Когда мы выходили, бармен сказал: «Спокойной ночи, Руби», но она не оглянулась и ничего не ответила.
На улице она сказала:
— Я живу на улице Делавэр, недалеко от вашей гостиницы. Правда, немного в стороне, но я бы не отказалась, если бы вы меня проводили.
На углу мы повернули в восточную сторону и направились в сторону Мичиган-авеню.
— Вы не принимаете меня за потаскуху?
— Нет, с какой стати?
— Так вот, я не такая, у меня хорошая работа. Я старший секретарь руководителя отдела торговли фирмы, производящей бумагу. Салфетки, бумажные носовые платки и… туалетную бумагу. Мы — самая большая компания в Айове. А вот и наша фирма.
Выйдя на Мичиган-авеню, мы повернули направо. Когда мы прошли немного, она сказала:
— Вы, наверное, пытаетесь понять, почему я вдруг расплакалась.
— Нет, не обращайте внимания.
— Я сказала неправду о Лефти. О нем я узнала не из газет. Мне пришлось быть его женой. Вас это удивляет? — Я ничего не ответил, и она продолжала. — Шесть лет назад, когда он учился в колледже, я познакомилась с ним в Анн-Арбор. Мы поженились и жили вместе до тех пор, пока он не уехал из Мичигана. Потом я развелась. Не он развелся, я развелась. Мы с ним не ссорились, ничего плохого не произошло. Просто наша женитьба не получилась. Он постоянно сидел, зарывшись в книги и мысли, и все время страшно злился. Он не на меня злился, поймите меня правильно. Просто его ужасно сердил окружающий нас мир. Так или иначе, мы развелись, а через полгода я вышла замуж, тоже в Анн-Арбор, за владельца большой фирмы по производству крыш. Симпатичный парень, он прямо молился на меня, но был ужасным занудой. Во всяком случае, я это себе внушила. Дело в том, что мне не удалось забыть Лефти. Ну разве это разумно? Думаю, что да. Я оставила второго мужа и на некоторое время уехала в Нью-Йорк. Потом нашла работу в Государственном департаменте и год прожила в Амстердаме. Потом работала в Калифорнии, в Сан-Франциско, в конторе посредника. Но все время понимала, что обманываю себя. Я знала, что рано или поздно вернусь в Чикаго, и не ошиблась. Два года назад я вернулась. Я начала искать Лефти, и в конце концов разыскала его в баре, из которого мы только что ушли.
На углу улицы Делавэр она сказала:
— Вот здесь я и живу, в середине следующего квартала. — Мы перешли Мичиган-авеню в восточном направлении. — Не знаю, о чем я тогда думала. Что мы снова поженимся, или станем жить вместе. Но я никогда не думала, что все у нас сложится именно так. Вы сегодня видели, как обстоят наши дела. Я сижу в баре, как остальные посетители, а если он и заговорит со мной, то как с любым из окружающих. И все же я знаю, что ему нравится, когда я прихожу. Если я не прихожу один или два дня, он ведет себя иначе. Я понимаю, что по-прежнему нравлюсь ему, хотя он никогда мне этого не говорит.
— Может быть, он пытается вам отплатить.
— Сначала я так и думала. И я бы это могла понять. Но разве так может продолжаться два года? — Помолчав, она добавила: — В этом есть что-то болезненное, мне это понятно. Но самое болезненное в этом — такая жизнь мне нравится. То есть, не нравится, но нужна мне. Даже при таких обстоятельствах я должна видеть его. Я знаю, что он губит себя, впустую растрачивает жизнь и образование, но предпочла бы даже, чтобы он оставался на этой работе, в баре, если мне удастся видеть его каждый день. Вы понимаете, хотя звучит эгоистично, я не хочу, чтобы он куда-нибудь уехал и даже изменил свою жизнь к лучшему, если оставит меня.
— Но что в этом хорошего?
— Ничего. Но, по крайней мере, есть что-то; так лучше, чем вообще ничего.
Мы шли вдоль широкого прочного здания, где за стеклянной дверью стоял лифтер.
— Вот мы и пришли, — сказала она, и не успел я произнести ни слова, как она добавила:
— Если хотите, можете зайти ко мне. Например, выпить кофе.
— Спасибо, но мне, пожалуй, пора возвращаться в гостиницу.
Она странно, беззащитно улыбнулась.
— Я хочу сказать — вы можете… Понимаете… Вы мне нравитесь… Если хотите, вы можете остаться у меня. — Она вгляделась в мое лицо, пытаясь понять ответ. — Мне нужно знать… Я хочу… К черту. Послушайте, извините меня. Я замерзаю, мне пора уходить. — Она подошла к двери, и я сделал шаг в ее сторону. Остановившись возле двери, она сказала:
— Давайте попросту скажем, что вы счастливо женаты и не хотите обманывать жену. Для меня так будет лучше.
Она повернулась и вошла в дом. Коридорный держал дверь открытой. Я повернулся и пошел в сторону «Дорсета».
В моем номере, в самом центре кровати, лежал утренний номер газеты «Чикаго трибюн». На первой странице карандашом было написано «страница 31». Я открыл ее и увидел небольшую заметку, обведенную красным карандашом.
«В КАНАДЕ ЛИ БЕГЛЕЦ?
Дулут, 26 сентября.
Эверн Танстол, тридцати семи лет, шофер грузовика из хлебопекарни, снабжающей тюрьму Хобарт в штате Индиана, взятый заложником после побега из тюрьмы сегодня утром, был найден без сознания в поле недалеко от Оленьей реки. Он сообщил полиции, что захвативший его заключенный Рой Такер направился в сторону канадской границы после того, как вытолкнул Танстола из машины. Позже машина, голубой «Понтиак», была найдена брошенной на границе возле водопада Интернешил-фоллз. Официальные органы считают, что Такер, видимо, пересек границу на автобусе».
В ту ночь заснуть мне не удалось. Я долго лежал на кровати, не раздеваясь, смотрел в потолок и слушал, как в гостинице постепенно утихает шум. Иногда шумел лифт, вдали временами раздавались сигналы автомашин на берегу озера. Но к трем часам ночи наступила тишина.
Раньше, в камере, я каждую ночь мечтал о такой кровати, и вот теперь лежал в ней. Ощущение было еще приятнее, чем в воображении, но заснуть мне не удалось. Я переворачивался на бок, на живот, ложился на спину, опять переворачивался на бок. Кондиционер тихо шумел, в комнате было сухо и прохладно, но кровать слишком нагрелась.
Я снял пижамную куртку, сбросил одеяло и лежал под простыней. Потом я поднялся и попытался открыть окно, но оно было закрыто намертво. Я надел халат, сел в кресло и прочитал газету от корки до корки. Над озером появились первые лучи солнца, когда я опять лег в кровать. Я завернулся в одеяло и быстро заснул.
Меня разбудил телефон. Когда я поднял трубку, женский голос просил:
— Кто у телефона?
— А кто вам нужен?
— Я вас не слышу. Кто вы?
— Это человек, которого вы разбудили. Что вам нужно?
— Извините, — ответил голос, и трубку положили.
Я позвонил телефонистке, и когда она ответила, сказал:
— Больше не вызывайте мой номер. Я пытаюсь заснуть, а вы только что соединили по чужому звонку. Кстати, сколько сейчас времени?
— Четверть седьмого, сэр. Это мистер Уолдрон?
— Нет, то есть… да.
— Мистер Гарри Уолдрон, так?
— Так.
— Этот звонок не ошибка, сэр. Женщина попросила вас и назвала ваш номер комнаты — тысяча семьсот пятый.
— Так почему она повесила трубку, когда я ответил?
— Не знаю, сэр. Но вы не хотите, чтобы вас беспокоили? Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — ответил я и повесил трубку.
Больше мне заснуть не удалось. К семи часам я побрился,
оделся и, выйдя на улицу, пошел на юг по Мичиган-авеню. Солнце уже встало, небо было широким и голубым, и со стороны озера не чувствовалось даже дуновения ветерка. На улицах было почти пусто. Проехало несколько машин, автобусов, но пешком шел только я.
Я дошел до Чикаго-авеню, нашел кафетерий, сел за столик у окна, откуда мог смотреть на водонапорную башню, и позавтракал — яйца, сосиски, поджаренный хлеб и три чашки кофе.
Я больше не чувствовал страха, как накануне в тюрьме. Но где-то в животе сохранилось щемящее чувство пустоты. В предыдущие часы я что-то упустил, мне сказали вещи, которые следовало понять, но я их не понял. Перед глазами по-прежнему стояла купчая на дом и чековая книжка с заклеенными словами.
Мне хотелось исчезнуть, но я не мог, понимая, что это не выход. Но равным образом нельзя было просто сидеть, ждать и следить за тем, как кубики медленно сложатся и создадут общую картину. Я четко представлял себе, что это не в моих силах. Теперь предстояло выяснить, что я могу сделать.
У меня было несколько вариантов, но слишком мало — только два имени.
Было почти десять часов, когда я поднялся, по подземному туннелю перешел на другую сторону шоссе и нашел телефонную будку. В телефонной книге я нашел номера и выписал их на клочке бумаги.
Сначала я позвонил Эпплгейту. В его приемной ответил женский голос:
— Доктора Эпплгейта нет в городе, он возвращается сегодня вечером. Вы хотите записаться на прием?
— Нет, я его друг и живу в другом городе. Я хочу сделать ему сюрприз. Перезвоню позже.
