не собирался уклоняться.
И вот теперь это происшествие... Угол наклона был слишком велик, но танкисты не колеблясь последовали за командиром. Прошли десятки танков, но последний танк занесло, он лег на бок, а потом перевернулся. Сариев не видел, как рядовой Тинков открыл люк, высночил из танка и оказался под ним. Сариев услышал линь крик. Потом солдата извлекли из-под танка с разможженными конечностями.
Сариев думал, что сумел добиться чего-то, и вдруг — смерть, нелепая, непредвиденная. Все рухнуло, и все отвернулись от него.
...Ночь после происшествия Сариев провел в полку, все еще надеясь на спасение раненого солдата. Утром он решил пойти проведать своих детей. Он не видел их уже трое суток. Пошел, никого не предупредив об этом, но вспомнил, что ему надо явиться в суд.
Судья встретил его как старого знакомого... Снова оказавшись на улице, Сариев держал в руке свидетельство о разводе. Он был свободен от обязанностей по отношению к человеку, в которого совсем недавно верил. Теперь этот человек стал воспоминанием. Остались только дети...
Происшествие с Тинковым как-то сразу поблекло. Огнян почувствовал какой-то прилив сил. Он вошел в первый же магазин и купил все, что только попалось ему на глаза.
Руки его были заняты, и ему пришлось плечом нажать кнопку звонка. Ему очень хотелось, чтобы дети открыли дверь, с криками набросились на него и еще на лестнице развернули пакеты. Однако и после второго звонка никто не отозвался. Он сам открыл ключом дверь. Мертвая тишина в квартире поразила его.
Он вошел в гостиную. Там все было разбросано, как это всегда бывает в доме, где нет хозяина.
И в спальне никого не оказалось. Огнян чувствовал, что задыхается. Он попытался представить себе, что могло случиться, но мысли были беспорядочные, путаные. В одной из детских кроваток белел листок, вырванный из тетрадки. Огнян схватил его, прочитал: «Дети у меня. У тебя есть и другие обязанности. Я воспитал вас, как смог. Постараюсь воспитать и твоих детей.
Отец».
Огнян повертел листок в руке и опустился на двуспальную кровать. С ним всегда так случалось. Когда он решал сам что-нибудь сделать, полностью отдавая себе отчет в том, что он способен на это, кто-то становился на его пути.
Только он дал себе слово, что будет уделять больше внимания детям и жене, которая в последнее время как-то ускользала из поля его зрения, как она покинула его.
...В последнюю ночь он вернулся поздно. Дети заснули вместе, даже не раздеваясь. Вероятно, им было холодно. Стамен прижался к сестре, укрылся чьим-то пальто.
Магды не было. Огнян настолько устал, что даже не посмотрел на часы, не задал себе вопроса, где может пропадать его жена в такое позднее время.
Он укрыл детей стеганым ватным одеялом и присел на широкую постель, подложив под спину подушку.
Его разбудило тихое поскрипывание наружной двери. Потом он услышал шаги и в первое мгновение подумал, что находится в казарме. Прикосновение холодного пододеяльника и возникший перед ним силуэт жены заставили его опомниться.
Огнян не пошевельнулся, почувствовав радостную дрожь от ее присутствия. В комнате словно стало теплее, уютнее.
Его жена раздевалась рядом с постелью Стамена, а ведь прежде она всегда раздевалась и ложилась подле мужа. Магда сняла юбку, потом водолазку, и он увидел, что она без комбинации и бюстгальтера. Освещенное скудным лунным светом, ее тело выглядело стройным, словно годы его не коснулись.
Огняну захотелось, чтобы она прилегла рядом с ним и он согрел бы ее, как это делал много лет, но она надела ночную сорочку и сняла покрывало с кроватки сына.
— Я не сплю! — проговорил из темноты Огнян. — Меня вызывают в Софию, и я вернулся несколько раньше, чем закончилось занятие. — Он словно пытался оправдать свой неожиданный приход. Магда молчала. — Дети заснули, и мне не хотелось их будить, я их только укрыл. — Он снял с себя майку и нырнул под одеяло. — Похолодало! Перед отъездом я привезу еще топлива.
Последние слова застыли у него на губах. Магда, как изгнанница, свернулась калачиком на детской кроватке.
— Иди ко мне, — тихо попросил ее Огнян.
Она ему не ответила.
— На сей раз я ни в чем не виноват. Занятия, занятия... Армия, сама понимаешь. Ты как была ребенком, так ребенком и осталась, — вздохнул он, огорченный, потеряв всякое желание оправдываться.
Когда он проснулся, Магды уже не было. На кухне он нашел записку: «Не ищи меня. Я больше так не могу...»
...Огнян вынул свидетельство о разводе и положил рядом с запиской своего отца.
«Два документа, свидетельствующие о моей непригодности, — подумал он с иронией и провел рукой по лицу. — И в полку не достиг того, о чем мечтал. Тинков... Неужели именно теперь это должно было случиться? Кто же я, неудачник или никудышный человек? Вот в чем вопрос. Возможно, мое сумасбродство совсем другого рода, оно кажется необычным, и поэтому столько людей выступает против меня...» — Сариева душил кашель. Чьи-то шаги заставили его обернуться. У раскрытой двери стоял водитель его машины.
— Петров? — поднялся Сариев.
— Надо ехать в полк, товарищ подполковник. Кто-то уведомил родителей пострадавших. Матери солдат столпились около проходной, причитают. Меня послали за вами. Может быть, вы...
Сариев на мгновение замер. Врачи считали положение Тинкова безнадежным, но он все еще сохранял веру в силу человеческого духа. Зачем нужно думать о смерти, когда солдат дышит и к нему вернулось сознание?
«Слишком рано вызвали матерей!» — Он разозлился, но водитель его ждал, и у Сариева не оставалось выхода.
У дома он столкнулся с Сильвой, но узнал ее лишь тогда, когда встретился с ней взглядом.
— Так можно убить человека! — крикнула она ему вслед, но он ничего ей не ответил. Торопился к машине. — Завтра воскресенье. Я приду к тебе в гости! Пора кончать с этим отшельничеством! — Ее последние слова заглушил шум мотора машины.
Однако в воскресенье Сильва не пришла, а с понедельника, после его злополучного посещения ее дома, она и вовсе исчезла из поля зрения Огняна. Он ждал, что генерал его вызовет, но и тот не спешил. Все медлили, словно что-то для них
