– Ах, дорогая моя! – умилился Сеня. – Как чудесно, что у нас с тобой столько общих интересов! Я могу поговорить с тобой обо всем… о литературе, о музыке, о театре… не то что с этой грубой, ограниченной женщиной, с моей женой! Ее ничто не интересует, кроме еды и домашнего хозяйства! Имя бедной Лизы для нее – пустой звук!
– Или Офелии… – подхватила Лиза. – Помнишь, как она лежала в воде, увитая цветами?
– Помню ли я?! – воскликнул Сеня с глубоким чувством. – Конечно, я помню! Офелия, о, нимфа!
– Офелия… – повторила Лиза странным тоном и уставилась на что-то поверх Сениного плеча.
– Офелия, о нимфа, помяни мои грехи в своих молитвах… – продекламировал Сеня по инерции, не заметив странного тона возлюбленной.
– Офелия… она там, в воде! – испуганно проговорила Лиза, вцепившись в локоть своего спутника.
– Что ты, Лизонька! – Сеня удивленно покосился на нее. – Тебе, должно быть, показалось!
– Да вон же она, вон…
Лиза показала на темную воду возле мостков. Сквозь нее действительно проступило человеческое лицо.
В первый момент Сене показалось, что это и впрямь прекрасное лицо несчастной Офелии, обрамленное венком из белых речных лилий. Но затем, под воздействием каких-то природных сил, тело поднялось ближе к поверхности воды и стало видно, что в озере плавает вовсе не прекрасная юная дева. Лицо утопленницы (скорее – утопленника) было опухшим и безобразным, того отвратительного белесого цвета, какой приобретает человеческая плоть после нескольких часов, проведенных в воде, и обрамлено оно было не белыми лилиями, а буро-зелеными прядями водорослей.
И в довершение, словно этого было недостаточно, утопленник тянул вперед большие белесые руки с грубыми корявыми пальцами, растопыренными, как рачьи клешни, как будто хотел ухватить кого-нибудь и утянуть в подводное царство.
– Ой! – вскрикнула Лиза в ужасе и крепче вцепилась в своего возлюбленного.
Семен, однако, не проявил к ней должного сочувствия. Напротив, он оттолкнул ее и припустил вверх по склону, чтобы как можно дальше убежать от ужасного утопленника.
Бедная Лиза не удержалась на ногах и упала в воду, прямо в объятия бледного монстра. В тишине прозвучал дикий, отчаянный вопль. Неизвестно, чем в большей степени объяснялось ее отчаяние – ужасом от холодного прикосновения утопленника или подлым вероломством возлюбленного.
Семен, даже услышав вопль несчастной Лизы, не бросился к ней на помощь. Наоборот, он только прибавил ходу и через минуту скрылся за кустами.
Казалось, утопленник добился своего и вот-вот утянет несчастную женщину на дно, в безмолвное царство смерти. Однако, к счастью, на крик Лизы тут же сбежалось несколько человек, находившихся неподалеку от озера. Кто-то ловил рыбу, кто-то прогуливался вдоль берега, кто-то просто покуривал, сидя в привязанной лодке.
Первым к берегу подбежал крупный мужчина в очках. Он тут же бросился в воду и вытащил Лизу на берег вместе с распухшим трупом, который вцепился в нее, как будто не желал расставаться со своей добычей. Добровольный спасатель с трудом освободил женщину из рук утопленника, оттащил ее в сторону и принялся делать искусственное дыхание. Лиза быстро пришла в себя, но беспрестанно тряслась, визжала и повторяла что-то бессмысленное. Тогда мужчина как следует встряхнул ее и пару раз ударил по щекам. Зубы Лизы клацнули, и глаза приобрели осмысленное выражение. Она обняла своего спасителя, прижалась к его широкой груди и зарыдала.
Мужчина поглаживал ее по спине и уговаривал:
– Ну все, ну все, это же просто покойник! Он уже не может сделать ничего плохого!
Именно эту сцену застала Надежда Николаевна, когда услышала шум и прибежала на берег озера.
Уже знакомый ей рослый мужчина (любитель утренних купаний в ледяной воде) утешал рыдающую женщину не первой молодости. Мокрое платье облепило ее худую и мосластую фигуру. Зрелище, надо сказать, было не слишком приятное. Рядом же на песке лежал опухший мужской труп с широко открытым ртом и выпученными глазами, в волосах его запутались водоросли. Руки утопленника были гостеприимно раскинуты в стороны, пальцы растопырены, как будто он хотел кого-то схватить и утащить на дно озера. С невольным ужасом Надежда Николаевна заметила, что в левое ухо утопленника вцепился рак.
Тут же поблизости оказался молодой худенький парнишка из обслуги пансионата, курносый, с розовыми оттопыренными ушами – тот самый Алексей, который не так давно безуспешно пытался починить Надеждин телефон. Он не уделил должного внимания рыдающей женщине, а опустился на колени перед утопленником и запричитал:
– Дядя Паша! Да как же ты так? Да как же тебя угораздило? Да как же теперь я буду без тебя? Кто же меня теперь всему научит? Да кто же мне теперь покажет, как чинить распределительный щиток и менять предохранители? – Но, видимо, почувствовав неуместность своих слов, парнишка сменил тему: – Да как же это случилось? Ты же ведь даже не купался никогда, ты же к этому озеру и близко не подходил!
– Ага! – проговорила Надежда вполголоса, ни к кому не обращаясь. – Вот, оказывается, куда пропал тот самый мастер Черенков! Вот почему его никто не мог найти! Интересно…
В этот момент на «сцене» появилось еще одно действующее лицо: уже знакомая Надежде рыжая, коротко стриженная женщина, ревнивая жена добровольного спасателя.
Увидев своего мужа, обнимающего рыдающую особу, рыжая мегера налетела на обоих, как тайфун.
– Кобелина! – заорала она визгливым истерическим голосом. – На минуту нельзя оставить – уже с какой-то шлюхой обжимается! Дай тебе волю, ты тут со всеми…
– Лапочка! – попытался утихомирить жену героический спасатель. – Ты все неправильно поняла…
– Все я поняла, как надо! – вопила женщина. – Уж я тебя знаю как облупленного! – Тут она повернулась к рыдающей Лизе и переключилась на нее: – А ты, кошка драная, на чужих мужчин кидаешься? Своего заведи, а то я тебе последние волосенки выдеру!
Лиза от неожиданности перестала рыдать, заморгала и удивленно уставилась на визжащую особу:
– Тетенька, вы кто? Что вам от меня нужно?
– Тетенька? – Жена спасателя задохнулась от возмущения. – Да ты на себя-то посмотри! Тебе самой на пенсию пора, а туда же – с чужими мужьями обнимаешься!
Надежда, которая наблюдала за этой сценой со стороны, почувствовала в поведении рыжей мегеры какую-то ненатуральность.
«Что-то тут не так, – подумала она. – Эта ревнивая тетка явно повторяется. Те же самые слова, те же самые выражения, те же самые интонации, как тогда, когда она налетела на меня. Как заезженная пластинка. Нет в ней настоящего чувства, как будто надоевшую роль играет…» Она внимательнее пригляделась к рыжей особе и вдруг перехватила быстрый взгляд, которым та обменялась с мужем. В этом взгляде не было ни возмущения, ни ревности, а только безмолвный вопрос и ответ, каким могут обменяться на сцене актеры, играющие важную сцену.
– Интересно… – вполголоса повторила Надежда.
Она отложила свои подозрения до более подходящего случая и протиснулась к самому берегу – туда, где Лёша оплакивал своего покойного наставника.
Лёша то и дело всхлипывал, размазывая слезы рукавом.
– Ну что уж ты так убиваешься? – сочувственно проговорила Надежда Николаевна. – Все же он тебе не такой близкий родственник… Все же только двоюродный…
– А все равно жалко, – всхлипнул Лёша. – Он меня еще не всему научил… Главное дело, жалко, что так глупо помер…
– Жалко… – согласилась Надежда Николаевна. Она наклонилась и через Лёшино плечо посмотрела на утопленника.
Дядя Паша лежал, вольготно раскинувшись на прибрежном песочке. На нем были широкие штаны от китайского тренировочного костюма, утратившие в воде свой исходный фиолетовый цвет, и свободная клетчатая рубаха. И на этой рубахе, на уровне груди, Надежда заметила широкий ровный разрез.
– Интересно! – повторила она уже не первый раз за последние полчаса и протянула руку к утопленнику.
Это было очень неприятно, но инстинкт сыщика превозмог отвращение, и Надежда отвернула край рубашки в месте разреза.
На груди под рубахой зияла глубокая ровная рана. Крови было не видно.
– Что это? – вполголоса проговорил Лёша, который удивленно следил за действиями Надежды.
– А сам-то ты как думаешь?
– Может быть, он на какую-нибудь корягу наткнулся? Уже там, под водой?
– Ага, на корягу! Как от коряги могла получиться такая ровная рана? И как коряга могла разрезать рубашку?
– То есть… то есть вы думаете, что это – рана от ножа? – испуганно проговорил Алексей.
– Или от чего-то похожего…
– Но ведь крови-то нет!
– А ты подумай, сколько времени он пролежал в воде! Понятное дело, что кровь смылась…
– Значит… значит, дядю Пашу убили? – пролепетал Лёша.
– Очень может быть! – вполголоса отозвалась Надежда.
– Но кто? Кому он мог помешать? Дядя Паша… он был такой безобидный!
