И вот сегодня Алексея Константиновича ожидал в здании администрации Президента сюрприз – крайне неприятный сюрприз. Едва вице-премьер вошел в холл, его ослепило сверкание золота, блеск хрусталя, бившее в глаза великолепие. Убранство президентской администрации стало еще роскошнее, чем прежде. И на лестнице снова были толстые ковры, и в приемной, куда он вошел в сопровождении дежурного помощника главы, – инкрустированные столики и музейного вида кресла.
– Я вижу, вы сменили обстановку, – сказал Алексей Константинович сопровождавшему его молодому человеку. – Указание, что ли, такое было?
Он еще надеялся, что перемена действительно вызвана указанием из Кремля – его хозяин был известен своей любовью к роскоши.
– Зачем же нам указания? – ответил помощник. – Александр Александрович и сам понимает важность внешнего антуража. Обстановка должна соответствовать статусу учреждения. У нас тут не какое-нибудь министерство водных ресурсов, сами понимаете.
– Да, конечно, конечно, – сказал Тарасов, чувствуя, что его уверенность в успешном исходе нынешней встречи куда-то улетучивается.
И в кабинете, куда Алексея Константиновича вскоре пригласили, было все то же: ковры, гобелены, золото и яшма. И поднявшийся навстречу гостю хозяин кабинета уже не казался человеком нового поколения, дельным управленцем.
Как и планировал, Тарасов начал разговор не с того вопроса, ради которого, собственно, пришел, а издалека. Заговорил о тарифной политике, о возникших в правительстве острых разногласиях вокруг тарифов. Салтанов слушал внимательно, в нужных местах кивал, в других вставлял реплики, а когда вице-премьер закончил, начал излагать свои соображения – очень дельные, правильные. Потом заговорили о положении дел в банковском секторе, о ставке Центробанка, и снова хозяин кабинета высказал здравые суждения, которые вполне мог озвучить и сам Тарасов. И у Алексея Константиновича снова возникла надежда на благополучный исход переговоров.
– Тут неожиданно возник еще один вопрос, который требует вашего вмешательства, – сказал вице-премьер, когда приготовленные загодя хозяйственные темы были исчерпаны. – Дело в том, что кто-то в Следственном комитете проявил рвение не по разуму. Пять дней назад они неожиданно задержали моего помощника Егора Алмазова. Предъявили ему совершенно надуманное, вздорное обвинение в мошенничестве. Егор Борисович – честнейший человек, мой ближайший помощник. Я беседовал и с Быстровым, и с Генеральным прокурором, но взаимопонимания не нашел. Я чувствую, что без вашего вмешательства это нелепое дело прекратить не удастся.
– А в чем конкретно обвиняют этого вашего помощника? – спросил глава администрации.
– Ему ставят в вину то, что он участвовал в создании специального фонда, предназначенного для поддержки моногородов и кризисных отраслей в условиях экономического спада, – принялся объяснять вице-премьер. – Я вам уже докладывал и на заседании правительства говорил, что такой спад весьма возможен. Причем более глубокий, чем в прошлый раз. Нам понадобятся свободные средства, помимо Резервного фонда и средств самого бюджета. Поэтому я принял решение о создании такого фонда, в котором накапливались бы свободные денежные средства. Это целиком моя инициатива, Алмазов в данном случае выступал лишь в роли исполнителя. Таким образом, его хотят судить за то, что он выполнял свои служебные обязанности, и хорошо выполнял. Полнейший абсурд!
– Но я слышал, что основным источником средств в этом вашем фонде стали поступления от пресловутой фирмы «ННН», – заметил Салтанов. – Это в самом деле так?
Это был нехороший вопрос. И сам по себе он был скользкий, неприятный – такой, которого лучше избежать. И то, что он был задан, причем в такой вот доверительной беседе, можно было расценивать как плохой знак. Уж в доверительной беседе вполне можно было без этого вопроса обойтись. Однако он возник, и надо было отвечать.
– Да, я решил пойти на сотрудничество с этой организацией, – сказал Тарасов.
Это было не совсем правдой – предложение о сотрудничестве с пирамидой Николова внес Алмазов, это было его «ноу-хау». Однако Алексей Константинович не напрасно сказал сегодня своему подчиненному, что возьмет вину на себя и станет козлом отпущения. Он действительно принял такое решение, и теперь его выполнял.
– Я принял такое решение, исходя из следующих соображений, – продолжил свои объяснения вице-премьер. – На тот момент фирма Николова еще не была объявлена незаконной, и сам он не подвергался уголовному преследованию. Таким образом, сотрудничество с ней нас ничем не могло опорочить. И я решил, что если часть своих сверхвысоких доходов господин Николов перечислит в государственную казну, это будет не так плохо. Деньги пойдут на полезное дело. Мы же принимаем взносы от различных коммерческих структур, от бизнес-сообществ.
– Конечно, принимаем, – согласился Салтанов. – И даже иногда закрываем глаза на некоторые нарушения, которые позволили нашим партнерам получить эти деньги. Но в данном случае я вижу некое несоответствие. Смотрите: вы сказали, что деньги от этой сомнительной структуры поступают в государственную казну. Думаю, что если бы дело обстояло именно таким образом, ни у Павла Федоровича, ни у Геннадия Илларионовича не возникло бы никаких вопросов к вашему помощнику, который был причастен к этому делу. Но деньги-то поступали не в казну!
Глава президентской администрации встал и начал прохаживаться по кабинету; Тарасову невольно пришлось то и дело поворачиваться, чтобы не упускать его из виду и быть готовым в случае необходимости тут же подать реплику или дать ответ на вопрос.
– Деньги поступали в созданный вами и вашим помощником фонд, – продолжал свою речь Салтанов. – Создание которого, заметьте, не обсуждалось ни на заседании правительства, ни у нас в администрации. И опять же: создание такого особого фонда не является чем-то предосудительным. Всем нам приходится время от времени принимать срочные тактические решения, не соблюдая некоторые формальности. Подобное нарушение формальных процедур вполне возможно – но лишь до тех пор, пока эти решения не сопровождаются сомнительными обстоятельствами. Понимаете, что я хочу сказать? Ваш помощник пострадал потому, что наложились один на другой два момента: не вполне законное создание фонда и поступление в означенный фонд средств из мошеннической структуры. Поэтому у наших правоохранительных органов и возникло подозрение, что само создание фонда и его деятельность являются мошеннической операцией.
Ситуация была ясна. Надежды на помощь Салтанова не оправдались. Дальше вести беседу не имело смысла. Но Тарасов не мог смириться с поражением; ему еще казалось, что можно что-то исправить, как-то убедить собеседника в своей правоте.
– Ну так и пусть они задают свои вопросы мне! – воскликнул он. – Ведь это я принимал оба решения – и о создании фонда, и о привлечении средств Николова! Но нет, они не решаются предъявить обвинение мне лично. Они задерживают человека, который лишь исполнял мои приказы. Цель ясна: бросить тень на меня, а также на тех, кто поддерживает мою линию в правительстве. Но ведь эту линию в последнее время и вы поддерживаете, Александр Александрович!
– Мне кажется, вы излишне политизируете этот вопрос, – заявил в ответ Салтанов. – У меня нет никаких сомнений, что глава Следственного комитета и Генеральный прокурор не строят таких коварных планов в отношении вас. Они просто выполняют свои обязанности.
– То есть вы считаете, что никакой борьбы в правительстве и вокруг него не ведется? – спросил Тарасов.
– Почему же? – пожал плечами глава президентской администрации. – Какая-то борьба всегда идет, это нормально. Но такой борьбы, о которой вы говорите, – нет, я ее не вижу. Не вижу интриги с целью свалить или опорочить вас.
– А вы знаете о группе, которую создал Игорь Юрьевич Безбородов? – спросил вице-премьер.
Он бросал на стол последнюю козырную карту. Бросал, не слишком надеясь на выигрыш – просто смысла больше не было эту карту при себе держать.
– Группа? – удивился Салтанов. – Какая группа?
– Ну как же, – сказал Алексей Константинович. – Я полагал, Точилин вам сообщил. Ему полагается знать о подобных группировках.
– Нет, мне ничего не докладывали, – признался хозяин кабинета.
Было заметно, что он заинтересован. Скептическое выражение, с которым он рассуждал о причинах ареста Алмазова, исчезло с его лица.
– Группировка создана еще два года назад, – начал рассказывать Тарасов. – В нее входят три человека. Один – отставной генерал КГБ, затем ФСБ, двое остальных находятся в ранге заместителей министров внутренних дел и Генпрокурора. Кроме того, часто привлекают коллег из Минобороны и ФСБ. Собираются регулярно у Безбородова. Обсуждают положение в стране и мире, ищут в органах российской власти агентов вражеского влияния, намечают пути устранения таких агентов, изменения проводимой политики. Используют при этом те рычаги, те возможности, которые дает каждому из них служебное положение, а также связи в государственных структурах. И, конечно, главным «агентом влияния» у них значится ваш покорный слуга. Вот почему я так уверенно говорю об ударе, который хотят нанести по мне, арестовав моего помощника. Так проводится линия безбородовского кружка. В данном случае ее проводят через заместителя Генпрокурора, который, несомненно, имеет влияние на Петрова.
