понял, что происходит с Велико.
— Значит, вы его видели у родника?
— И в винограднике, но все больше возле имения, — кивнул головой один из сторожей.
Велико отпил больше половины бутылки вина и низко склонился над столом.
— Должно быть, нам суждено одним махом все и закончить, — проговорил он таким тоном, что все удивленно посмотрели на него. — Староста, выставить засады у родника, на винограднике, а также возле домов, которые тебе укажет бай Станьо. А мы с тобой, бай Станьо, — прямо в имение. Сегодня ночью жди меня у дуба на кургане. Дальше будем все решать вместе, — приказал Велико.
— Постой, нельзя же так! — схватил его за руку староста. — Ладно, все будет, как ты хочешь, но ведь никто пока не приставил нам нож к горлу. В кои-то веки ты появился у нас, и вот тебе раз — сразу уходишь. Хоть вино допей да расскажи что-нибудь про политику. Носятся слухи, что западные силы ополчились на нас. Так как же: дадим сдачи или сами сдадимся?
— Мы никогда не сдавались и теперь не склоним покорно головы. — Велико отвечал на вопрос, а сам думал о своей батарее, о солдатах и об отце и сыне Велевых. — Удвоить посты и без моего разрешения никому их не покидать! — Он взял фуражку и снова обратился к баю Станьо: — С тобой мы договорились.
При выходе из трактира кто-то опять окликнул Велико, но он не услышал. Он торопился, боясь, что каждая потерянная минута может стать роковой. Вскочил на коня и понесся галопом.
Один только бай Станьо догадывался, что творится у Велико на душе, но молчал. Ведь ему так приказали.
Насчет себя Стефка уже решила все. Теперь пришло время подумать о Жасмине. Стефка никогда не допускала и мысли, что настанет день, когда им придется расстаться, что их дороги разойдутся и им не суждено будет встретиться. А она все еще ожидала обещанного ей года счастья. А потом? Стефка теперь понимала, что подошла к самому страшному в жизни — к полному одиночеству и утрате всего того, что принадлежало ей, могло принадлежать ей. И возврата нет...
Фаэтон то и дело подскакивал на ухабистой дороге, и всякий раз Стефка чувствовала прикосновение локтя Жасмины. Она посмотрела на свою потемневшую от солнца руку с набухшими венами, а потом перевела взгляд на ее руку — загорелую, но такую нежную, молодую.
«Она сильная, потому что ей не приходится ночами томиться в одиночестве, потому что ей есть чем их заполнить, потому что все это заслуженно выпало на ее долю. Столько лет я мечтала о такой полной любви ночи, долгой, бесконечной, уносящей в вечность и пролетающей, как один миг. Может быть, я и ее любила потому, что в ней заложена красота жизни и она обладает всем тем, чего сама я лишена. А возможно, это вовсе и не любовь...
Предыдущую ночь Бодуров провел у Стефки и только на рассвете ушел спать к себе.
— Саботаж, повсюду саботаж, — сказал он и вместо ее руки сжал трубку, которую она ему подарила когда-то сразу после их помолвки.
— А что потом? — спросила она, хотя поняла его слова.
— Потом наступит разруха, начнется неверие в их силы. А тогда — наш двойной натиск: как в самой стране, так и извне, — и победа.
— А после этого?
— Возврат всего, что было у нас отнято. Мы примем меры, чтобы никогда уже не повторилось падение, которое нам довелось пережить.
— Один из батраков нашел в конюшне взрывчатку, — сказала Стефка, стараясь при этом посмотреть в глаза Бодурову. — Он прибежал ко мне, потеряв и разум, и дар речи. И я...
— Отпустила его? — Бодуров вскочил, но она снова вернула его в постель.
— Заперла его в погребе. Ждала тебя, чтобы ты распорядился, как с ним поступить.
— Опять я! Все трусят, все предают... Следующей ночью мы отправляемся.
— Вдвоем? — Стефка встала на колени.
— И ты, и Жасмина. Путь свободен. Осталось завершить одно маленькое дельце. Мне нужен Венцемир Велев. Он сейчас находится под домашним арестом. Ему не доверяют. Мы должны вытащить его оттуда. Пусть удар обрушится целиком на семью Велевых. Изменников всегда расстреливают те, кому они продались.
«Как страшно», — подумала Стефка. Ей предстоит оторваться от своей земли, от всего того, что придавало ей силы. И вдруг она вспомнила: сегодня у Жасмины свидание с Венцемиром.
— Где же состоится встреча? — Бодуров возбужденно смотрел на нее, а она пыталась угадать его намерения. В последнее время что-то в нем ее пугало больше, чем когда бы то ни было раньше. Никогда еще она не чувствовала себя столь беспомощной.
— У нас в доме.
— А Жасмина здесь?
— Она никого к себе не пускает.
— Чудесно! Ты побудешь с ней. Пусть она чувствует, что не одинока. Пусть все убедятся, что мы здесь, что мы — часть их жизни. Потом пойдешь к полковнику и под террасой оставишь пакет с взрывчаткой. Но смотри, чтобы тебя никто не заметил.
— Я боюсь, — прижалась к нему Стефка.
Бодуров склонился над ней, положил руку на ее грудь и поцеловал обветрившиеся губы.
— Ты же у нас самая бесстрашная женщина. Теперь я понимаю, что без тебя моя жизнь была бессмысленной.
— Неужели придется оставить дом?!
— Не думай об этом. Помни только о нашем счастье, — ласкал ее Бодуров, а ее сердце, сбившись с ритма, отвечало торопливыми, нервозными ударами.
— Ляг, ляг рядом. Хочу чувствовать тебя рядом с собой. Хочу убедиться в том, что ты не мираж, — шептала Стефка, забыв о страхе и сомнениях. Лишь от него она слышала такие прекрасные слова, и это делало ее счастливой до беспамятства.
Бодуров снова поцеловал ее и встал.
— Наступит и наше время. Приготовься в дорогу. Собери все необходимое. Я буду в погребе. Сегодня ты меня больше не ищи...
Он ушел. В комнате осталось лишь эхо его голоса, а в душе — боль от сознания того, что с наступлением дня они
