Кройнер понял, что имеет дело с битым, прошедшим чистилище в аду человеком, с которым надо менять
тактику, так как в противном случае допрос будет бесполезной тратой времени. Он решил вести допрос
Гончарова-Шмакова, опираясь только на факты.
— Не будем заниматься полемикой, но я настаиваю и желаю получить ответ на свой первоначальный вопрос.
Как и где вы провели свое свободное время тридцатого октября прошлого года?
— Я бы с удовольствием постарался ответить на ваш вопрос, но соль в том, что указанная вами дата для
меня непримечательна и этот день мне ни о чем не говорит. Если вы допрашивали супругов Фостеров, то
напомните мне, чем я занимался в тот день, тогда, возможно, я смогу вспомнить, как я провел свое время в
интересующие вас часы, — решил подать мостик для беседы с Кройнером Лесник, не считая нужным продолжать
затянувшийся спектакль, скрывать от следователя свои козыри.
— В тот вечер ваш друг Малащенко рассказывал миссис Баджен, как он воевал в Афганистане.
— Припоминаю такой факт, — как бы вспоминая, подтвердил Лесник.
— Очень хорошо, — обрадованно произнес Кройнер. — Меня интересует, где вы были с ним до того, как
состоялась эта беседа?
— Теперь мне легче вспомнить интересующий вас день, но все равно надо подумать, — заявил Лесник, задумавшись на минуту, а потом приступил к воспоминаниям: — Мы с Малащенко на двадцать часов ходили в
кинотеатр «Заря», где смотрели боевик «Двойной удар», туда нас отвез водитель и одновременно садовник
мистера Фостера. Из кинотеатра мы на такси возвратились домой где-то в двадцать три часа.
— Конечно, о таксисте и его машине вы ничего не можете сказать, так как не запомнили, — ехидно пробурчал
Кройнер, видя, что его посетитель остается неуловимым и не дает зацепки для последующей работы с ним.
— Почему же? — возразил ему Лесник, морща лоб, как бы стараясь восстановить в памяти события
прошедшего, вспомнить подробности. — Я помню, что машина была «форд» коричневого цвета. Таксистом был
мужчина средних лет, смуглый. Какой национальности он был, трудно мне определить, но, вероятнее всего, мексиканец. Когда мы ехали домой, то его остановил полицейский, если мне не изменяет память, в звании
сержанта, который оштрафовал таксиста за превышение скорости.
— Вот это уже что-то, — довольно произнес Кройнер.
Профессиональная привычка все и вся ставить под сомнение и здесь не изменила ему, не дала
расслабиться. Теперь он с подозрением удивился про себя: почему Гончаров-Шмаков так подробно вспомнил
все, что произошло вечером интересующего дня, а поэтому не преминул настороженно об этом у
допрашиваемого спросить.
— Если я не ошибаюсь, то вы помогли мне это вспомнить, — резонно заметил ему Лесник под
одобрительный кивок головы своего адвоката.
— Но все же, почему вы так подробно вдруг вспомнили события этого дня? — навязчиво домогался ответа на
свой вопрос Кройнер, хотя уже ранее ответ на него был получен.
— Если вы мне поможете, как помогли недавно, напомнив эпизод какого-либо другого дня, то я вам с не
меньшей подробностью вспомню, что я делал в тот день, — заверил его Лесник.
— Завидую вашей памяти, — заканчивая допрос, смиренно произнес Кройнер.
— Пожил бы ты в моих условиях, в каких живет курица в инкубаторе, и у тебя выработалась бы память не
хуже моей, — пробурчал Лесник, ни к кому не обращаясь, но Златоустов перевел его слова следователю.
— А как живет курица в инкубаторе? — полюбопытствовал Кройнер у Лесника.
— Она клюет переднюю, оправляется на заднюю и следит, чтобы верхняя курица не оправилась на нее.
Дружный смех присутствующих показал, что юмор до них дошел, окончательно разрядил обстановку. Золтан
Кройнер понимал, что если Гончаров-Шмаков дал ему правдивые показания, то ему их будет не так уж трудно
проверить и на основании их сделать надлежащие выводы. Впоследствии им был установлен через сержанта
полиции таксист, который полностью подтвердил показания Гончарова-Шмакова. В совокупности с показаниями
шофера-садовника мистера Фостера Павла Степановича Лодатко у Гончарова-Шмакова оказалось такое
железное алиби, что инспектор Кройнер посчитал версию ограбления Гончаровым-Шмаковым миссис Кэрол
нереальной, отработанной, бесперспективной и оставил его в покое. Теперь у Кройнера мысли стали
разбегаться, как тропинки в лесу. Если у медвежатников Лохмана и Гончарова-Шмакова есть алиби в их
непричастности к расследуемому преступлению, то кто же третий, настоящий преступник, который не позволяет
ему «гладить» себя и совершенно пока ему неизвестен? Так тонко и чисто совершивший ограбление сейфа, что
не оставил ему никаких зацепок? Он чувствовал участие мафии в преступлении, и пока оттуда не получит сигнала
от специального агента, хода вперед по раскрытию преступления у него не будет.
Глава 5
Простившись со своим адвокатом Альфредом Скотом рядом со зданием ФБР, Лесник поехал к себе домой.
Отъехав примерно километров пять, Лесник, припарковав свой «ситроен» к обочине, воспользовавшись, что
автомобиль радиофицирован, решил по телефону связаться с Молохом и проинформировать его о происшедшем
разговоре в ФБР, да и поговорить с ним по другим интересующим его моментам. Когда он набрал его номер
телефона и услышал в трубке хрипловатый голос Молоха, то с удовлетворением отметил, что даже в такой
мелочи ему везет: с первой попытки дозвонился до нужного ему абонента.
— Привет, старина! — не представляясь, начал Лесник болтать на воровском жаргоне, не желая выдавать
себя, своего собеседника и темы предстоящего разговора, если бы линия прослушивалась.
— Привет, пострел, — услышал он ответ Молоха, который шуткой давал ему понять, что знает, с кем говорит.
— Мой пострел кругом успел.
— Успел, дорогой, успел, — подтвердил Лесник, откинувшись на спинку сиденья кресла. — Был я у штырма, кумекаешь, какого?
— Догадываюсь! — настороженно сообщил ему Молох.
— Поехали с ним на рыбалку ловить рыбу, поставили сеть, но ничего не поймали. По-видимому, ячейки у
сети были большие. Видать, горбатый сработал, и зуботыка решил со мной не мантулить и больше на рыбалку не
возьмет, надеется найти компаньонов из моих друзей. Ты кумекаешь, что я ботаю?
— Секу! — услышал он заверение Молоха.
— Ты брякни нашему другу, что ему от рыбалки отказываться нельзя, если позовет штырм, но в работе
должен быть полный пад, — предупредил озабоченно Лесник.
— Само собой разумеется, — заверил его Молох. — У тебя ко мне все?
— Есть одна просьба, — возразил Лесник.
— Какая?
— Мне нужен водила на неделю, чтобы шустрый был, умел держать язык за зубами и по-нашему шпрехал. У
тебя такого нет под рукой?
— Найдется! Опять поедете куда-нибудь на огонек?
— Исключено, гоношиться не собираюсь, но помотаться по злачным местам, отдохнуть намерение имею, —
вспомнив, сколько мук и переживаний пришлось за последние дни пережить, глубоко вздохнув, признался Лесник.
— Считай, что заметано. Когда его тебе подослать?
— В любое время, но чем быстрее, тем лучше. Можешь сказать ему, что за работу бабками не обижу.
— О’кей! — услышал ответ Молоха Лесник. — Ты откуда звонишь?
— Из тачки! — успокоил его Лесник. — Я думаю, что если даже нас подслушивал сундук, то наше тягло не
скумекает.
— Я думаю, — усмехнувшись, согласился с ним Молох, заканчивая разговор.
Возвратившись домой, Лесник поведал Альбине и Цыгану, какой разговор был у него в ФБР с инспектором
Кройнером, не упустив сообщить, что нанял шофера, который будет у них работать все время, пока они будут в
Штатах. После этого позвонил в Москву своему куму Душману. Трубку подняла его жена Лариса Викторовна.
Обменявшись с ней приветствиями, он попросил ее:
— Передай куму, что мы в Штатах еще пробудем где-то с неделю. Пускай передаст Арбату, если он еще не
раздумал лететь ко мне в гости, что послезавтра я его буду встречать в аэропорту Вашингтона, но он должен мне
позвонить в течение суток, чтобы я знал о его намерении.
— Обязательно передам, — заверила его кума.
Когда она стала спрашивать у него о здоровье, погоде, интересоваться другими новостями, то он, смеясь, сказал ей: — Лариса, рядом со мной стоит моя половина, которая пытается отнять у меня трубку. Я прощаюсь с
тобой, а ты свои новости и вопросы можешь изложить ей, не забудь попросить кума купить для тебя тут какую-
нибудь безделушку в виде сумочки или туфель. Мы еще не вылезали в магазины и не делали покупок, а поэтому
