Приняв влево и встав позади «Бенца», Боб снова набрал скорость и ударил автомобиль атакующего в левый задний фонарь. Скрежет металла по металлу пронизал весь «Шеви», руль едва не вырвался из рук, но Боб снова обрёл контроль над ним и ещё раз таранил оппонента. Более крупная машина завиляла, отражая неудачные попытки своего водителя поймать управление, который в итоге затормозил, сорвался на юз, в облаке пыли унёсся через полосу и обочину в придорожную траву слева, где и остановился.
Суэггер же втопил педаль, и «Шеви», на удивление быстрый, полетел вперёд. Боб свернул направо на первом крупном перекрёстке, затем налево на следующем, после чего вскоре остановился на краю дороги возле ресторанчика, перед которым стояло несколько такси.
— Давай, выходи, — сказал он. — Тут такси. Он тебя довезёт до самого Ивано-Франковска. Наличные нужны?
Рейли выглядела несколько ошарашенной и встряхнула головой, чтобы собраться с мыслями.
— Я в порядке.
Боб залез в поясную сумку с деньгами, скрытую его рубашкой поло и достал пачку американских соток.
— Держи. Жду моего звонка. Сиди тихо, не ходи никуда. Сегодня, может, дольше — не знаю.
— Я думаю, мне следует остаться с тобой.
— Кэти, я видел ствол. Это АК-74, очень мощный. Одна очередь по машине — и мы оба покойники. Это всё по-настоящему и очень серьёзно. Я не могу потерять тебя и не могу волноваться о тебе. Так что выходи, добирайся до города, сиди тихо и жди звонка.
Боб оставил её на обочине и тронулся дальше, въехав в странный город. Хаха, тут был музей пасхальных яиц с огромным украинским яйцом, стоящим перед музеем. Наконец-то он это увидел.
Добравшись до дороги, ведущей из города, Боб без малейшей мысли о конечной точке притопил педаль, несясь так быстро, как было возможно — дорога была практически пустая — и ограничивая скорость лишь вследствие необходимости избегать разнообразных раскопок на дороге, постоянных ремонтов и изредка попадающихся медленных грузовиков.
Он вёл машину и думал, думал, думал… Но не о том, кто пытался убить его — хоть и пытался, но мысли его постоянно стекали в иное русло — нескладность в вопросе выстрела по Грёдлю. Следовало признать, что Людмила промахнулась.
Дело было в расстоянии. Если она целилась по мосту, то наилучшим местом для выстрела (и единственным местом) был тот высокий холм к юго-востоку — тот, поросший более светлой растительностью. Это располагало её в пятистах ярдах. В наше время, имей она весь день и винтовку по своему выбору, возможность пострелять и оценить попадания — она добилась бы цели. Но не в разгаре войны. У неё был только выстрел, что называется, «с холодного ствола». Единственные винтовки, что были ей доступны — да и то он не знал, добралась ли она до них — это Маузер K98k или Мосин 91 без оптики, а с такими аппаратами выстрел с холодного ствола на пятьсот ярдов — чертовски трудное дело.
Боб понял, что произошло. Они заманили Людмилу, зная, что она рискнёт сделать дальний, невозможный выстрел и отдаст жизнь за этот шанс — один на миллион — и выдаст себя. Это был план Грёдля, его игра.
Они использовали честь снайпера против снайпера.
Стоит ли теперь кипятиться об этом? С тех пор семьдесят лет прошло. Так почему же он опять стал прежним Бобом? Почему его вновь обуяла лихорадка убийства?
* * *
Рейли расположилась на задних сиденьях такси, везшего её в Ивано-Франковск. Она, так же, как и Боб, погрузилась в мысли, но приходила лишь к новым и новым вопросам.
Тут в её сумочке зазвонил телефон. Она схватила его и ответила:
— Суэггер?
— Суэггер? Какой, к чертям, Суэггер?
Это был Марти, редактор иностранного раздела «Вашингтон Пост», звонивший из своего офиса на Пятнадцатой улице.
— Прости, Марти, я ожидала звонка от друга.
— Сколько у вас там времени?
— Около трёх ночи.
— Долго не спишь. Тут восемь. Но я рад, что не разбудил. К завтрашней вечерней редактуре нам нужен обзор для сайта.
— Что? — переспросила Рейли, в мыслях имея то же, что и любой иной репортёр в таких ситуациях: «Вот дерьмо-то…»
— Помнишь Стрельникова? Ты брала у него интервью. Путин только что назначил его министром торговли.
Она знала, что Стрельников был крайне правым, националистом, которого боялась и ненавидела так называемая «либеральная» фракция Москвы. Миллиардер, решивший пойти в политику — вроде как русский Майкл Блумберг. Однако, этот пост для него был на удивление ничтожен, так что этого шага никто не понимал.
— Дашь нам всякое про Стрельникова? Кто он, откуда он, что делает и всё такое, что ты знаешь?
— Конечно. Я сейчас в дороге, но скоро приеду и перешлю файл через пару часов.
Она была втайне довольна. Лучшее средство от нервозности — это работа. Теперь она могла похоронить себя в безнадёжно абсурдном Стрельникове — миллиардере, позёре и мошеннике, одном из тех странных, богатых людей, которых все репортёры ненавидели за то, что им позволялось делать реальностью свой нарциссизм силой долларов. Это отвлекло её от исчезновения Боба.
* * *
Суэггер ехал всю ночь до тех пор, пока солнце не показалось над горизонтом, затем набрал номер.
— Да?
— Суэггер Стронскому.
Телефон замолчал. Спустя пять минут он позвонил.
— Что случилось? — спросил Стронский.
Боб объяснил ситуацию.
— Избавься от машины, — сказал Стронский. У них есть номера, машину они ищут. Скинь в деревне и садись на первый автобус из города. Машина — это смерть, но ты будешь в порядке, если отделишься от неё.
— Ты думаешь, что эти парни зарядили полицию, и теперь копы ищут машину?
— Это Украина, друг. Всё возможно.
— Ладно, понял.
— Я организую тебе отход. Тебе нужно убираться оттуда, Суэггер. Как в прошлый раз.
— Но, как и в прошлый раз, мне тут ещё нужно кое-что сделать. Мне нужно вернуться в Яремче и осмотреться. Сможешь подобрать меня там?
— Буду работать над этим. Но не шляйся, как дурак. За тобой серьёзные люди идут.
— Кто же? — спросил Боб, думая. Бандиты? Полиция? Наёмники олигархов?
— Я слышал, что один деятель набрал пять-шесть бойцов для выездной работы. Проверил это дело через полицейские источники, так вот: эта группа отбыла на Украину с большими чемоданами.
— Кто? — спросил Суэггер.
— Тебе это понравится. Я знаю, на кого этот деятель работает. И знаю, кто его контролирует и кто ему платит.
— Кто?
— Американцы.
Новая дислокация боевой группы фон Дрелле Окраина Станислава Середина июля 1944 года
— Меня беспокоит не сама война, — сказал Вилли Бобер. — Не перспектива смерти или увечий и не жизнь в русском лагере для военнопленных за полярным кругом. Это всё ерунда. Меня беспокоят сортиры.
— Война, определённо, была бы куда как забавнее без сортиров, — ответил фон Дрелле.
Оба сидели над грубо пропиленными круглыми дырками в грубой доске над ямой не далее чем в ста метрах от их новой империи — также весьма грубой. Она состояла из шести палаток на грязном поле — каждая на четверых. Даже с отстёгнутыми клапанами палатки нисколько не защищали от украинской жары середины лета, так что многие десантники в жаркие ночи предпочитали спать снаружи.
Питались они в столовой Четырнадцатой панцергренадёрской дивизии, к чьей обширной танкоремонтной мастерской они примыкали. Такова была награда героям Чорткива. Ни на минуту тут не смолкал рёв двигателей «Тигров» и «Пантер», которых ремонтники старались вернуть в строй как можно больше, так что машины-монстры заводили свои двигатели регулярно, чтобы разогнать истончённое жарой масло. Это всё было необходимо для войны, но уничтожало любой намёк на удобство и постоянно топило деревню Двадцать первой десантной дивизии в выхлопных газах.
— Я думал, мы герои, — посетовал Вилли. — У тебя как минимум — сколько? Пятнадцать, двадцать Железных Крестов?
— Зрить нужно в корень, — ответил Карл. — Мне не хватает ванных Андриевского дворца. Не хватает простыней, декора, чувства порядка. Мы тут как в гитлеровских молодёжных лагерях в тридцать шестом, скоро «Хорста Весселя» петь будем.
— Вот бы ты пристрелил того арабского гомосека, — отозвался Вилли.
— И сколько тогда бумажной работы будет?
— Что касается бумажной работы — на сегодня я закончил, потому что бумаги тут нет.
Не поворачиваясь, Карл протянул ему последний номер «Сигнала». Вилли быстро пролистал его и остановился на статье «Духовная сущность национал-социализма».
— Это пойдёт, — объявил Вилли и вырвал несколько страниц, применив их по назначению и с особенным удовольствием употребив героическое фото Вождя.
Застегнувшись и сойдя со своего трона, он вышел за занавесь, обеспечивающую укромность.
