– Здравствуйте, Егор Борисович, – произнес Тарасов, стараясь вложить в голос все сочувствие и желание помочь, которые он испытывал. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, вполне нормально, – отвечал референт.
Они сели.
– Я был просто потрясен, когда узнал о вашем аресте, – сказал Алексей Константинович. – Потрясен и возмущен. Я уже выразил свое возмущение главе Следственного комитета и Генеральному прокурору, изложил им свои соображения по этому поводу. И я хочу вас заверить, что буду добиваться вашего освобождения всеми возможными средствами. Использую все рычаги, которые только есть в моем распоряжении! Если потребуется, дойду до самого верха!
– Спасибо, – вновь поблагодарил Алмазов. – Мне Борис Львович уже передавал ваши слова… и пожелания… Я весьма признателен. Только мне кажется, что добиться моего освобождения будет довольно трудно. Мне кажется, они собираются затеять большой процесс с моим участием. Я там буду главной фигурой. Но ударить они хотят не по мне или Николову – по вам. Поэтому они тоже будут нажимать на все рычаги, но с другой целью – чтобы оставить меня здесь.
– Так они вас обвиняют в связях с Николовым? – спросил Тарасов.
– Ну да. В создании фонда, на счет которого поступали неконтролируемые денежные средства, а главное – в том, что эти средства поступали из организации «ННН».
– И как же мы будем отвечать на эти обвинения? – спросил Тарасов, повернувшись к адвокату.
– Я уже говорил Егору Борисовичу, что у нас есть два основных пункта защиты, – заявил Бортник. – Во-первых, мы категорически отрицаем элемент сговора с мошенником Николовым. Вы, Егор Борисович, должны твердо запомнить и все время повторять, что у вас не было встреч с Николовым и вы не заключали с ним никаких договоренностей, в том числе и устных. Пусть следователь предъявляет вам чьи угодно показания о том, что такие встречи были, – вы должны упрямо твердить, что их не было.
– Но сам Николов может подтвердить, что такие встречи были, – возразил Алмазов. – И что мы с ним договорились о…
– Ни о чем вы не договорились! – воскликнул Бортник, блеснув очками. – Мало ли что скажет известный обманщик! И потом, чтобы он что-то сказал, им надо его еще поймать. А насколько мне известно, пока это не удается сделать. Господин махинатор очень умело спрятался.
– Так Николов не арестован? – удивился Алмазов. – Да, это хорошо… хорошо… Но какой смысл отрицать наличие договоренностей, если он перечислил в наш фонд свыше миллиарда рублей? Мне следователь так и говорит: зачем бы он стал перечислять, если у вас не было договора?
– Но вы, я надеюсь, не попались на эту удочку? – с тревогой спросил адвокат. – Не подтвердили, что такие встречи были, что договоренности тоже были?
– Нет, я делал, как вы сказали, – тупо твердил, что знать ничего не знаю, – отвечал Алмазов. – Хотя, если честно признать, мне трудно отрицать очевидные вещи и утверждать явную нелепость.
– Какую именно нелепость, позвольте спросить? – вскинул голову Бортник.
– Что Николов перечислял нам… то есть в наш фонд деньги просто так. Скажем, из патриотических соображений.
– А вы и не должны это утверждать! – возвысил голос адвокат. – Это не ваше дело – разбираться в мотивах поступков господина Николова! Это их задача, а не ваша.
– Хорошо, а какой второй пункт вашей… то есть нашей, защиты? – прервал их диалог Алексей Константинович.
– Второй пункт состоит в том, что Егор Борисович не снял с этого счета ни рубля, – объяснил адвокат. – И вот это утверждение является чистой правдой, не так ли?
– Да, так, – подтвердил Алмазов. – Пока что происходила только аккумуляция средств. Использовать их предполагалось в будущем, в случае возникновения кризиса. И только по распоряжению Алексея Константиновича.
– Надеюсь, этого вы своему следователю не сообщили? – спросил Бортник.
– Нет, что вы! – воскликнул референт. – Алексея Константиновича я ни разу не упоминал! Я только рассказал о целях фонда… его задачах… И тут, признаюсь, сказал, что это не моя личная разработка, а позиция всего министерства.
– Это пусть, – разрешил адвокат. – С министерства и взятки гладки.
– А я не считаю, что мое участие в этом деле надо так тщательно скрывать, – заявил Тарасов. – Наоборот! Надо его афишировать! В конце концов, скрыть его и не удастся. Ведь если Егор Борисович будет утверждать, что создал фонд без моей санкции, лишь по собственной инициативе, это будет выглядеть крайне подозрительно и усилит позиции обвинения. Нет, наоборот: Егор Борисович должен всячески подчеркивать, что действовал по моему указанию.
– Но это может стать поводом для того, что предъявить обвинение уже вам, – заметил Бортник.
– Ну, на это они вряд ли решатся, – усмехнулся Тарасов. – Руки у них коротки. Так что я предлагаю менять линию защиты. Валите все на меня. Пусть я буду козлом отпущения.
– Решение, конечно, благородное, но… Не знаю, не знаю… – пробормотал адвокат.
– Время свидания окончено! Прощайтесь! – донесся до них откуда-то из-под потолка металлический голос охранника.
Все трое встали.
– Может быть, вам все же что-то необходимо? – спросил у Алмазова вице-премьер. – Какие-то лекарства… Или помощь врача?
– Нет, я правда нормально себя чувствую, – сказал Алмазов, улыбнувшись.
– Что касается ноутбука, этот вопрос, я думаю, мы решим буквально завтра, – пообещал Тарасов. – И в дальнейшем, если что-то будет необходимо…
Но охранник уже вошел в комнату и встал возле Алмазова.
– До свидания, Егор Борисович! – сказал Тарасов.
– До свидания, Алексей Константинович! – отвечал ему подчиненный.
Обратно по тюремным коридорам шли молча. И только когда сели в машину, Бортник спросил:
– А вы почему так уверенно говорили о том, что завтра решите вопрос с ноутбуком? Что, Быстров дал положительный ответ?
– Нет, – покачал головой вице-премьер. – Быстров как раз ответил отрицательно. Беседа с ним не дала никакого результата. Но я сегодня вечером должен встретиться с человеком, имеющим гораздо больше полномочий, чем Быстров. И я надеюсь на взаимопонимание.
– Что ж, отлично, если так, – сказал адвокат. – А то… Парень держится, но состояние у него угнетенное. Я же вижу. Он сейчас очень нуждается в поддержке, в каких-то обнадеживающих известиях. А ему отказывают в возможности работать, в свидании с девушкой… Хорошо, хоть вы его поддержали. Эта ваша линия: «Валите все на меня» – это для него важно. Не знаю, правильно ли это с точки зрения защиты, но для него сейчас это просто необходимо.
– Вот это для нас главное, – сказал в ответ Алексей Константинович.
Машина остановилась возле конторы Бориса Бортника. Адвокат распрощался, вышел из машины. Выруливая со стоянки, водитель спросил:
– Куда теперь, Алексей Константинович? Домой, наверно? Время-то позднее…
– Нет, не домой, – отвечал вице-премьер. – Едем в министерство. И ты пока не уходи. Возможно, еще выезжать придется.
– Так точно! – по-военному ответил водитель. – Буду ждать.
Разумеется, в ведомстве вице-премьера на вечернее время имелись дежурные водители, и основному водителю Тарасова не было никакой необходимости сидеть в гараже день и ночь. Но сегодня был особенный вечер: на сегодня у Тарасова была назначена встреча с главой президентской администрации Александром Салтановым. Эта встреча решала очень многое. И Алексей Константинович, человек вообще-то не суеверный, что называется, дул сегодня на молоко: он хотел, чтобы все прошло без сучка без задоринки и чтобы вез его именно этот водитель, которого он хорошо знал и которому доверял.
* * *
Что всегда раздражало Тарасова в кабинетах и коридорах Кремля, так это чрезмерная, кичливая пышность: обилие позолоты, дорогих пород дерева, слоновой кости, инкрустаций. То же самое относилось и к убранству президентской администрации. Но после назначения Салтанова вице-премьер, посетивший кабинет нового руководителя, отметил, что обстановка там стала гораздо скромнее. Позолоченные кресла в стиле ампир, золотые ручки дверей, толстые ковры, дорогие зеркала – все это исчезло, сменилось обычной мебелью, какой были обставлены все правительственные кабинеты.
Это, казалось бы, незначительное обстоятельство вкупе с несколькими важными решениями главы администрации привело Тарасова к мысли, что Александр Салтанов, возможно, является человеком, близким ему по духу и с ним можно будет договориться. Не заключить союз – нет, это было бы слишком хорошо, – но поддерживать хорошие партнерские отношения. «Человек – это стиль, – говорил сам себе вице-премьер. – Безвкусие, стремление к показной роскоши говорят об умственной ограниченности владельца кабинета, его спеси. Простота, отсутствие собственного стиля еще ни о чем не говорит. Но, может быть, за ней скрывается равнодушие ко всему внешнему? Увлеченность работой?» В известной степени и его нынешняя надежда на помощь Салтанова в деле вызволения Егора Алмазова из тюрьмы тоже покоилась на этом представлении.
