— В сгоревшей машине марки «Жигули» найдены обгоревшие останки трупа, принадлежащие мужчине в возрасте двадцати пяти — двадцати семи лет, ростом не менее ста восьмидесяти сантиметров.
Как Костыгин, подумал Климов.
Эксперт сдул с листа невидимую пылинку и продолжил:
— В машине также обнаружен автомат десантного образца.
Под ложечкой неприятно засосало. Предчувствуя подтверждение своей догадки, Климов мысленно ругнулся: да не тяни ты резину, профессор!
Номер армейского автомата сто тридцать восемь тысяч семьсот шестнадцать.
«Мой!» — вздрогнул Климов. Теперь он безотчетно понял, что следствие достигло своей высшей точки и наступил перелом. Против Костыгина в его руках были неопровержимые доказательства. Сообщение экспертизы так вздернуло его, что он зажмурился. Какое-то мгновение сидел, закрыв глаза. Труп, автомат, машина… Все сходилось, все необратимо совпадало, резко изменяя ход событий. Так сметают с доски шахматные фигуры, попав в цейтнот. А он-то посылал Андрея на Алтай…
«Да, наверное, все-таки самое страшное — это родиться безмозглым, но старательным», — запрезирал себя Климов, видя, что его план розыска невосстановимо рухнул, как какая-нибудь жалкая дощатая хибара, погребая за собой в клубах пыли те доводы и факты, которые мог слопать без горчицы разве что стажер, салага-первогодок, а уж ни в коем случае не он, стреляный оперативник. Мысль о том, что все эти дни даром ел свой хлеб, была невыносима. Нельзя сказать, чтобы он сделался слепым, глухим, беспомощным, но минутное оцепенение он все же испытал. Это не было тем отупением, какое наваливается после интенсивной умственной работы или ряда бессонных ночей, и не напоминало оглушенность ныряльщика, поднявшегося на поверхность с большой глубины. Это было состояние охотника, влупившего заряд дроби в резиновое чучело вместо дикой утки. Казалось бы, попал, а вот не рад.
Так или иначе, ему пришлось справиться со своим замешательством, пусть коротким, но произведшим впечатление холодного душа. Очевидно, в деле, которое он раскручивал, нужно было быть умнее себя.
Эксперт пощипал бровь, откашлялся, и собравшимся было сообщено, что в металлическом ящичке, отдаленно напоминающем старинный портсигар, который нашли под водительским сиденьем сгоревших «Жигулей», находились серьги с бриллиантами и десять платиновых пластинок, размером сколько-то там миллиметров, — на этом Климов внимание не заострял; золото и ценные металлы не по его части. А вот серьги могли принадлежать Комарницкой. Надо будет показать их квартирной хозяйке.
Эксперт умолк и попросил разрешения сесть.
Возникла пауза.
Все услышанное надо было хорошенечко обмозговать.
Климов покрутил на запястье браслет часов и еще раз самоуничижающе подумал, что самое трудное — это понять, на что ты способен.
Тимонин, которого Шрамко счел нужным пригласить, легонько подмигнул Гульнову: давай, мол, открывай дебаты. Первыми заслушивают младших.
Андрей скрипнул стулом.
Белобрысый криминалист сидел с независимым видом славно поработавшего человека. И действительно, трудно сказать, кто значит больше в деле раскрытия преступления: криминалисты или оперативники, так как работа первых усложнилась, стала скрупулезнее, придирчивее и разнообразней. Они основывались в своих выводах и заключениях на фундаментальных достижениях науки, хотя и у них возникали разногласил.
— Успехи уменьшаются, потери возрастают, — с легким сарказмом произнес Шрамко и выразил желание узнать «просвещенное» мнение Климова. Версия, которую они разрабатывали, принадлежала ему, и отвечал за ее дееспособность он. Нес, как говорится, личную ответственность.
Климов встряхнулся и, думая о том, что он не стал бы на своей машине отправляться на столь рискованное мероприятие, как захват дневной выручки ресторана «Горный» — это где-то. около ста тысяч, — высказал мысль, что но косвенным признакам (поскольку опознать труп уже нельзя), преступник был никем иным, как разыскиваемым ими Костыгиным. Вот только он не понял, что с инкассаторами и где выручка?
— Оба ранены. Водитель бензовоза спасся чудом, получив ожоги. Все они сейчас в больнице. А денежки — тю-тю! От них одна зола. Сгорел мерзавец в прямом смысле на деньгах.
— На что же он рассчитывал один? — недоуменно пожал плечами Гульнов. Сам он уже побывал «подогнем», участвуя в погонях и захватах, и знал, что лезть под пули не халам- балам. — Чокнулся, что ли?
— Почему? — вопросом па вопрос прореагировал Тимонин. — Десантный автомат — это тебе не ребячья пукалка.
Андрей, чье недоумение заставило Тимонина включиться в разговор, сделал вид, что он все понял. Промолчал. Хотя чувствовалось, что ему не терпится стать в позицию испытанного дуэлянта и скрестить в неравном поединке свою шпагу.
Что же касается эксперта, сидевшего рядом с Тимониным, то вопросов к нему больше не было, и все дружненько раскланялись с его белобрысой макушкой.
Когда остались вчетвером, Шрамко спросил: «Ну и?..»
Вопрос, как говорится, в пустоту: слишком общо был задан. Как и следовало ожидать, адресован он был молодежи.
— Козырь на козыре, товарищ полковник, — простецки сделикатничал Гульнов. — Я думаю, дело свернулось. Убитая убита, убийца сгорел. Все сходится. Серьги на трупе отсутствовали? Отсутствовали. Кто их взял? Убийца. В чьей машине их нашли? В костыгинской. И, наконец, автомат. Это уже не случайность: все в масть.
Андрей три месяца назад занимался картежниками, вот и нахватался, расширил свой лексический запас.
— А ты, Юрий Васильевич, что думаешь?
Климов замялся. У него поднакопилось нераскрытых дел, а ждать, когда тебя начнут поминать на совещаниях и упрекать за явную медлительность, кому охота?
— Кажется, я с этим делом никогда не развяжусь. Все так затемнилось, и вдруг — просвет. А это…
— Настораживает?
— Так точно, товарищ полковник.
Тимонин приподнял подбородок и провел указательным пальцем по горлу, сверху вниз. Бели Климов прибег к сугубо официальному ответу, к его сомнению стоило прислушаться.
— Так что же будем делать? — потянулся за зажигалкой Шрамко, хотя курить не собирался. — Мы ведь работаем не на самих себя.
Вопрос был заковыристый — трактуй, как хочешь. Климову пришлось помедлить, прежде чем ответить. Безусловно, главной проблемой следовало считать правомочность сдачи дела в архив.
Нужно все-таки послать Андрея на Алтай. Пусть там пошарит. Если Костыгин в тех краях не объявлялся, тогда… да.
— Сдаем?
— Сдаем.
— На твой запрос еще не отвечали?
— Нет.
— А Подмосковье?
— Тоже.
— М-да… — отодвинул зажигалку Шрамко и по его озабоченному виду было ясно, что он смотрел на свою работу трезво и не собирался потакать ошибкам. — И хочется, и колется. Но машину, хотя что я говорю, мамашу, отыскать, понятно, надо. И друзей костыгинских найти. Зачистить, так сказать, концы.
Кулак правой руки пристукнул ладонь левой.
Если Климов правильно понял, его поторапливали.
— А может, ваш Костыгин малость того? — повертел пальцем у виска Шрамко и снял трубку телефона. — Сбрендил после убийства?
Накручивая диск телефона и дожидаясь, пока на другое конце провода ответят, он вопросительно глянул на Климова.
— Трахнул девку, бросил молоток, напал на инкассаторов, сгорел… Идиотизм какой-то.
Не требуя ответа на свои вопросы, он побарабанил пальцами по столу и, как только в трубке послышался голос, распорядился:
— Глухонемого в кабинет Климова. Сейчас.
Эта его манера выдавать на-гора сюрпризы могла поразить любого. Опустив трубку на рычаг, Шрамко счел нужным пояснить:
— "Ребята из ОБХСС прищучили делягу. Торговал на пляже порноснимками, журнальчиками кой-какими, картами… Дешевкой а-ля контрабанда… Но дело не в этом. В самодельных колодах вместо червовой дамы — наша убитая.
У Гульнова и Тимонина лица так и вытянулись. Ну и ну! Вот это подарочек!
