— Граф, сюрприз ждет вас в моей спальне, прошу посмотреть!
— Мне как-то неловко, — заволновался Павел.
— Идите, — почти приказал Апостолос. — Не обижайте старика.
Делать было нечего, тем более в воздухе витало чрезвычайное напряжение. Павел дошел до двери спальни и открыл ее. То, что он увидел, подействовало на него, словно ушат ледяной воды. В постели лежала Антигони. Она смотрела на него умоляющим взглядом и молчала.
Павел отшатнулся. Апостолос уже успел переместиться к столу. Как ни в чем не бывало он сидел и тасовал карты.
— Ну, граф, сумел я вас поразить?
— Признаться, да, — выдавил из себя Павел. Он судорожно соображал, что можно предпринять в данной ситуации, и ни на секунду не забывал о лежавшем на столе пистолете. Разговор предстоял серьезный и, возможно, короткий. Все решало хладнокровие, с которым он обязан перенести провал их операции.
Павел прикрыл дверь, медленно обошел Апостолоса и сел за стол напротив него.
— Отлично, как раз это-то я и хотел вам предложить, — Апостолос разорвал колоду и бросил ее на стол.
Павел молчал. Он переживал за Антигони и знал, что обязан спасти ее. У него даже не возникла мысль, что она сама, по собственной воле, вернулась к бывшему любовнику.
— Итак, граф. Это наша последняя игра, и вам придется принять мои условия.
— Если они не противоречат моим убеждениям, — предупредил Павел.
— После того, что вы позволили себе, плевал я на ваши убеждения, — рявкнул Апостолос и тут же взял себя в руки. — Предложение такое. Если вы выигрываете, то получаете катер и отправляетесь на все четыре стороны. А ежели проигрываете, то уж придется обойтись без катера. Прыгаете с борта корабля, а дальше уж как Бог рассудит. Идет?
Павел спокойно посмотрел на Апостолоса. Закурил его любимую тонкую сигару и выдвинул свои условия.
— Мы должны играть на равных. За вами пока сила ваших боевиков, за мной знание того, что находится в трюме. Поэтому, мой выигрыш — и вы полностью сдаете мне власть на корабле. Разоружаете охрану, удаляетесь под домашний арест, вплоть до появления на корабле сотрудников Интерпола. А уж коль выиграете, то я согласен прыгнуть с борта вниз головой.
Сказав это, Павел облокотился подбородком на набалдашник палки и без всякой злости и ненависти посмотрел на адмирала. Тот не знал, на что решиться. Но нс принять вызов, показать свою слабость и нерешительность не мог себе позволить. И, не обращая внимания на красноречивые взгляды, бросаемые Лефтерисом, хлопнул ладонью по столу.
— Договорились. Никто не вправе изменить нашу договоренность.
Сдавать первому выпало Апостолосу. Оба согласились играть без болванов и открытых карт. Апостолос быстро разметал на четыре кучки по тринадцать карт. Каждый углубился в изучение расклада, решая, Играть ли на своих или покупать другие. Павел сразу обменял свои карты на лежавшие справа.
— Что у тебя было с Антигони? — как бы между прочим, поинтересовался Апостолос.
— Спроси у нее…
— Ты знал, что она моя последняя и единственная любовь? — продолжил он, скидывая туза.
— Тогда почему она не с тобой, а со мной?
— Потому что ты мерзавец…
— Нет, потому что ты — преступник. Международный бандит, такой же, как Воркута, Маркелов, Лавр, Янис. Никто из вас не достоин настоящей любви.
Они продолжали играть и некоторое время молчали, так как было не до выяснения отношений. Павел впервые за многие годы не чувствовал игру. Карта ему просто не шла. Казалось, кто-то преднамеренно выбивает из его раскладов одинаковые масти и, несмотря ни на какие сносы, приводит к возникновению ренонсов. Отдав последние три взятки, он с тоской смотрел, как Апостолос записывает ему штраф.
— Антигони любит меня и только меня. Я создам ей роскошную жизнь и, возможно, назову своей женой. А тебе ничего не светит, ты ее соблазнил, опорочил меня, представил каким-то контрабандистом. Это все ложь! Ни о каких радиоактивных отходах я и понятия не имею. Допустим, они там в трюме действительно имеются. Но это — результат сделки Яниса, Лавра и господина Маркелова. Они воспользовались моим честным именем, обманули меня. Я еще имею право требовать компенсацию. Жалко, что они все умерли. И поубивали их, кстати, по твоим наводкам. Так что, дорогой граф, получай-ка ты «большой шлем» и прыгай с корабля головой вниз, как и обещал.
Павел взглянул на карты. Он проиграл. Его противник назначил «большой шлем», будучи абсолютно уверен, что все тузы сидят у графа. Осталось сбросить карты на стол.
Победная улыбка Апостолоса и лежавший возле него пистолет не оставляли Павлу никаких шансов. Но в этот момент из спальни выскочила Антигони в короткой ночной рубашке, рванулась к столу и, схватив пистолет, приставила его к затылку Апостолоса.
— Ошибаешься, адмирал! Проиграл не он, а ты… и уже навсегда! Запомни. В наших отношениях был момент, когда я в тебя действительно влюбилась, но ты сам уничтожил мою любовь. Для таких, как ты, не существует настоящих чувств. Я могла бы навсегда уйти из Интерпола, если бы поверила, что ты не опасен для людей. Но оказалось наоборот. Я сама буду выступать свидетелем по поводу твоей личной причастности к контрабанде радиоактивными отходами, находящимися в трюме.
Апостолос не шелохнулся. Он потерял дар речи. Такого расклада никак не ожидал и не был к нему готов. Наконец положил руки на стол и тихо спросил:
— Ты, моя любовь, агент Интерпола? Ты проникла на корабль, чтобы отдать меня под суд? Скажи, что я ослышался!
— Нет, адмирал, это правда. Граф всего лишь помог мне. Хотя он сам выполняет задание российских спецслужб. Ты попал в двойной переплет. Но и это не все. Я хочу признаться тебе в том, что полюбила Павла Нессельроде, или как там его зовут по-настоящему, и никогда в жизни не вспомню больше о тебе! — лицо Антигони покрылось красными пятнами.
— Встань! — приказала она.
В ответ Апостолос отмахнулся от нее рукой, стараясь выбить пистолет. Прозвучал выстрел. Павел вскочил. Лефтерис громко рассмеялся. К нему присоединился раскатистый хохот Апостолоса.
— Он холостыми заряжен, — сообщил Лефтерис и вытащил из-под пледа обе руки с пистолетом в каждой.
На звук выстрела в дверях каюты появились охранники. Апостолос жестом приказал им убраться и развернулся к Антигони.
— Что скажешь, моя маленькая предательница? Я верно поступил, зарядив холостыми? Поднять руку на человека, только что признавшегося в любви к тебе? О, моя дорогая, получить такого врага, как я, это значит окончательно прогневить небо. Вернись в спальню. Я подумаю, что с тобой делать дальше. Раз призналась в любви к графу, останешься пока моей наложницей. Убирайся с моих глаз. А мы пойдем полюбуемся последним прыжком графа с борта моего судна.
Антигони стояла в растерянности. Павел не мог оторвать от нее наполненных печалью глаз.
Апостолос повернулся к Лефтерису.
— Смотри, корсар, как навсегда расстаются влюбленные! Почти Голливуд.
В ответ Лефтерис поднял руки с пистолетами над головой и потряс ими, выражая поддержку своему хозяину.
Павел понял, что судьба дарит последний шанс. Опираясь на палку, он безвольно склонил голову и потерянным голосом попросил Антигони:
— Поцелуй меня на прощание…
— Пусть! Пусть целует! — продолжая потрясать руками над головой, закричал Лефтерис мерзким голосом болельщика.
Апостолос отошел в сторону и усмехнулся.
— Целуйтесь…
Антигони подбежала к графу. Потянулась к нему. Он одними губами произнес: «Держи палку». Она схватилась за нее двумя руками. Павел отщелкнул затворник и оттолкнул Антигони. В следующий момент махом снизу он мощно бросил клинок в смеющегося Лефтериса. Тот не успел опустить руки. Его как бабочку пришпилило клинком к спинке креста-каталки.
Апостолос обомлел. Граф бросился к нему, а Антигони, вскочив на ноги, побежала к вывалившему язык, мертвому Лефтерису, чтобы подобрать упавшие пистолеты.
Одним ударом Павел сбил с ног неповоротливую тушу адмирала. Антигони направила на Апостолоса пистолеты.
— Уверена, эти заряжены настоящими! — крикнула она.
Апостолос лежал молча, с закрытыми глазами. В полной тишине раздался звонок телефона. Павел взял трубку. Звонил капитан Папас.
— У меня срочное сообщение для господина адмирала! — возбужденно доложил он.
— Господин Ликидис обдумывает очередной ход. У телефона граф Нессельроде. Я передам ему ваше сообщение.
— Пожалуйста. С нами связался капитан ливийского сухогруза и передал, что господин Маркелов подобран ими в море и поднят на борт судна. Самочувствие его хорошее. Я жду указаний.
— Позже, — ответил Павел и положил трубку. — Адмирал, вы слышали? Ваш партнер по контрабанде жив и здоров. Он на борту ливийского сухогруза. Думаю, настроение у него получше, чем у вас. Полковник Каддафи, наверняка, предоставит господину Маркелову убежище. Придется вам, адмирал, отдуваться одному за всех.
