— Ладно! — повысила голос Елена так строго и по-начальнически, что всем пришлось замолкнуть. — Ладно! Не получается у нас с Горячевым, потому что я не люблю мужчин! И брак у меня фиктивный! Довольны? Я вообще по бабам. И он это знает.
Повисла тишина. В подтверждение своих слов Елена резко поднялась — так, что Лев и Горячев стукнулись друг об друга от неожиданности — и метнулась наверх, к Насте, бесцеремонно подвинув ее и спрятавшись за ней же, как за непробиваемым щитом. Уйти — не ушла. Вероятно, хотела защитить свою честь в случае продолжения беседы, ведь защитников у нее осталось ничтожно мало.
— Ага, — первая прокомментировала произошедшее Настя и почесала щеку, перекинув дреды на сторону. Пара волосяных жгутов упала на ноги Богдановой.
Антон сидел, потупившись в пол. Было ли хорошо то, что вышло? Вероятно, нет. Из-за него довели Елену, — а Горячев в глазах друзей-приятелей теперь выглядел несчастным и безответно влюбленным неудачником. Конечно, подобная версия раскрывала его собственные слова («У нас все странно».) правдоподобнее некуда. Но копать себе яму еще глубже не хотелось.
— Да мы с Еленой друзья просто, — хмыкнул Антон, поймав направленные на него взгляды. — Вам, вообще-то, не говорил никто, что у меня отношения тут с ней назревают или что-то вроде.
Горячев глубоко вздохнул и, усевшись удобнее — даром что места стало больше, — откинулся спиной и затылком на стену. Прикрыл глаза. Богданова на верхней полке обиженно жаловалась Насте на несправедливость, прятала руки и утыкалась носом в плечо, словно и правда искала защиты. Словно и правда с женщинами ей было легче. Слева нервно копошился Влад, продолжая дергать за ниточки Антонова беспокойства. А по правое плечо — искрило… Лев, рука которого упала Горячеву под бедро, незаметно гладил его подушечками пальцев, вырисовывая на коже то неясные знаки, то — даже показалось — сердечки. Антон чувствовал, как всякий раз с новым витком по спине ползут приятные мурашки и щекочет внизу живота. Если становилось слишком — он тверже напрягал ногу, убегая от пронзающих до самой мякоти касаний.
— Ну так, вам тут нравится? — вдруг подал голос Богданов. Вот кто умел выходить из сложных ситуаций; он не просто переводил тему, а мастерски заставлял людей чувствовать правильные для него эмоции. Сейчас выбор пал на благодарность. — Я выбирал для вас долго, чтобы вывезти всех. А то Горячев мне уши прожужжал, что человек он семейный и без своих никуда с места не сдвинется.
— Да, Антон, ты так говоришь? — Лехины брови поднялись в приятном удивлении, а Горячев принял максимально важную позу в подтверждение этих слов.
— Конечно, говорит, — подтвердил Лев. — Очень хорошо о вас отзывался. Очень часто. Тогда, когда я воспользовался связями-то для Бермуды, тоже поэтому… Семью надо защищать. Я знаю. У нас она маленькая, но принципы идентичные.
Леха, явно удовлетворившись ответом, напустил на себя серьезности и разулыбался:
— А здесь — просто супер. Алена мне тоже восторги выписывает, как тут все хорошо, и все есть, а мы только малую часть успели посмотреть! Ну, впрочем, сейчас всего лишь первый вечер, а мы же приехали на все выходные.
— Раз нравится — то хорошо. Сложно учесть вкусы всех, но я попробовал, — кивнул Богданов.
— Хорошо получилось, Лев Денисович! — поддакнул Влад. — А если говорить серьезно, обычно Антон нам людей вообще не приводил. А тут и вы, и Настя, и Рома… Вы своего рода исключения.
— Ой, честь-то какая, — усмехнулся Рома, отмахнувшись. — Но ладно, у вас правда хорошо… С вами. Вы… Короче! Что за это надо говорить? «Спасибо»?
— Рома у нас четыре года сидит в подвале, — пояснила Елена сверху. — Не обращайте на него внимания, коммуникативные навыки атрофированы.
— Эй!
Все рассмеялись и Горячев вместе с ними. Романа, впрочем, очень быстро зажали и ободряюще похлопали по плечу, и даже Антон, услышав очередное возмущенное «Ну что это?..» — полез обниматься, как был, в плавках да полотенце.
— Братский обмен потом, — с умным видом пояснил он впоследствии. Вернувшись на место, Горячев сел потеснее ко Льву и прижался плечом — с тем же лейтмотивом. Казалось, что теперь, когда все расслабились, он мог себе позволить полную тактильную открытость, какую можно было представить между по-семейному близкими людьми. И вот уже за разговорами Антон смело облокачивался о Льва, залихватски обнимал, наваливался, припадал бедром… В этом не было никакого эротизма — для окружающих. Почти не было — для Горячева.
Когда после сауны все собрались остыть за сымпровизированным здесь же, на территории спа-комплекса, «столом» из шезлонга, и Антон со Львом снова сели бок о бок, Горячеву пришла в голову идея, показавшаяся гениальной. За тостами продолжалась тема благодарностей, звучали кокетливые «даже не знаю, как выразить» — но ведь Богданов как-то раз уже называл свою цену.
— Что касается «спасибо», — Горячев ухмылялся, заговорщицки глядя на окружающих, — вы не беспокойтесь. Я более чем уверен, что наш дорогой Лев Денисович принимает благодарности поцелуями, так что можете смело выразить все эти ваши брудершафты…
— Что-то я не помню про поцелуи, — недоумевал Лев. — Я все больше по чекам, Антон, какие поцелуи…
Но Горячев уже потирал ладони, вовсю выдвигая Богданова вперед и заманивая потенциальных желающих призывными жестами.
— Тогда я первый! — гаденько хохотнул Роман, бросив надкушенное яблоко.
— Ишь какой резвый! — цокнула языком Настя. — А если по алфавиту вызывать начнут, не хочешь?
— Тогда первый пойдет Антон, а он и так уже везде первый, — фыркнул Роман. Богдановы заметно напряглись.
— В каком это смысле, Рома?
— Ну у него же праздник. День рождения, все дела, — закатил глаза сисадмин и издевательски ухмыльнулся. — А о чем вы подумали?
Кто бы о чем ни подумал, а Богданову зацеловали все щеки. Сначала родная сестра, а там за ней потянулись и остальные в порядке очереди. Лев отфыркивался, морщился, просил прекратить, но в конечном счете смеялся и даже отвечал, залавливая каждого несчастного в свои крепкие медвежьи объятия. Леха от души расцеловал его три раза в щеки, Алена трогательно чмокнула в скулу, Настя вместо поцелуя — боднула в лоб, Роман брезгливо прижался щекой к щеке… А Антон, как внимательный хозяин вечера, оказался последним (должен же он был проконтролировать, как станет целоваться ретивый Рома!). Льва Горячев ждал уже с двумя рюмками наготове — и одну вручил ему.
— Раз уж ты теперь мой человек, Богданов, без брудершафта точно не получится, — пояснил он.
Тут-то Горячеву стало уже не совсем весело. Он думал, только таким отчаянным шагом докажет себе, что сможет выйти за рамки старых стереотипов, — а там и открыться друзьям недолго. Антон мучился внутренним противоречием и стыдился: ведь поцеловать на глазах у целого клуба какого-то незнакомого гея — это пожалуйста, а как до любви дошло — страшно, как будто накажут. Загривок резко похолодел от волнения, как только отзвенело эхо громких слов. Страшно было даже оглянуться и увидеть лица внезапно замолчавших друзей.
Лев смеялся одним взглядом. Горячев не успел опомниться, как тот, приняв рюмку, рукой зацепился за руку. Захват был столь же крепким, как и намерение Богданова — он смотрел на Антона с вызовом. Только алкоголь обжег горло, как Лев потянулся навстречу за обещанным угощением к выпивке. Все собралось в одной точке — в пристальных синих глазах… Горячеву казалось, будто он катится навстречу невыносимо медленно; немного сдашь вбок — и успеешь, если что, свернуть. Вот только перед ним был магнит. Антон не успел понять, как его губы оказались мягко прижатыми без намека на большее к ласковым и грешным губам. Отстранился Лев почти моментально. Окинув серьезным взглядом затаивших дыхание товарищей, Антон закрепил ритуал залпом допитой рюмкой, и Лев с ним в этом был солидарен. Горячев слышал, как тяжело Богданов выдохнул, принужденный в очередной раз к скорой разлуке. В стороне, довольно прихрюкнув, засмеялась Настя:
