— Комбинезон мне понравился больше. Кто же платит тебе кучу денег?
— Роджер Валло.
Одри скорчила гримасу, показывая, что она не слишком высокого мнения о Валло.
— Ты его знаешь? — спросил я.
— Мы встречались. Странный тип. И что ты должен для него сделать?
— Высказать свои соображения о том, что произошло с Арчем Миксом.
Она выдержала этот удар. Лишь слегка задрожала левая рука, когда она подносила сигарету ко рту. И то я бы не заметил дрожи, будь менее внимательным.
— Ты все-таки сукин сын, не так ли?
— Возможно.
Одри встала, подошла к раковине, затушила сигарету под струей воды и бросила окурок в мусорное ведро. Затем обернулась.
— Однако это забавно.
— Что именно?
— Вы с Ловкачом очень схожи.
— Мне это говорили.
— Когда Ловкач позвонил на прошлой неделе, его интересовали только дети и я. Он расспрашивал меня не меньше пятнадцати минут. Я думала, он никогда не замолчит. Он даже предложил повести детей в зоопарк. Но я сказала, что они терпеть не могут это заведение. Тогда он переключился на меня. Как я себя чувствую? Что он может для меня сделать? Не пообедать ли нам в ближайшие дни? А затем, ненавязчиво, даже перейдя на французский, он спросил, что, по-моему, могло случиться с Миксом? Именно таким будет твой следующий вопрос, не правда ли, Харви?
— Ты совершенно права.
— Ну, я могу сказать тебе только то, что сказала Ловкачу перед тем, как положила трубку. Я не знаю, что произошло с Миксом. Мы порвали все отношения шесть недель назад. Он исчез, или его похитили месяц назад. Полагаю, сейчас он уже мертв. Иначе и быть не может.
— Это длилось довольно долго, не так ли?
Одри отвернулась от меня и начала открывать и закрывать дверцы буфета. Наконец она нашла бутылку шотландского виски. Плеснула немного в стакан, выпила, шумно выдохнула. Пила она редко. Снова налила виски в стакан, добавила воды и села за стол напротив меня.
— Ты знаешь, сколько это длилось, — сказала она. — Год. А когда он ушел, я побежала к моему старшему брату за… за чем? Утешением? Поддержкой? Поглаживанием по голове? Ну, пожалуй, я получила все, что ты мог мне дать. Но благодаря Рут поездка не пропала зря. Она позволила мне выговориться.
— Я тоже не мешал тебе говорить.
— Ты слушал меня пятнадцать минут, а потом заерзал.
— Я допустил ошибку. Я не представлял, насколько это серьезно. Ты же не впервые встречалась с женатым мужчиной.
— Я все время забываю, что являюсь главной проституткой восточного побережья.
— Я же сказал, что ошибся. Серьезно ошибся.
— Полагаю, другого извинения я от тебя не услышу.
Она отпила из стакана и вновь шумно выдохнула.
— И как только люди пьют эту гадость?
— Привыкают, — я пожал плечами. — И потом, лучше не начинать до завтрака.
— Они приходили ко мне.
— Кто?
— Полицейские.
— И как они себя вели?
— Были вежливы. Решительны. Дотошны. И в то же время чувствовалось, что они зашли в тупик. А может, они хотели, чтобы я видела их именно такими. Мне нечасто приходилось сталкиваться с полицией.
— А Микс?
— Что Микс?
— Каким показался он тебе при вашей последней встрече?
Одри зажгла следующую длинную коричневую сигарету.
— Честным. Честным, грустным и нервным.
— То есть сказал, что возвращается к жене и детям.
Она медленно кивнула.
— Странные вещи происходят с некоторыми мужчинами, когда им переваливает за сорок, иногда за пятьдесят, особенно если они рано женились. Они находят кого-нибудь помоложе и посимпатичнее, думают, что это их последний шанс, и хватаются за него. А потом у них возникает чувство вины или страха или того и другого, и они возвращаются туда, где безопаснее. Скучнее, но безопаснее.
— Ты сказала, он нервничал. Из-за ваших отношений или чего-то еще?
— Если что-то и было, мы об этом не говорили. Разговор шел о нас, искусстве, литературе, жизни, в конце концов, — она помолчала. — Он несколько раз упоминал и тебя.
— О? Надеюсь, он хорошо отзывался обо мне?
— Не очень.
— И что же он сказал?
— Он сказал, что ты человек с принципами, но без цели в жизни и ему тебя жаль.
— Ты, естественно, защищала меня.
— Я сказала, что не совсем уверена насчет принципов.
Черный седан, «плимут», все еще стоял на другой стороне улицы, неподалеку от дома моей сестры. Я видел его, когда час назад трижды проехал вдоль квартала в поисках свободного места. Хотя машина осталась прежней, за рулем сидел другой человек.
Я пересек мостовую и пошел к «плимуту». У переднего бампера я остановился, достал жестяную коробочку и начал сворачивать сигарету. Мужчина за рулем наблюдал за мной. Я кивнул и улыбнулся. Ответного кивка я не заметил. Так же, как и улыбки. Свернув сигарету, я сошел на мостовую и, обойдя «плимут» спереди, подошел к дверце водителя. Тот встретил меня холодным взглядом.
— У вас есть спички, мистер? — дружелюбно спросил я.
— Я не курю.
С широкой улыбкой, казалось, приклеившейся к моему лицу, я похлопал себя по карманам, достал спички, закурил. Затем оглядев «плимут» взглядом человека, разбирающегося в автомобилях.
— Отличная машина «плимут», — сказал я. — Это модель «фьюри», не так ли?
Мужчина коротко кивнул. Ему было лет двадцать восемь — двадцать девять. Круглое пухлое лицо с голубыми глазами и маленьким носиком не вязалось с жестким, бесчувственным ртом. Светлые волосы закрывали воротник рубашки.
— Держу пари, тут мощный двигатель, — продолжал я тоном всезнайки. — Наверное, жрет прорву бензина.
На лице мужчины отразилось легкое раздражение.
Я огляделся и наклонился к окну.
— Надеюсь, вы не похититель? — доверительно спросил я.
— Кто?
— Моя сестра живет в доме напротив, — я указал на ее дом. — Через десять минут ее дети придут домой из парка. У моей сестры есть немного денег, поэтому я подумал, а вдруг вы и ваш приятель, тот, что сидел в этой машине час назад, ну, я подумал, что, если вы решили их похитить, не следует ли мне вызвать полицию.
— Ну неужели тебе нечем заняться? — пробурчал мужчина, вытащил из нагрудного кармана бумажник и показал мне бляху и удостоверение.
— Вы не будете возражать, не так ли? — сказал я, протягивая руку. Удостоверение говорило, что я имею дело с детективом полиции Вашингтона Джеймсом Нестером. Там также указывалось, что ему тридцать лет. Внимательно изучив удостоверение, я вернул бумажник владельцу.
— Наблюдаете за ее домом? — я понимающе кивнул.
— Как тебя зовут, приятель?
— Лонгмайр, Харви Эй. Лонгмайр.
— Почему бы тебе не пойти своей дорогой, Лонгмайр?
— Вы сердитесь? — удивился я и, прежде чем он успел открыть рот, продолжил: — Вы знаете, что делает моя сестра, не так ли? Она сидит в модном халате, который просвечивает насквозь, и пьет шотландское, хотя до обеда еще далеко.
— Послушай, приятель…
— Полагаю, мне надо пойти к ней и рассказать, как вы разглядываете ее прелести. Слава богу, наши отец и мать не дожили до такого позора, — я печально покачал головой и похлопал по дверце. — Ну, детектив Нестер, благодарю вас за увлекательную беседу.
Я повернулся и пошел к дому Одри. Позади заурчал мотор «плимута». Я обернулся. «Плимут» медленно отъехал от тротуара и влился в поток машин. Нестер даже не взглянул на меня. Но я все равно помахал ему на прощание.
Как и Джорджтаун, вашингтонский район Фогги Боттом (Туманная долина) когда-то славился лишь трущобами, и жили там преимущественно негры. Потом туда перебрался Государственный департамент, и совсем не стало туманов, хотя все еще есть люди, утверждающие, что с появлением этого уважаемого учреждения туман над Фогги Боттом значительно сгустился.
Фогги Боттом теперь считается престижным районом, то есть земля там стоит дорого, и Жан-Жак Ле Гуи, мой дядя Ловкач, естественно, не мог поселиться в менее фешенебельной округе. Его дом находился на Квин Эннс Лейн, и найти место для машины там было еще сложнее, чем в Джорджтауне. Однако спустя пятнадцать минут мне удалось прибиться к тротуару.
Двухэтажный, пастельной голубизны дом отделял от улицы дворик размерами с ковер в гостиной. Хозяин дома приложил немало сил, чтобы превратить дворик в японский сад. Там был даже крохотный пруд с маленьким мостиком, который охранял миниатюрный каменный тролль.
Я дважды позвонил, с восхищением разглядывая толстую старинную деревянную дверь, вырезанную из той, что закрывала построенную в прошлом веке пресвитерианскую церковь. Ее снесли, чтобы построить закусочную «Макдональд». Мой дядя всегда осматривал подлежащие сносу дома в поисках изделий из дерева, витражей цветного стекла, мрамора, других интересных элементов отделки, которые он мог бы использовать у себя. Так у него появилась мраморная ванная комната с витражом, изображающим Моисея, выходящего из зарослей тростника.
