был моим другом и в моей памяти он останется человеком в высшей степени положительным и порядочным.
– Значит вы плохо его знали, – подвела итог многолетней дружбе мать.
В разговор вмешался Павел Ильич Кречетов.
– Я думаю будет лучше, если Таисия Игнатьевна расскажет нам, что побудило ее обратиться в милицию, если вы, конечно, не против, – поспешно добавил он.
Таисия Игнатьевна согласилась и повторила все, что рассказывала в Луге.
– А я вас вспомнил, – неожиданно сказал Сорокин. – Когда нашли Антона, вы стояли рядом со мной.
– Да, – кивнула Сапфирова, и добавила покаянно. – Боюсь, я слышала ваш разговор с Натальей Павловной.
– Ну, что вы, какие мелочи, – махнул рукой Сорокин.
Потом он обратился к следователю.
– Скажите же, что вы подозреваете, вы думаете это не несчастный случай? Прошу вас, Еремей Галактионович, мы имеем право знать.
– При всем желании я не могу ответить на ваш вопрос, молодой человек, – печально покачал головой следователь. – Сам ничего не знаю и с вашей помощью пытаюсь разобраться, что же произошло на самом деле.
– Но вы же не думаете, что это было… – тут он замолчал, так и не решившись произнести слово «убийство».
– Будет лучше, если я буду задавать вопросы, а вы просто на них отвечать, лады? – мягко спросил Макушкин.
– Послушайте, давайте же, наконец, прекратим этот затянувшийся фарс! – протрубила Дарья Валентиновна. – Несколько десятков человек видели, как он выпал из лодки. Рядом никого не было, какие еще доказательства вам нужны?
– И действительно, Еремей Галактионович, – поддержал жену Сазонов. – Совершенно очевидно, что это был несчастный случай.
– А мне вот не очень очевидно, – возразила Вера Васильевна Дубкова. – На моей памяти Антон ни разу не плавал на лодке. Вообще, что это была за лодка?
– Да, что это была за лодка? – повторил вопрос следователь.
– Ну, я взял ее на прокат у некоего Федорова. Так, половить рыбу, поплавать.
– А Антон Петрович при вас плавал в лодке? – спросил следователь.
– Да, – быстро ответил Сорокин, опережая Кречетова, – мы вместе плавали в лодке.
– Когда это вы успели? – поинтересовалась Савицкая.
– За несколько дней до смерти Антона, – ответил Сорокин.
Наступила пауза. Ее нарушил следователь.
– Вам что-нибудь говорит название «конский волос»? – спросил он.
Денис Семенович Сазонов взялся объяснять.
– Ну, это что-то вроде ядовитой гусеницы, – начал было он, но его внезапно прервал Александр Иванович Сорокин.
– Вспомнил, – воскликнул он. – В субботу Антон спрашивал меня про этот самый конский волос.
– Расскажите поподробнее, – заинтересованно подался вперед следователь.
– Ну особо рассказывать нечего, – охладил его пыл Сорокин. – Просто Антон спросил, не слышал ли я чего-нибудь о конском волосе.
– Ну и что ответили вы?
– Я сказал, что не слышал. Вот, собственно, и все. Хотя нет, я еще удивился почему он спрашивает.
– Ну и?
– Он тогда ответил уклончиво в своей обычной манере, сказал только, что ему рассказывали, что это страшная штука, опасная для жизни.
– А кто ему рассказал, вы не знаете?
– Увы! – развел руками Сорокин. – Я спросил его тогда, но он ушел в сторону.
– Вы подозреваете, что кто-то намеренно подложил в лодку конский волос? – недоверчиво спросил Кречетов.
– Мы проясняем обстоятельства, – уклонился от ответа Макушкин.
– Так не пойдет, – заявил Кречетов. – Прошу вас выложите все карты.
– Я сказал вам, что ничего не знаю, и это чистая правда, – спокойно проговорил Макушкин.
– Ну, хорошо, – откинулся на спинку стула Кречетов. – Тогда удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство и ответьте на один вопрос.
– Слушаю вас, Павел Ильич.
– Скажите, что это за старуха, которую все зовут Шельма. Она действительно приносит несчастья?
– Думаю будет лучше, если отвечу я, – подала голос Таисия Игнатьевна. – Лично мое мнение, – Шельма обладает даром предвидения. И ее присутствие и слова о будущих несчастьях – одна из основных причин, побудивших меня обратиться в милицию.
Воцарилась гнетущая тишина.
– Черт знает что такое! – выругался Кречетов. – Какая-то сумасшедшая старуха несет околесицу, вы, Таисия Игнатьевна, слушаете ее, раскрыв рот, а следственные органы, в свою очередь, с тем же открытым ртом слушают вас. Лично я не вижу никаких оснований для этого расследования.
– Не думаю папа, что твое мнение учтут, – заметила Савицкая.
– В конце концов я работаю в обкоме партии и…
– И можешь оказывать давление на следствие, ты это хотел сказать?
– Я не имел в виду ничего такого, – буркнул Кречетов.
Следователь, лейтенант и Сапфирова собрались уже уходить, когда раздался детский визг и в комнату вбежала раскрасневшаяся Манюня.
– Где ты была? – ласково спросила ее мать.
– Играла с Ленчиком, – отрапортовала девочка, обегая глазами комнату. – Кто эти дяди и бабуля с ними? – тут же потребовала ответа Манюня.
– Это так, в гости зашли, – ответила Савицкая.
– Ой, какая у тебя большая борода! – подскочила к следователю непосредственная девочка. – Если бы ты был без очков, то походил бы на Бармалея, – хихикнула она.
– Да что ты говоришь? – скривился следователь.
– Извините мою дочь, – пробормотала Савицкая краснея.
– Ну что вы, что вы, – сделал над собой усилие Макушкин. – Я люблю детей.
– Да, да очень милая девочка, – подтвердил Скворцов, осторожно пробираясь к выходу.
На улице все трое облегченно вздохнули.
– Да, ну и подарочек, – пробормотал Макушкин, оглядываясь не преследует ли его Манюня.
Вместо Манюни за ними шел Сорокин, догнав троицу он сказал:
– Если понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
Тут он очаровательно улыбнулся, в первую очередь, адресовав улыбку Таисии Игнатьевне.
Старушка была тронута.
«Какой приятный молодой человек и преданный друг», – с одобрением подумала она.
Терентьевы и Авдеева уже заждались их.
– Ну что, – нетерпеливо спросила журналистка. – Было совершено преступление?
– Все говорит за то, что это несчастный случай, – вздохнул Макушкин. – Но тем не менее, я на распутье. Чутье подсказывает мне, что здесь, что-то не так, как-то уж очень быстро все произошло, и о камень он тут же ударился, – Господи! – хлопнул себя по лбу следователь. – Я и забыл спросить, хорошо ли он плавал.
– Я узнаю, – вызвался Скворцов.
Вернувшись, он сообщил, что со слов матери, Антон Петрович Дубков плавал из рук вон плохо.
Все вопросительно посмотрели на следователя.
– Ну я не знаю, – чуть ли не плаксиво сказал тот. – Пусть решает прокурор, – ухватился он за соломинку.
Таисия Игнатьевна, до сих молчавшая проговорила:
– Думаю вы правы, пусть решает он.
По дороге домой Таисию Игнатьевну не покидало чувство, что она слышала или даже сама сказала какую-то очень значимую фразу, но она не могла вспомнить какую именно.
«Может быть я слышала ее раньше? – пробормотала Таисия Игнатьевна. – Нет, – досадливо поморщившись она не могла вспомнить. – Пойду посплю часок, что-то притомилась».
Лежа, Таисия Игнатьевна пыталась привести в систему все услышанное сегодня, но сон сморил ее.
