– Ну, это уже какие-то фантазии пошли, – отступая на шаг назад, сердито пробасил Координатор. – Лучше лежите себе дальше и не придумывайте ерунды. Вообще ни о чем не думайте! Видите ли, в конечном счете все к лучшему. У вас большие проблемы в семье, и поверьте, не мы в них виноваты. Может, и к лучшему, что вы сейчас не можете вплотную заняться этими проблемами и утонуть в них, как олень в болоте. Поверьте мне в одном: детей вы не потеряете. Люди, на которых вы сейчас работаете, умеют быть благодарными. А мужа вы потеряли много раньше, чем началась эта история, так что жалеть о нем уже поздновато. Просто постарайтесь расслабиться и отдохнуть. Договорились?
Вероника молчала, плотно закрыв глаза. Он еще постоял над ней – и на цыпочках покинул номер.
* * *
В самолете Алия появилась в последний момент. Вошла очень бледная, закутанная с головы до ног во все черное, со сжатыми в нитку губами. Она тихо опустилась на крайнее от прохода место и уткнулась взглядом в пол. Вероника сидела у иллюминатора, и кровь ее застыла при виде бывшей одноклассницы. Заговорить ли с ней, попросить ли прощения? Или лучше вообще пока не попадаться ей на глаза? Молчали и Сашка с Юлей. Когда самолет уже оторвался от земли, Алия, словно понимая, что только она в состоянии нарушить это вязкое молчание, глубоко вздохнула и спросила:
– Девочки, вы уже знаете, что этим людям от нас надо?
Женщины оживились, задвигались, и Сашка сказала:
– Мы думаем, то есть мы почти уверены, что это как-то связано со Стасей. Ты помнишь Стасю Борскую?
Что-то странное произошло в этот момент с Алией. И без того бледная, она вмиг сделалась синюшной, черты лица заострились, глаза превратились в черные омуты. Сашка перегнулась через Юлию и схватила ее за руку:
– Что, Алечка? Ты почему так испугалась?
– Я знала, – мертвым голосом проговорила Алия. – Эта история со Стасей – как черная метка в моей судьбе. Сколько я молилась о ее душе! Я чувствовала, что эта история когда-нибудь вернется и разрушит мою жизнь!
Женщины притихли, пораженные. Потом Юлия спросила каким-то очень вкрадчивым голосом:
– Но ты ведь ничего не знаешь об этом... такого... особого?
– Я знаю только то, что знаете вы, – твердо ответила Алия.
– Алечка, не убивайся ты так, – попросила Сашка. – Все с твоей жизнью будет хорошо. Мы ведь абсолютно ни в чем не виноваты, а потом, это всего лишь предположение... Столько лет прошло...
На этот раз они замолчали уже надолго. И Вероника ни на секунду не сомневалась: каждая из женщин перебирала в памяти тот проклятый декабрьский день...
...Декабрь в том году, на радость школьникам, выдался невероятно, фантастически холодным. Был конец четверти, а занятия в школе все равно отменяли, потому что котельные не справлялись, и в школьных стенах царил просто арктический холод. Каждое утро Ника просыпалась в положенный для подъема час и затаивалась под одеялом, с замиранием сердца ожидая, когда по радио передадут прогноз погоды. И если мама, наконец, говорила: «Все, можешь спать дальше», она тут же вскакивала, веселая, как птичка, и до вечера занималась разнообразными делами: валялась с книжкой, смотрела телевизор, часами болтала с Сашкой по телефону. Но когда до каникул оставалось всего-то несколько дней, мама вдруг сказала:
– Поднимайся, Вероника, пора в школу.
Ее слова прозвучали как гром с небес.
– Какая температура? – не веря своим ушам, спросила Ника.
– Не бойся, не замерзнешь. Скорее утонешь. Оттепель.
Вероника сползла с кровати и принялась вяло бродить по квартире, пытаясь собрать школьные вещи, а они, как на грех, расползлись по самым неожиданным местам. К первому уроку едва успела. И тут же узнала от Сашки две ужасные новости: во-первых, четверть продлили еще на несколько дней, а во-вторых, они прямо сейчас, на первом уроке, будут писать четвертную контрольную по алгебре. Была еще и третья ужасная новость: Юлька заболела. Если Вероника и нуждалась в ней когда-нибудь, то только на контрольных по точным предметам. Без Юльки шансы написать контрольную у нее и у Сашки примерно равнялись нулю.
Математичка, она же классная руководительница Татьяна Яковлевна, уже написала на доске оба варианта. Вероника таращила глаза на задачки и примеры – и медленно впадала в отчаяние. Вообще-то она неплохо успевала по точным предметам, но в последние месяцы страдания из-за Сашки, а потом внеплановые каникулы совершенно выбили ее из колеи. Что касается Сашки, та была прирожденным гуманитарием и терялась при виде формул.
Вероника в панике закрутила головой. За ее спиной сидела Стася Борская, самая независимая девочка в классе. Стася замечательно училась, когда хотела, и переставала даже открывать книжки и тетради, если интерес к учебе внезапно исчезал. В этой четверти учеба явно не была у Стаси в приоритете – она взглянула на доску такими же потрясенными глазами, как и Ника.
Место рядом с ней пустовало – и это было Юлькино место. На всех контрольных она сначала решала соседний вариант и передавала его Стасе. Затем листок переходил к Веронике – и Ника радовалась, что все-таки формально получает его не совсем из рук заклятой соперницы. Юля же тем временем занималась Сашкой: откровенно привстав на месте и перегнувшись длинным телом через парту, следила, чтобы безалаберная Сашка правильно переписала уже решенный Юлькой вариант. И только перед самым звонком заполняла собственный листок быстрым четким почерком.
Но сейчас Стася грызла ручку и смотрела в потолок, ее прозрачные глаза подернулись дымкой мечтательности. Вероника в отчаянии глянула на Сашку, та – на нее, и во взгляде этом явственно читались слова: «Погибаем, подруга».
Прошло уже минут двадцать с начала урока, и спасения ждать было неоткуда. Но тут дверь в класс тихонько приоткрылась, в щели возник чей-то незнакомый профиль. Послышался благословенный шепот:
– Татьяна Яковлевна, вас в учительскую, к телефону!
Учительница пошла к двери, не спуская глаз с класса и словно пытаясь своим взглядом загипнотизировать и принудить к порядку. Но стоило стихнуть в коридоре ее торопливым шагам, как в классе началось что-то невообразимое. Все кричали и выспрашивали что-то у соседей. Вероника же, которой на соседей рассчитывать как раз не приходилась, выхватила из портфеля учебник и теперь пыталась наскоро разобраться в формулах. Тем же самым занялась и Сашка. Одновременно она пыталась спасти и Стасю. Вывернув голову назад, Сашка твердила:
– Стаська, не мечтай, бери учебник, открывай последнюю тему. Там абсолютно такие примеры! Даже я поняла! Ничка, ну скажи ты ей! Стаська, эй, вернись с небес на землю!
Вероника тоже развернулась на стуле, чтобы помочь подруге вразумить слишком рассеянную Стасю. И не заметила, как все звуки в классе в одно мгновение вдруг исчезли...
Сашка запоздало дернула ее за рукав. Вероника обернулась – прямо над их партой стояла, чуть подавшись вперед, Татьяна Яковлевна. Лицо ее ужаснуло Нику: учительница была необыкновенно бледна, губы побелели, а глаза сделались большими и очень темными, как будто она только что увидела перед собой что-то ужасное. Учительница молча смотрела на раскиданные по партам учебники. Потом негромко сказала:
– Что ж, считаю, продолжать контрольную не имеет смысла. Напрасно я вообразила, что вам можно доверять. А так как уроков алгебры у нас больше не будет, я поставлю всем за четверть то, что выходит по оценкам, минус один балл.
Вот тогда поднялась Сашка, прямая, строгая, сказала, тяжело переводя дыхание:
– Татьяна Яковлевна, простите нас, пожалуйста. Не нужно из-за нас с Никой наказывать весь класс.
– Сядь, Афанасьева! – махнула рукой классная. – Плохое зрение помешало тебе заметить, что списывал именно весь класс.
Но тут уже все закричали, на все лады запросили пощады. Еще через пять минут всеобщего ора учительница сдалась:
– Хорошо, кто горит желанием переписать контрольную, – тот может прийти сегодня вечером в школу. Думаю, часикам к шести. Остальные – уж не обессудьте, другого времени у меня в этом году не будет.
Вероника сразу решила, что пойдет. Тройка по алгебре вовсе не украсит ее аттестат, и без того неказистый. Но к вечеру погода вновь переменилась. Вернулся мороз и сковал льдом все, что успело растаять за сутки. Мать крестом стала в дверях, едва Вероника заикнулась, что собирается выйти из дома.
– Писать контрольные надо в учебное время, – твердила мать.
– Ну, будет же тройка! – чуть не плакала Ника.
– Лучше тройка, чем ты переломаешь все кости на таком гололеде.
В это время в дверь позвонили. Мать распахнула дверь: на пороге стояли расхристанная Сашка с пылающими щеками и закутанная поверх пальто в несколько шарфов Юлька. Мать при виде такой группы поддержки только рукой махнула – и удалилась на кухню.
– Юль, ты-то зачем с постели встала??! – первым делом спросила Ника. – Тебе-то и так твоя пятерка будет!
