И все же...
— И все же мы люди. Потому-то и придуманы такие слова, как «ошибся», «раскаиваюсь», «смягчающие вину обстоятельства...».
— А разве раскаяние не родная сестра малодушия, товарищ майор? — продолжал солдат.
— Это зависит от того, в чем и как ты будешь раскаиваться. Все должно исходить из сердца.
И солдат ушел.
Комната, в которой находились задержанные, была совсем маленькая. Обыкновенная комната для караульного помещения. Драган курил у входа. Он заметил меня.
— Хочешь их сам допросить? — спросил он.
— У меня есть для этого основания.
— Не буду тебе мешать. Что-то опять голова раскалывается.
Я приказал часовому никого не впускать к нам и открыл дверь. Двое солдат на деревянных нарах. Я сразу же узнал второго юношу. Он работал на огороде нашего полка.
Оба тотчас же вскочили. Кочо встал и прислонился к стене, не зная, куда девать глаза.
— Почему вы сдались? — спросил я.
Они не ответили на мой вопрос.
— Не думаете ли вы, что молчание вам поможет? — обратился я уже только к ездовому.
— Я боюсь тюрьмы.
— А пули не боишься?
— Я вышел вперед, чтобы меня убили, но они не стали стрелять.
— Уж лучше бы ты выстрелил в меня, чтобы было за что умереть.
— Да как такое могло прийти вам в голову?.. Да я никогда... — В его глазах блеснули слезы.
— Вытри глаза!
Он провел рукавом по лицу и снова застыл.
— Я пришел, чтобы сказать тебе, что и сейчас не стыжусь того доверия, которое оказывал тебе. А ты плюнул на него.
— Я хочу умереть.
— Это легче всего. Жить — куда труднее.
— Уж лучше пусть я умру. А этот не виновен. Я его заставил уйти со мной.
Мне нестерпимо трудно было и дальше держаться в таком же духе. Я понимал всю трагичность ситуации, однако ничем не мог помочь, не мог успокоить их. Он жив и останется жить, но не это было самым главным. Он не оправдал доверия, а теперь снова хотел его завоевать, хотя бы ценою своей смерти.
Второй солдат заплакал, как ребенок.
— Пешо, хватит! — приказал ему ездовой, и тот замолк.
Мне нечего было им больше сказать. То, что ездовой сообщил в письме, оказалось правдой, а мне больше ничего и не нужно было. Он не обманул меня.
Я вышел из комнаты. Драган стоял у самой двери. Сигарета дымилась в его руке.
— Ну как, доволен? — спросил он, когда я поравнялся с ним.
— Я не обманулся.
— Что ж, значит, опять я окажусь виновным?
— Солдаты понесут наказание, но ни в коем случае они не должны быть приговорены к смертной казни, — ответил я.
— Ты говоришь так, словно перед тобой стоит жандарм, — сказал Драган.
— Я говорю с тобой, Драган. А станешь ли ты жандармом или нет, жизнь покажет. Не только служебное положение, которое мы занимаем, создает нам имя, — ответил я.
— Займись-ка лично третьим батальоном. Павел чересчур молод.
— А ты займись теми, кого считаешь уже обезвреженными. Буквально несколько дней назад Стефка Делиева посетила мой дом.
— Наконец-то ты заговорил по-человечески, — сказал Драган.
— И старый Велев навестил меня в штабе. Его замучили сын и прежние связи сына с этой дамой. Ничего больше он не сказал, но остальное подразумевалось. Международное положение обострилось, вот они стараются обострить еще и внутреннее положение в стране.
— Ты все еще слепо доверяешь Жасмине, — остановился Драган и впился взглядом в мое лицо.
— Ей я доверяю больше, чем себе, — ответил я.
— Ты политически ограниченный человек, браток. Я вызывал ее к себе без твоего согласия.
— Ты?..
— Партия и власть — это не мы с тобой. Крайне необходимо, чтобы и Жасмина разобралась в некоторых вещах.
— И ты считаешь, что ты единственный человек, который может проделать эту работу?
— Возможно, что да!
— Теперь я понял, почему Венета решилась на самосожжение! — выпалил я не сдержавшись. Реакция Драгана была неожиданной. В таком состоянии мне никогда раньше не приходилось его видеть.
Драган с силой сжал мою руку, словно хотел закрепиться на этой земле, и долго смотрел мне в глаза, а потом жестко проговорил:
— Я убью и собственную мать, если она ополчится против того, что составляет смысл моей жизни.
— И ты считаешь, что именно тогда ты и выполнишь свой долг перед родиной?
— Не только считаю, но и чувствую всем своим существом. Плевать я хотел на твоего ездового и на твоих мнимых врагов. Подлинные враги среди нас. Они точат ножи, чтобы всадить их нам в спину, но этого не случится. Запомни это хорошенько. Это говорю тебе я, Драган...
— Ты хочешь мне внушить, что наши дороги расходятся?
— Как тебе больше нравится, так и толкуй. Я не уступлю.
— Тогда и ты запомни, что и я не уступлю! Никто не должен уступать, если он борется за правду.
Все это произошло перед обедом. Потом я ушел к себе в кабинет и пробыл там до сумерек.
Я послал передать Жасмине, чтобы она ждала меня дома, но ее не застали. Искал Павла, но он пропадал где-то в поле на занятиях.
Потом он сам пришел, чтобы договориться со мной о встрече через час.
Я понял, что никто уже не располагает временем для другого, и близится день, когда наши дороги разойдутся.
Когда я шел в трактир на условленную встречу с Павлом, с той стороны, где располагался наш полк, послышалась стрельба.
Но я не стал спешить. «Что бы я ни сделал, я буду там уже слишком поздно», — подумал я.
Я перешел вброд небольшую речушку и, подойдя к воротам, увидел фаэтон.
— Нападение, товарищ майор! На склады в Бутовом поле, — доложил мне связной. Глаза его лихорадочно блестели.
— Я слышал стрельбу.
— Беглецов обнаружили ребята из третьего батальона. Они как раз шли
