. Собираемся ее проявить. Нюберг уже здесь.
— Можно ли считать установленным, что Рунфельдт вел двойную жизнь и занимался частным сыском?
— По-видимому, да. Но мы обнаружили и еще кое-что.
Валландер напряженно ждал продолжения.
— Мы думаем, что на пленке снят его последний клиент.
«Именно, что „последний“, — подумал Валландер. — Других уже не будет. Все».
— Сейчас приеду, — сказал он.
Валландер вышел из здания полиции. В лицо ему ударил порывистый ветер. По небу одна за другой быстро неслись тучи. Пока Валландер шел к машине, он подумал про птиц: интересно, летят ли они ночью в такой сильный ветер?
По дороге на Харпегатан Валландер заехал на бензозаправку. Он чувствовал себя усталым и опустошенным. Ему вспомнился дом, который он никак не соберется посмотреть. Отец. Захотелось увидеть Байбу.
Валландер взглянул на часы. Что же в действительности проходит — время или его жизнь?
Однако он слишком устал, чтобы долго думать над этим.
Валландер завел мотор. Часы показывали без двадцати пяти восемь.
Вскоре он уже припарковал машину на Харпегатан и спустился в подвал.
Они напряженно вглядывались в контуры, проступающие на пленке. Чего ждал или на что надеялся Валландер, стоя рядом со своими коллегами в темной комнате, неизвестно. Красноватый свет придавал происходящему оттенок непристойности. Проявкой занимался Нюберг. Нога еще болела, и он повсюду прыгал на костылях. Едва Валландер появился в подвале на Харпегатан, Анн-Бритт шепнула ему, что Нюберг пребывает в необыкновенно дурном расположении духа.
Пока Валландер сражался с журналистами, они тоже не сидели сложа руки. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что Ёста Рунфельдт занимался частным сыском. И, судя по документации, не менее десяти лет. Самые ранние из найденных документов датированы сентябрем восемьдесят третьего года.
— Его деятельность была достаточно ограниченной. Семь-восемь клиентов в год, не больше. Такое впечатление, что это было для него своего рода хобби.
Предварительный анализ клиентуры позволил Сведбергу сделать следующие выводы:
— Больше половины случаев связаны с обвинениями в неверности, — сказал он, проглядев свои записи. — Причем, как ни странно, его клиенты в основном мужчины.
— А почему это странно? — спросил Валландер.
Сведберг не сразу нашелся, что ответить.
— Мне это показалось странным, — наконец буркнул он. — Но я в таких делах не разбираюсь.
Сведберг не был женат, и никто не слышал, чтобы у него был роман с какой-нибудь женщиной. Ему уже перевалило за сорок, и, похоже, холостяцкая жизнь вполне устраивала его. Валландер кивнул Сведбергу, предлагая продолжить.
