Девушка остановилась перед кабинетом государственного нотариуса. Вздохнула.
Утихомирила стук сердца. ("Еще ведь можно уйти!") Постучала.
– Вам знакомо имя Антонины Сергеевны Киргизовой? – Константин Валентинович Андросов был практически таким, каким она его и представляла. Немолодой, высокий, жилистый, с острым профилем и до ужаса неприятным взглядом. Однажды мама водила ее на оперу "Фауст". Было в Андросове что-то от Мефистофеля. Наверное, так и должны выглядеть нотариусы.
– Д-да, я снимала у нее квартиру, но уже не…
– Она умерла три дня назад.
– Э-э-э… Ой! – Таня вцепилась в кресло.
– Я уполномочен передать вам последнюю волю Антонины Сергеевны. Вы являетесь ее единственной наследницей, волей умершей к вам переходит ее квартира и все, что в ней находится.
– Подождите! – услышанное наотрез отказывалось укладываться в голове. – Умерла?!
Как это? Отчего?
Андросов посмотрел на нее, как на заговоривший помидор.
– Сердечный приступ. "Скорая" не доехала… – он помолчал, глядя на Татьяну в упор. – Знаете, а я ведь ее отговаривал. Давно знаю Антонину. Другом семьи была, можно сказать. И знаю, что она – человек импульса. Вот и тогда – вызвала меня в больницу. В апреле, когда последний раз ее на "скорой" увезли… В общем, злая она была на своих сестру и племянника. Говорит, умру, этим негодяям квартира достанется, а они только и ждут моей смерти, меня ненавидят, сколько раз в больницу попадала, ни разу проведать не пришли. О вас же очень тепло отзывалась.
Как дочка мне Нюша, говорила.
Нотариус подался вперед, продолжая сверлить наследницу взглядом. Татьяна напряглась каждым нервом.
– Я об этом ничего не знала. О наследстве, в смысле. Она не говорила… – голос охрип, последнюю фразу она почти прошептала.
Андросов откинулся на стуле.
– Вам необходимо написать заявление об открытие наследственного дела. А потом – оплатить налог с унаследованного имущества. Поскольку вы – не родственник умершей, ваша налоговая ставка – 5% от стоимости объекта. Ну, кватриры, в смысле, – вздохнул Константин Валентинович, наткнувшись на растерянный взгляд наследницы.
– Оцените в БТИ ее стоимость, высчитаете пять процентов, заполните декларацию и заплатите налог.
Таня молча моргнула.
– Да! И организуете похороны. Это воля Антонины – чтобы в последний путь проводили ее именно вы. Она не хотела, чтобы родственники… – он раздраженно махнул рукой. – Сейчас тело в морге, я договорился…
Таня моргнула еще раз. Комната угрожающе качнулась.
– Вы должны написать заявление, – кажется, впервые за всю беседу голос нотариуса смягчился. – Можете, конечно, прийти в другой день, но чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. Тем более, что на наследство Антонины могут найтись и другие претенденты.
– Я не знала, – пропавший голос и не думал возвращаться, нотариус с трудом расслышал слова. – Ничего не знала. Это не честно! Я не хочу! Она не должна была умирать! Я не… – девушка закрыла лицо руками.
– Послушайте, – он подошел к ней, резко тряхнул за плечи. – Я не буду говорить банальностей. О смерти Тони скорблю, наверно, не меньше вашего. И потому хочу исполнить ее последнюю волю, какой бы она не была.
– Вы меня ненавид-дите! – девушка с трудом сдерживала. – Я же вижу!
– Я вас НЕ ЗНАЮ! Но если Тоня к вам так относилась, значит, была на то причина.
И не мне теперь судить. Вот образец заявления, просто перепишите, подставив свои данные. Чем быстрее запустим процесс, тем лучше. А с похоронами я вам помогу.
Тоня мне не чужим человеком была…
Татьяна не помнила, как вернулась домой. Домой! Слово резануло острым ножом. Она прошлась по квартире. Думала ли два года назад, сбегая из забегаловки к доброй тете Тоне, что однажды хозяйкой этих стен станет? Хозяйкой… Господи, что ж так тошно-то? Таня подошла к злополучному секретеру, провела рукой по замку.
Заметила ли тетушка пропажу?
Очень четко представилось: подходит Антонина Сергеевна к тайничку, открывает зеленую коробочку, медленно оседает на пол… Догадалась ли, кто похититель? Или не успела? Упала тут же, за сердце схватившись. А может, и не заметила она ничего? Может просто приступ… Сердце-то у нее слабенькое совсем было.
"Господи, что ж я наделала? – Таня села на пол под секретером. – Зачем? Зачем?
На сцену захотела! Тошнит уже от той сцены".
К слову о сцене… Как бы не тошнило, а ведь выступать придется. Надо же этот налог как-то оплачивать. Кто ж его выдумал, а? А может, это все сон? Боженька, пусть это будет сон! Пусть я проснусь в Крыму. А еще лучше – тут, в этой квартире, за день до финального голосования. За день до оторванной пуговицы и вскрытого секретера. Пожалуйста, кто-нибудь, помогите проснуться!
Не поможет. Никто.
Таня, собрав остатки сил, нащупала в сумке мобильник. Двенадцать пропущенных вызовов. Вздохнув, набрала номер Павла Александровича.
– Ты что себе позволяешь? Где тебя носит? Да я тебя… Знаешь, что я с тобой сделаю? Неустойку вычту, слышишь? Где тебя носит, я спрашиваю?!!
– В Киеве я!!! – девушке, наконец, удалось вставить слово. – Простите! Тетя умерла! Родной человек. Срочно вызвали! ПРОСТИТЕ! – и впервые за этот день разрыдалась.
Татьяна
Улицы.
Мокрые, рыжие, пожухлые – под стать ноябрьским листьям. Она тоскливо бродила по городу. Киев. Столица. Мать с Юркой жизнь отдали за тебя. Одна – свою, другой – чужую. А я вот и не слишком-то хотела, а как вышло…
Стоп! Что там было про свою и чужую жизнь? Мысль вильнула хвостом и ускользнула.
Дырявая память!
Взгляд зацепился за рыжего щенка, играющегося с оранжевым? таким, как он сам? листиком клена. Еще одно потерянное в этом мире существо. Как и я. Вспомнилось перекошенное от злобы лицо убийцы по кличке Дем… Стало вдруг очень холодно.
Ненависть и страх плохая мотивация.
Откуда это? От Мирта. Учил ее дед, учил… А толку? Память странная штука.
Сначала притворяется решетом дырявым, а потом наваливается на тебя без предупреждения. Вот так, идя-бредя, размышляя о столичной жизни и брошенных песиках, Татьяна вернулась туда, куда так давно пыталась вернуться.
Они с Юркой должны были пойти Кафе. Да, именно так, с большой буквы. Потому что в их забытом богом и правительством поселке это было единственное заведение,? с относительно чистым залом, официантками, похожими на девушек, и почти неразбавленным пивом,? достойное называться Кафе.
Так вот, Юрка обещал заехать за ней в семь. Стрелки часов неумолимо ползли к цифре восемь, а серая "копейка" и не думала появляться на горизонте. "Мерзавец!
– Таня вышагивала из угла в угол. – Как он смеет опаздывать КО МНЕ? Особенно после того, как из-за него я от Мирта отказалась…" Девушка остановилась на полушаге. Села на кровать. Мысли о Мирте давались с трудом. Уж очень не одобрял дедушка ее связи с Юрием. А если уж быть абсолютно точным – то не одобрял совсем. А у Танюши, понимаешь ли, любовь приключилась.
Чуть ли не первая в жизни. Можно сказать, первый парень на селе, который сумел добиться ее расположения. А это уже кое-что значит, верно? Она ведь с односельчанами почти не общалась, все больше в миртовой хате крутилась. Люди ее сторониться начали. Как и самого Мирта…
А тут – красавец-классический, брюнет под два метра ростом, косая сажень в плечах. Не побоялся к колдуновой ученице подойти, заговорить. "Ты, говорят, в Киеве училась? А я вот, в столицу торговать езжу. Все мечтаю осесть там навсегда…
А тебе не скучно в провинции, после столичной жизни-то?" Вспомнилось вдруг обещание, данное матери. О том, что не бросит начатое, вернется в Киев. С тех пор стал Юрка частым гостем в ее доме. И все бы хорошо, вот только с Миртом не сошелся приятель. Из-за чего двое дорогих ей мужчин так невзлюбили друг друга, никак Танюша в толк не могла взять. Вот только с тех пор, как Юрия повстречала, стал Мирт мрачнее ночи. Сам не свой ходит, не разговаривает почти.
– Он извращенец какой-то! – кричал Юрка. – Посмотри, он же тебя от всего села отгородил! Тебя колдуньей за глаза звать стали. Он ни одного мужика к тебе не подпустит! Не хочу, чтобы ты к нему ходила!
А она ходила. Не могла не ходить. Только мрачнел Мирт с каждым днем. Молчал и мрачнел. На все расспросы отвечал лишь, что не пара ей Юрка.
– Ну, все! Хватит! Или я, или он! – не выдержал однажды Юрка заплаканного лица любимой, от Мирта вернувшейся. – Выбирай! До завтра время даю!
Танька обратно к Мирту бросилась. В ноги упала.
– Не разлучай нас с Юрием, люблю я его! Люблю! За что ты так с нами?!
– Не пара он тебе! Когда поймешь это, приходи, – ответил дед тяжелым голосом. И дверь закрыл. Перед носом.
Татьяна стояла, прижавшись к молодому клену. Господи! И Мирт меня принял вчера?
Не выставил за порог? После того, как я… Боже, лучше б меня в Днепре утопили!
Не пара…
Как же! Попробуй, скажи такое влюбленным! Взбурлила кровь, ослепила глаза, заглушила стук сердца. Ушла Татьяна от Миртового порога не оборачиваясь.
