Я уже собрался звонить в третий раз, когда услышал голос дяди: «Кто там?» Он не открывал дверь кому попадя. Жители Вашингтона вообще опасались сразу открывать дверь, за исключением разве что моей сестры. Но Ловкач стал особенно осмотрительным после того, как впустил в дом сладкоголосую молодую пару. Они назвались свидетелями Иеговы, тюкнули дядю по голове и смылись, унеся с собой денег и ценностей на две тысячи долларов.
— Кто там? — повторил он, и я ответил:
— Твой бедный племянник, дядя. Пришел к тебе с миром.
Тогда он открыл дверь.
— Дорогой мальчик.
— Мне уже сорок три, дядя.
— Все еще ребенок. Мне пятьдесят шесть.
— Не прикидывайся стариком, Харви.
В общем-то, я не погрешил против истины. Он сохранил густые волосы, поседевшие лишь на висках. Соблюдал диету и не толстел. А по загорелому лицу с чуть крючковатым носом никто не дал бы ему больше пятидесяти, а то и сорока девяти. А если б я не знал, что он ничего не видит в трех футах перед собой, то никогда бы не догадался о контактных линзах в его зеленых глазах.
Дядя обставил гостиную антикварной мебелью, которую подбирал годами, поэтому я осторожно опустился на кушетку, показавшуюся мне наиболее прочной.
— Ты уже поел? — спросил он.
— Одри покормила меня.
— Понятно. Как Одри?
— Нормально.
— Я как раз смешал себе «мартини», но ты-то поел, и я могу принести тебе что-нибудь другое.
— Если можно, пиво.
Дядя кивнул, прошел через столовую в кухню и вернулся с подносом, на котором стояли высокая пивная кружка, бутылка импортного пива, бокал и маленький серебряный шейкер, как я догадался, с уже приготовленным мартини. Он поставил поднос, налил мне пива, пару раз тряхнул шейкер, наполнил бокал и пригубил его содержимое.
Ритуал закончился довольным кивком, и я спросил:
— Почему ты заинтересовался тем, что произошло с Миксом?
— Мне нравятся твои усы. Когда ты их отрастил?
— Два года назад.
— С ними ты похож на Фредрика Марча. Разумеется, молодого Фредрика Марча.
Дядя сунул руку во внутренний карман синего блейзера, достал серебряный портсигар, предложил мне сигарету, от которой я отказался, закурил сам и улыбнулся.
— Одри, естественно, рассказала тебе о нашем разговоре.
— Совершенно верно.
— Ну, можешь считать, что у меня чисто профессиональный интерес.
— Я думал, что ты на заслуженном отдыхе.
— Я ушел из управления, милый мальчик, но не из жизни. Около года назад я открыл частную консультационную фирму. Да, ты не мог знать об этом, потому что мы не виделись почти два года, не так ли?
— Примерно.
— Я получил твою рождественскую открытку. Ты тоже? Она мне очень понравилась.
— Ее нарисовала Рут.
— Как поживает эта очаровательная женщина?
— Прекрасно.
— Удивительная женщина.
— Это точно.
— А как она переносит одиночество?
— У нее есть я.
— Да, у нее есть ты и, конечно, козы, — можно было подумать, что ее спасали именно козы.
— Давай вернемся к Миксу, — предложил я.
— Но, дорогой племянник, полагаю, я должен спросить, почему ты обратил внимание на мою заинтересованность в том, что случилось с мистером Миксом?
— Роджер Валло намерен заплатить мне кучу денег, чтобы услышать, что я думаю об этом происшествии.
— Только за твои мысли по этому поводу? — он сразу вникал в суть проблемы, так что Ловкачом его прозвали не зря.
— Только за мои мысли, — кивнул я.
— Маленький Роджер, — промурлыкал Ловкач. — Кстати, я хорошо знал его папочку. Мы вместе служили в Англии. Разумеется, маленького Роджера тогда не было на свете.
— Конечно.
— Как я понимаю, он учредил фонд, чтобы разобраться в разнообразных проблемах нашего времени.
— Он увлечен заговорами, — ответил я. — Они видятся ему во всем.
— Такое впечатление, что они лезут, как грибы.
— Заговоры?
— Нет, милый мальчик, ассоциации, или фонды, или комитеты, или что-то еще, лишь бы покопаться в грязном белье. Чаще всего они видят корень зла в моих бывших работодателях.
— Разумеется, репутация управления всегда была безупречной.
Ловкач улыбнулся:
— Я предпочел бы думать, что иногда мы становились излишне беспечны.
— Микс, — повторил я. — Давай вернемся к Миксу.
— Да. Давай. Видишь ли, уйдя из управления, я не знал, чем заняться. Поэтому я поговорил с друзьями, и они посоветовали мне открыть консультационную фирму. Что я и сделал.
Я оглядел гостиную.
— И где она находится?
— Прямо здесь. Я переделал одну из свободных спален в очень уютный кабинет. В Лисбурге я нашел потрясающий письменный стол-бюро с крышкой на роликах и купил его практически даром. Теперь, входя в кабинет, я как бы переношусь в 1904 год.
Я выпил пива, достал жестяную коробочку и начал сворачивать сигарету.
— Только не просыпь табак, милый мальчик! — воскликнул Ловкач. — Я только что пылесосил.
Я постарался выполнить его просьбу.
— И кого ты консультируешь, дядя?
— Может, мне лучше промолчать?
— Даже не пытайся.
— Ну, за годы работы в управлении я приобрел определенный опыт и завоевал авторитет у моих коллег. Они рекомендуют меня корпорациям, организациям и даже частным лицам, у которых возникли трудности.
— Приведи какой-нибудь пример.
— Я приведу два. Оба относятся к промышленному шпионажу. В первом, касающемся фармакологии, виновными оказались немцы. В другом — японцы. Электроника. В Далласе. Мне это напомнило старые добрые времена.
— И какая фармакологическая корпорация обратилась к тебе за помощью?
— Валло Фармацевтикс. Забавное совпадение, не правда ли?
— Это точно.
— Молодой Роджер, разумеется, не имеет никакого отношения к деятельности корпорации.
— Это мне ясно.
Мы помолчали, не сводя глаз друг с друга, ожидая, кто первым скажет что-нибудь о зигзагах судьбы. Но желанная фраза так и оставалась невысказанной, и я спросил:
— Кто предложил тебе заняться Миксом?
— Ну, дело в том, что я заключил договор с профсоюзом.
Я покачал головой.
— Я в это не верю. Просто не могу поверить.
— Видишь ли, мой мальчик, они никак не могли связать меня с тем печальным делом в 1964 году. Кроме того, мое участие было не столь уж значительным.
— Ты завяз в нем по самые уши.
— Это не так, — сухо возразил Ловкач. — И я все время держался в тени.
— Каким образом профсоюз вышел на тебя?
— Они обратились к известному адвокату. После исчезновения Микса им требовался совет знающего человека. Адвокат предложил «Пинкертонов», но, когда выяснилось, что это сыскное бюро не жалует профсоюзы, всплыло мое имя, — Ловкач помахал рукой. — Общие друзья, знаешь ли.
— И когда это произошло?
— Четыре недели назад.
— Кто представлял профсоюз?
— Вице-президент. Уорнер Би Гэллопс. Черный джентльмен. Ты с ним знаком?
— Естественно.
— Интересно, что означает Би?
— Бакстер.
— Однако. Ну, мне показалось, что он довольно хитер. Или мне следовало сказать — умен?
— Ему не чужды оба эти достоинства.
— Как хорошо ты его знаешь? — спросил Ловкач.
— Одно время мы были друзьями, но потом он решил, что лучше дружить с Миксом, а не со мной, и наши пути разошлись.
— Вероятно, ты говоришь мне не все.
— Много лет назад он надул меня. Но если ты его спросишь, он скорее всего ответит, что это я надул его. Внутренняя профсоюзная политика. В конце концов, такова одна из причин, по которым Гэллопс стал вице-президентом.
— Оппортунист?
— Такой же, как и мы все.
— Я ни о чем не спрашивал, но мне принесли копию устава профсоюза, и там написано, что вице-президент выполняет обязанности президента, если тот умер, отсутствует или болеет.
— Мне нравится твой образ мыслей, дядя.
— Нужно же найти мотив.
— Наверное, тебя наняли именно для этого.
— Да, конечно. Мистер Гэллопс выразился предельно ясно. Кажется, я в точности запомнил его слова. Он сказал: «Вы должны сделать два дела. Во-первых, выяснить, что случилось с Арчем. Во-вторых, доказать, что я не имею к этому никакого отношения».
Я не мог не восхититься мимикой Ловкача.
— И что ты выяснил? — спросил я.
— Практически ничего.
— А полиция?
— Еще меньше.
— ФБР?
— Как всегда, ноль.
— Если я не ошибаюсь, у тебя связи и там, и там.
— Да, конечно, у меня есть несколько источников информации, и я могу позвонить старым друзьям, если возникнет такая необходимость.
— Дядя!
— Что?
— Сколько у тебя старых друзей?
Он задумался, поднес ко рту бокал с мартини.
— Даже не знаю, что тебе и ответить. Каждый год я посылаю около восьмисот рождественских открыток и получаю примерно столько же. Но я пишу не только близким друзьям.
