— Плохо. — премьер сунул руки в карманы костюма, от чего тут же стал напоминать простого рабочего мужика. — Передай, пусть повысят активность на участках.
— Каким образом? — Здольник смотрел на премьера заворожённым взглядом.
Идиот. Но, преданный. — подумал премьер и высказал собственное предложение решения задачи:
— Пусть наши люди возьмут автомобили и ездят по пенсионерам и инвалидам. Одним словом, по всем домам, откуда не явились на выборы избиратели. В каждый дом. К каждому старику. К каждому инвалиду. Мать их в душу…
* * * 15.38, по Киевскому времени
Сергей Александрович Кривошеенко вошёл в кабинет кума лёгкой, танцующей походкой.
— Вызывал, Николаевич?
Козаченко кивнул головой в сторону кресла.
— Садись. Как дела на Майдане?
— Всё о-кей. — указательный и большой палец начальника личной охраны кандидата в президенты образовали кольцо. — Сцену установили. Через час на ней будут работать артисты. Люди съезжаются. Размещаем их, распределяем по «бригадам». Палатки стоят. Большой монитор установили. Повозиться, правда, пришлось. Но ничего, справились. Николаевич, что ты на меня так смотришь? — Сергей Александрович сразу отметил, что-то странное в настроении кума.
— Причина на то имеется. — Козаченко встал, подошёл к старому другу, и наклонился над кумом. — Ты «Таврию» возле нашего входа видел?
— Конечно. Прикольно, да, — Кривошеенко весело рассмеялся, пока ещё не понимая, что происходит. — В центре Киева, с московскими номерами, и со взрывчаткой.
— А тебе откуда про взрывчатку известно? — тут же зацепился за последние слова начальника охраны Козаченко. Андрей Николаевич ожидал, что кум начнёт прятать глаза, изворачиваться но тот отреагировал вполне спокойно и безмятежно.
— Так ведь, Николаевич, я сам их туда поставил.
— Как сам? — Козаченко непонимающим взором уставился на собеседника. Тот выдержал паузу и добавил:
— Мои люди нашли двух «лохов» в Москве. Один из них месяц, как покинул места не столь отдаленные. Второй — его дружок. Предложили им, якобы, перегнать тачку из России в Украину. Груз в багажник положили сегодня утром, пока они спали в Чернигове. Вот такие дела. Как тебе мой рекламный трюк?
— Какой, к чёртовой матери, рекламный трюк? — голос Козаченко сорвался на крик. — Ты понимаешь, что натворил? Теперь вся милиция на ногах.
— Правильно. — согласился Кривошеенко. — И не только милиция. Вторичное покушение на кандидата в президенты, да ещё в день выборов! Такого никто и предположить не мог. Милиция тех идиотов арестовала? — поинтересовался Кривошеенко.
— Нет, ты ничего не понимаешь. — указательный палец Андрея Николаевича упёрся в грудь начальника охраны. — Небольшое детальное расследование, и вся твоя афёра раскроется, как блеф при карточной игре.
— Перестань. — отмахнулся Сергей Александрович. — Сегодня никто этим делом заниматься не станет. Посадят в «обезьянник». Закроют до конца голосования. Вспомни, чем сейчас занимается весь оперативный состав? А? Правильно. Выборами. Поддержанием порядка. Так что, никому и в голову не взбредёт допрашивать тех дебилов, хотя бы до завтрашнего дня. А мы используем факт их ареста в рекламной цели. По «Свободе» уже показали материал об аресте?
— Только бегущей строкой.
Теперь с места вскочил Кривошеенко:
— Уроды, интересно, за что я им «бабки» плачу? — он выхватил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и быстро набрал номер.
— Где журналист, который должен был находиться перед штабом ещё час назад?
Что ответили Кривошеенко с другого конца провода, Козаченко не расслышал, но, судя по ответу Сергея Александровича, оправдание телевизионщиков начальника охраны не удовлетворило.
— Вот что, дорогуша, — когда кум начинал так говорить, Козаченко всегда ощущал в себе волну неприязни к старому товарищу. Ещё со студенческих лет. Тот имел такую способность, одной фразой с определённой интонацией унизить человека настолько, что тот чувствовал себя оплёванным с ног до головы. — Или вы начинаете нормально работать, или я проведу некую аудиторскую проверку в вашем ведомстве. Через сколько твой репортёришка смонтирует материал? Через два часа? Через час! Понял? И не более.
Кривошеенко отключил телефон, но в карман не положил. Сжал в кулаке.
— Во как, Николаевич. Совсем оборзели! Оказывается, мало купить телеканал и частоту. Нужно ещё купить каждого журналюгу, по отдельности, чтобы работали, как следует. И ведь деньги на моём детище гребут неплохие. Нет, всё мало.
— Что ты намерен делать? — устало поинтересовался Козаченко. Чёрт его знает, может кум и прав в своих действиях.
— Сделаем телерепортаж с места событий. Запустим в эфир, — Кривошеенко вскинул руку, приоткрыв часы на запястье, — Сейчас три… В пять часов. И прогоним раз пять, через каждые полчаса. Поверь мне, эффект будет.
— Не успеют. — тяжело выдохнул кандидат в президенты. — До пяти не успеют.
— За те деньги, что они могут лишиться, поверь мне, сделают. — уверенно тряхнул головой Кривошеенко и снова приложил к уху мобильный телефон.
* * * 16.13, по Киевскому времени
Геннадий Сергеевич прошёл в центр собранной ещё вчера сцены, с которой он будет вести на всю страну телемарафон о результатах второго тура выборов президента. Художники — оформители, как отметил Молчуненко, особую изобретательность не проявили. Всю заднюю часть стены украшали большие предвыборные плакаты обоих кандидатов в президенты. С левой стороны от камер, оформители изобразили украинский девичий венок, на фоне пшеничного поля, ленты которого имели цвета национального флага Украины: жёлтый и голубой. Внутри венка виднелась надпись: КОЗАЧЕНКО — ТАК! Плакат предвыборной кампании премьер-министра, разместившийся с правой стороны тоже особой оригинальностью не отличался. На зелёном фоне белели огромные печатные буквы: ЯЦЕНКО — СТАБИЛЬНОСТЬ, УВЕРЕННОСТЬ, БУДУЩЕЕ! И портрет кандидата. Никаких дополнительных рисунков, излишеств. Между плакатами, по центру подиума, установили тумбу для ведущего, в результате чего Молчуненко, как бы, оказался меж двух враждующих лагерей. Геннадий Сергеевич усмехнулся: а ведь так оно и есть. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Но в данном случае и выбирать было не из чего. Одно другого стоило. Однако, как, какими словами дать понять людям, что их снова использовали? И те, и другие. Дилемма.
— Геннадий Сергеевич, вы готовы?
Молчуненко тряхнул головой:
— Да.
— В таком случае, — редактор телемарафона подошёл к нему, протянул листы с текстом, — начни с обзора дня, после дашь «мостик» к выступлению Тараса Коновалюка.
— Из штаба Яценко?
— Совершенно верно.
— Что-то экстраординарное?
Редактор повёл плечами:
— Пока неизвестно. Но они настаивают на выходе в прямом эфире. Так что будь готов ко всему.
* * * 16. 25, по Киевскому времени
Редактор вскинул руку сведя большой и указательный пальцы в кольцо. Всё «о'кей». Данный жест у него обозначал одно: закругляйся. Заканчивай мысль двумя — тремя предложениями. Пора делать «мостик».
— Итак, — Молчуненко слегка кивнул головой. Понял. — По последним сводкам, как бы сказали в военное время, пока на избирательные участки пришло 43 % населения Украины. По сравнению с первым туром, это на четыре процента меньше, чем пришло людей на избирательные участки на данное время двадцать восьмого октября. Но, день впереди, и будем надеяться, избирательная активность населения нашей страны увеличится. А у нас сейчас состоится прямой эфир со штабом Владимира Николаевича Яценко.
На мониторе высветился зал кинотеатра «Дніпро».
Интересно, подумал Молчуненко, что любопытного нам собираются передать.
Объектив вывел на передний план Тараса Коновалюка. Небольшого роста, с глубокими залысинами, круглым лицом, тонкой полоской усов и большими, грустными глазами, Тарас Гнатович Коновалюк мало походил на своего отца, основателя национального движения «Украинское сопротивление», погибшего восемь лет назад, при довольно загадочных обстоятельствах в автомобильной катастрофе. После его смерти «Сопротивление» разделилось на несколько течений и партий, а сын покойного Гната Петровича, после активного участия в маршах протестов против ныне действующего президента, неожиданно для всех оказался в стане премьер-министра.
Молчуненко несколько раз встречался с Коновалюком, и пришёл для себя к выводу, что более трагической фигуры в украинском политикуме, чем Тарас Гнатович найти было невозможно. В стане оппозиции к нему относились как к предателю дела отца, причём доходило до того, что сына погибшего политика в прошлом году, в годовщину дня рождения Гната Петровича, не допустили не только до могилы, но даже до ворот кладбища. В команде же премьер-министра многие депутаты не могли простить Тарасу Гнатовичу его активную позицию против президента, с которым большинство из них поддерживали самые тёплые отношения.
