Молчуненко повернулся в сторону второго политолога.
— Чтобы наш телемарафон не превратился в диалог двух людей, не скажете ли вы нам своё видение данной проблемы.
Николай Федорович Ясюк тяжело вздохнул:
— Может вы не поверите, но я, лично, совершенно не понимаю смысла экзит-полов. Окончательные результаты выборов объявляет только Центральная избирательная комиссия. Только ей предоставлена возможность определить, кто победил, а кто проиграл. Вот я сейчас слушал обоих оппонентов. И знаете, о чём думал? Я пытался вспомнить, когда впервые появился экзит-пол. И с чем его появление было связано.
— Извините, но сейчас не тот момент, чтобы вспоминать историю возникновения каких-то социологических исследований. — перебил политолога Круглый. — Меня больше волнует, что происходит на избирательных участках. Вы знаете, сколько в Донецкой области проголосовало по открепительным талонам? Нет? Цифра измеряется тысячами людей. Можете себе такое представить. Тысячи! Тарас Гнатович, а ведь это ваша, так сказать, родная вотчина.
— Любой факт нарушения должен быть зафиксирован вашими наблюдателями. — начал было отвечать Коновалюк, но Олег Петрович не дал ему договорить.
— А вы знаете, в каких условиях работают наши наблюдатели? Сначала их не пускали на избирательные участки. Потом им угрожали. Начиная с того, что уволят с работы, и заканчивая физическими методами воздействия. Как вы считаете, подобное явление в нашей стране нормально: издеваться над людьми за их убеждения?
— Ненормально.
— В таком случае, — Круглый самодовольно откинулся на лёгкую спинку высокого стула, на котором сидел, — Наберитесь совести, найдите хоть частичку её, чтобы сказать самому себе: мы проиграли. И тогда не придётся стыдливо опускать глаза перед молчаливым народным взором. Наш кандидат пришёл с конкретной программой улучшения благосостояния народа Украины. И народ ему поверил. И пошёл за ним. А вы мешаете народу сделать правильный выбор.
— Простите. — резко остановил Олега Петровича Молчуненко. — Ваши слова можно отнести к агитации за вашего кандидата в президенты. А так, как в день выборов любая агитация запрещена, то я прошу прервать эфир, и объявляю рекламу.
Когда первый рекламный ролик пошёл по экрану, Геннадий Сергеевич подошёл к Ясюку, и, хитровато прищурившись, спросил:
— И как, Николай Фёдорович, вспомнили, когда появились экзит-полы?
— А я и не забывал. — политолог достал из кармана конфету, и, развернув обёртку, кинул леденец в рот.
— И когда же?
— Когда появилась вся эта лобуда, под названием «бархатная революция». Точнее, когда незаконный, никого и ни к чему не обязывающий экзит-пол стал подменять результаты официальной, законной Центральной избирательной комиссии. Опасная, знаете ли, игрушка. Те, кто ею пользуются, забывают об одном. После них, а вполне возможно, что и против них, такой штукой могут воспользоваться в любой момент другие, не разделяющие их точку зрения, политики. Либо люди, жаждущие подвинуть власть, точнее, спихнуть. Но самое смешное, в данной ситуации, заключается в следующем: если они не признают тот экзит-пол, который выдвинут против них, то под сомнение попадут их собственные результаты выборов. Палка о двух концах. И какой конец не держи, а всё равно бьёт в лоб.
* * * 18.09, по Киевскому времени
Синчук сразу определил, где находятся его люди. Сотрудники областного управления службы безопасности одевшись только в цивильное, окружили площадь по периметру, выставив усиленные группы людей, по два — три человека, в центр, непосредственно перед площадкой. Также выставили посты и за сценой, откуда, по предположению руководства, должны были появиться лидеры оппозиции.
Резко похолодало. Снег, который начал сыпать ещё с утра мелким порошком, теперь валил крупной, режущей кожу, крупой.
Станислав Григорьевич, убедившись, что всё под контролем, хотел, было, спуститься в подземный переход, где, наверняка, ещё работали мини — кафе, как вдруг увидел знакомую фигуру, стоящую у перехода.
— Богдан Васильевич?
Петренко от неожиданности вздрогнул, и обернулся на зов.
— Вы? — голова политика завертелась на триста шестьдесят градусов. — Зачем вы подошли? Вы отдаёте себе отчёт, что нам нельзя общаться в этом месте?
— Отчего? Да перестаньте вертеть головой. Вы своим поведением больше привлекаете внимания, чем я вопросом. Майдан, господин Петренко, на то и устроен, чтобы на нём встречались незнакомые люди. А мы с вами знакомы. Вы ведь были на даче моего шефа вместе со своим босом? Вот и алиби, если оно, конечно, вам нужно. Кстати, Богдан Васильевич, спасибо за информацию о подготовке к данному мероприятию. — Синчук кивнул головой в сторону палаток. — Вы насколько долго собираетесь топтаться на Майдане?
— В смысле? — не понял Петренко. Депутату был неприятен и разговор, и сам подполковник.
— В том плане, если проиграете выборы, будете сворачиваться, или как?
— Вы что, смеётесь над о мной? — обиделся политик.
— Простите. Долго здесь стоять тошно, вот и хочется хоть как-то подбодрить себя. Кстати, Богдан Васильевич, передача плана действий вашего штаба в стан премьера, случайно, не ваших рук дело?
— С чего вам подобное взбрело в голову?
— Хотя бы потому, что вы в последнее время попали в большое доверие у Козаченко. Да и во вражеском лагере у вас сохранились связи. Как ни крути, а вы, Богдан Васильевич, самая идеальная фигура.
— Для передачи информации?
— Нет. Для того, чтобы вас подставили. — Синчук шмыгнул носом. — Кофе не желаете? Я бы, честно говоря, чем-нибудь сейчас согрелся.
— Нет. — отрицательно мотнул головой Петренко. — Не хочу, чтобы меня после расспрашивали: куда и зачем я ходил с сотрудником СБУ?
— Ваше дело. Что-нибудь заслуживающее внимание ещё имеется?
— Нет.
— Тогда до будущей встречи.
* * * 18.18, по Киевскому времени
— Алло, Андрей Николаевич? — голос, глухо звучавший в телефонной трубке, был незнаком Козаченко.
— Да, я вас слушаю. — Андрей Николаевич, сам не осознавая, что делает, быстро оглянулся по сторонам. — Кто вы? Откуда у вас мой номер телефона?
Незнакомец не ответил ни на один вопрос кандидата в президенты.
— Час назад ваши люди, точнее ваш кум, совершили небольшую, но, довольно серьёзную ошибку. Передайте своему начальнику охраны, чтобы тот материал, который сделали журналисты со «Свободы» ни в коем случае не вышел в эфир. В противном случае, ваш приход на пост президента может оказаться под угрозой.
— Не понимаю… — начал было говорить Козаченко, но тихий голос его перебил.
— Пока те люди из «Таврии» находятся в милиции, никакого репортажа об их аресте не должно появиться в эфире. Ни в коем случае! Мой вам совет: ждите. Сейчас мои люди работают над вашей проблемой. Нам необходимо время, чтобы перевезти задержанных в СБУ.
— Вы выполняете приказ Тимощука? — тут же спросил Козаченко, но на том конце связи нажали на кнопку отбоя.
18.32, по Киевскому времени
Игорь Юрьевич купил у продавца лотка на Майдане шерстяной шарф лимонного цвета, с надписью с обоих концов «ТАК!», повязал его себе на шею, поверх воротника купленного в универсаме длиннополого пальто, и в таком виде вернулся в толпу.
К этому времени на эстрадной площадке, посредством новейшей компьютерной техники и широкого, метров двадцати в длину и ширину квадратного экрана, транслировали прямой эфир из Центральной избирательной комиссии. Председатель ЦИК объявлял о том, какой процент избирателей проголосовал на данный момент. Перед импровизированной сценой стояло, по меньшей мере, тысяч десять — пятнадцать человек. То тут, то там слышался смех, песни, кто-то выкрикивал лозунги штаба Козаченко. К словам председателя, как понял Игорь Юрьевич, особо никто не прислушивался.
Гость столицы Украины медленно обошёл площадь, дважды выпил кофе, закусил бутербродом, купленным в гастрономе, находящемся рядом с Майданом, и ещё раз сделав обход площади, вернулся к своему автомобилю, припаркованному возле Дома художников, в двухстах метрах от Лядских ворот.
* * * 18.51, по Киевскому времени
Густав Велер в последний раз посещал столицу Украины пять лет назад, когда новорождённая оппозиция только поднималась на ноги, и его, как специалиста по так называемым «переходным вариантам», прислали в страну исследовать, насколько можно рассчитывать на победу только что появившейся на свет партии «Незалежна Україна». В те дни он подал «наверх» негативный отчёт о деятельности украинской оппозиции. Во-первых, Велер так и не смог для себя понять, чего же хотят добиться господа украинские демократы, социалисты и националисты? Естественно, кроме того, что хотят захватить власть. Складывалось такое ощущение, будто кроме власти, как таковой, их более ничто не интересует. Деньги и власть — чуть ли не у каждого ведущего политика можно было написать на лбу. Но, партия с такими интересами долго просуществовать не в состоянии. Это аксиома. К тому же, всех политиков, независимо от партийной принадлежности, объединяло ещё одно желание, которое Велеру и вовсе было непонятно. Новые украинские демократы, да и не только они, хотели, точнее, жаждали, чтобы в стране абсолютно не работали законы. То есть, чтобы они принимались, но не выполнялись. Чтобы правосудие было купленным. Конституция размыта. А все финансовые потоки находились под контролем небольшой группы людей. В кулуарах парламента, со всех сторон только и слышались негромкие словечки, брошенные в мобильные телефоны, типа: «подмазать», «забить стрелку», «откат». В такой обстановке работать, к тому же делать ставки на какую либо конкретную политическую силу, не имело никакого смысла. А раз он, специалист с многолетним опытом, не смог свести концы с концами, то куда уж это сделать простому украинскому обывателю. А значит, как сделал тогда вывод Густав Велер, на поддержку населения нечего рассчитывать. Во-вторых, ни одна из данных сил толком не гарантировала тесных связей с западными партнёрами. Говорить с будущими инвесторами о вкладах в экономику Украины при таких раскладах не могло быть и речи. Весь вывод из отчёта Густава Велера укладывался в одно слово: нестабильность. При любой власти. Эксперты сделали свои выводы, и на время оставили оппозицию в покое. Что и отразилось на её проигрыше в парламенте.