Ей вдруг стало до слез жаль этого тихого, не приспособленного к автомобильной технике интеллигента, попавшего в такую передрягу на грязной осенней дороге.
– Снимайте куртку, ее нужно повесить куда-нибудь, пусть высохнет. И с брюками надо что-то придумать, в них нельзя ехать, они же мокрые насквозь.
– Можно утюгом высушить, – предложил Чистяков. – Здесь есть утюг?
– Не знаю, я им не пользовалась. Но наверняка где-то есть.
Она поймала недоуменный взгляд мокрого гостя и с улыбкой пояснила:
– Это дача наших друзей, мы здесь всего на месяц поселились, поэтому не всегда точно знаем, что где находится и есть ли оно вообще. Леш, посмотри там, наверху, какие-нибудь Пашкины штаны, Валентина Николаевича надо быстренько переодеть, пока он окончательно не простудился.
– Спасибо, – филолог, казалось, окончательно смутился и растерялся. – Столько хлопот из-за меня… Право, не стоит, я поеду…
Он еще долго стеснялся и порывался уехать, а Настя и Леша его уговаривали, объясняя, что никаких хлопот он им не доставит, что гладить свои брюки он будет сам, что воду для чая варит чайник, а обед готовить им все равно придется, тем более мясо уже заказано и его скоро принесут. Наконец все как-то улеглось, утюг нашелся, а вместе с ним и гладильная доска, филолог из колледжа занялся делом, из магазина принесли отличную парную телятину, и Чистяков взялся за мясо, а жене поручил то, что нельзя испортить, – чистку картофеля.
– Я вот тут думаю, – неторопливо изрек Леша, отирая тыльной стороной ладони слезы, выступившие от репчатого лука, – приревновать тебя, что ли? Так, для разнообразия.
– Это к кому же? – неподдельно удивилась Настя.
– Да к нашему гостю незваному. То ты его страсть как не хотела, а потом, когда разглядела поближе, кинулась уговаривать остаться. Как это можно расценить?
– Как нормальное человеческое отношение. – Она ловко выковырнула из картофелины черный глазок. – Некоторые называют это добротой. Но таким холодным математикам, как ты, такое понятие неизвестно.
– Зато это понятие хорошо известно циничным милиционерам, которые от рождения отличались редкостным эгоизмом. Асенька, пойми меня правильно, я совершенно не против, что он остался, более того, я считаю, что ты поступила благородно и гуманно. И если я в этом деле не проявил инициативу первым, то исключительно потому, что был уверен: тебя это рассердит, ты этого не одобришь. Тебя всегда раздражают посторонние люди в доме, особенно если это требует от тебя каких-то усилий и хлопот. То, что ты сделала, совершенно не в твоем характере. Я имею полное право удивиться по этому поводу.
Она бросила в кастрюлю с водой очередную очищенную картофелину и осторожно почесала голову кончиком ножа.
– Леш, я сейчас скажу тебе одну вещь, только не смейся сразу, ладно?
– Ладно, – согласился он покладисто, – сразу не буду. Потом посмеюсь.
– Понимаешь, ничего в жизни не бывает случайным. Это только на первый взгляд кажется, что все происходит как броуновское движение. На самом деле во всем, в каждом столкновении двух частиц, есть тайный смысл, который может быть непонятным в первый момент, но который потом обязательно проявится.
– Глубокая мысль, – Чистяков с трудом сдержал усмешку, памятуя свое обещание не смеяться сразу. – И что из этого следует?
Но Настя скрытую усмешку все-таки заметила и рассердилась.
– Ничего не следует. Раз тебе смешно, я больше говорить не буду.
– Ну все-все, – он снова отер глаза, – прости. Продолжай, пожалуйста.
– Я поняла, – она внезапно улыбнулась. – Я просто не с того начала, не так объясняю. Давай я начну с другого конца.
– Валяй.
– Есть такое правило: будь благодарен всему, что с тобой происходит и тебя окружает. Ты сейчас не спрашивай, что это за правило и откуда оно взялось, я потом расскажу. Просто прими за аксиому, что оно есть. И вот я очень долго над ним думала, примеряла к своей жизни, к тому, что со мной происходит. И знаешь что получилось? Даже те события, которые меня ужасно злили, или расстраивали, или я считала их лишними в своей жизни, мешающими, обременительными и все такое… так вот по прошествии времени эти события оборачивались чем-то хорошим для меня, чем-то полезным. Понимаешь? То есть, что бы ни случилось, нужно твердо знать, что это в конце концов обернется к твоему благу, и благодарить судьбу за это. Даже когда происходит что-то очень горькое, очень тяжелое, и тебе кажется, что это невозможно пережить, все равно надо верить, что вот ты это переживешь и приобретешь новую мудрость, новое понимание жизни, новое отношение к ней.
– Замечательно. Только я не вижу в этом ничего смешного. Над чем я должен был смеяться-то?
– Короче говоря, все, что происходит, для чего-то нужно. И если сегодня в нашем доме оказался этот грязный филолог, то это тоже для чего-нибудь нужно. И нельзя было его просто так отпускать. Конечно, если бы он ужасно торопился и рвался уезжать, тогда мы его отпустили бы, и это было бы правильно. Но он не торопился и не рвался, он хотел уехать только потому, что ужасно стеснялся и не хотел обременять нас лишними хлопотами и своим присутствием. То есть объективно все было за то, чтобы он остался. Он не случайно оказался сегодня с нами. Значит, это для чего-то нужно. Все. Теперь можешь смеяться. Я закончила с картошкой, принимай работу.
– Ха-ха-ха, – раздельно произнес Чистяков. – Откуда в тебе этот фатализм? Это тебя Дюжин напичкал такими сверхидеями?
– Ну, Дюжин, – угрюмо подтвердила Настя. – Леш, если ты с чем-то не согласен, это не значит, что это глупо. Просто ты с этим не согласен, и все.
– А ты согласна?
– Я – да.
– Ну и ладно. – Он улыбнулся, запустил руку в кастрюлю с начищенным картофелем, поворошил клубни, проверяя качество очистки, и удовлетворенно кивнул: – Картошку ты чистишь хорошо, и за это я готов многое тебе простить. И поскольку ты у меня мастер по построению версий, ну-ка расскажи, зачем в нашей с тобой жизни нужен этот литературный недотепа.
– Не знаю, – призналась она. – Может быть, во время разговора он скажет что-нибудь, одну фразу или хотя бы слово, и это натолкнет меня или тебя на интересную мысль. А если бы мы от него этого не услышали, то сами не додумались бы. Или вдруг окажется, что у него жена или близкий друг – самый-самый-пресамый крупный специалист по больным ногам и как раз мой случай – это его специальность, он именно по таким болезням диссертацию защищал. Или выяснится, что его родной брат – владелец или директор огромного банка, и им для каких-нибудь компьютерных дел нужен именно такой специалист, как ты, и они завтра же готовы взять тебя на работу, предоставить тебе немыслимый оклад и трехкомнатную квартиру в центре Москвы.
– Слушай, как ты с такой фантазией ухитряешься преступления раскрывать, а? Я-то думал, у меня жена – железный логик, а она оказалась кремлевским мечтателем. Вернее, болотниковским. А еще вернее – болотным. Ты много видела докторов физико-математических наук, которые сидели бы в банках на компьютерах? Там в основном мальчики-яппи подвизаются.
А кстати… была же у нее мысль спросить у Лешки, а она все забывала. Вот и вспомнилось к слову.
– Леш, – Настя оживилась, – ты ничего не слышал про доктора наук Волкову Аниту Станиславовну? Она должна быть по твоей специальности.
– Волкова А.С.? Была такая, но как-то незаметно. По-моему, даже красивая.
– Что значит «была, но незаметно»?
– А то и значит, что в сборниках периодически попадались статьи, подписанные этим именем. И даже, кажется, в каких-то монографиях я ее встречал в списке авторского коллектива. Пару раз она выступала на конференциях, очень давно. Но ничего выдающегося. Ни открытий, ни новых направлений, ни собственной школы. Она небось даже не профессор.
– Не знаю. А что это значит, если она не профессор?
– Это значит, что у нее нет учеников. Под ее руководством не защищались диссертации. Если бы у нее была хоть одна толковая монография, написанная не в соавторстве, а ею лично, с ее собственными оригинальными идеями и подходами, я бы тебе с ходу рассказал, что такое Волкова А.С.
– А разве так бывает, что ты доктор наук, а тебя никто в твоей науке не знает, кроме ближайшего окружения?
– Еще как бывает. Сплошь и рядом. Докторов уйма, а имен среди них – единицы. Твоя Волкова – доктор, но не имя. Она давно докторскую защищала?
– Давно, лет семнадцать назад примерно.
– Ну вот видишь! Она уже семнадцать лет доктор наук, а в науке за эти семнадцать лет от нее что осталось? След какой-нибудь заметный? Научная школа? Толпы учеников? Она не ученый, Асенька, а пшик, дутая величина. Уровень добросовестного старшего научного сотрудника, не более.
– Но она же докторскую все-таки написала, – возразила Настя. – Значит, не такой уж она пшик.
