подходом к нуждам своего народа? Это бардак и беспредел, который станет еще более выраженным в будущем, а поэтому нам надо себя готовить к очередной «демократической» помощи народу правительства. Разве за такую
жизнь мы свою кровь на фронте проливали?
— Мы-то живем о’кей, — заметил, успокаивая его, Лесник, видя, что Лапа разволновался.
— Нас суками посчитали воры за то, что мы пошли защищать свой народ, и мы шли на это из-за него и ради
него, а сейчас я не знаю, что надо делать, чтобы и люди стали жить хотя бы как до застойных времен.
— Остап Харитонович, нас политика не касается, и нечего о ней думать и голову ломать.
— Ты знаешь, Виктор, некоторые заумные правоведы придумали такую хитрую теорию, что воров политика
не касается, что они занимаются только своими преступлениями. Ты как раз клюнул на эту дешевую приманку.
Все это чепуха на постном масле. Когда в Москве была олимпиада, то по случаю ее в Ростове была сходка
воров, я был на этой сходке, где говорили о разных проблемах и приняли решение, что из социалистических
стран делегатов не обворовывать, а только из капстран. Разве это не политика? Помню, один знаменитый
карманник по кличке Сотник, если мне не изменяет память, задал такой вопрос: «Вот я посчитал, что граблю
господина из ФРГ, а он оказался из ГДР. Как быть?» Ему вразумительно объяснили, что пока не выяснит, из какой
части Германии немец, его не обижать...
Когда Лапа увидел, что Лесник, слушая его, с сомнением улыбается, он недовольно заметил:
— ...Кроме шуток, полный серьез, я на эту тему не любитель шутить, — помолчав, видя, что Лесник не
вступает с ним в разговор, сообщил: — Мы у тебя нагостились достаточно, а поэтому сегодня вечером уматываю
к себе. Моя старуха, наверное, совсем отвыкла от меня, еще и не пустит домой, — превратился он вновь в
беззаботного, беззащитного, ворчливого старика.
Лесник не стал отговаривать Лапу от его намерения, так как надобность у них друг в друге отпала.
Домой Лапу повез на своей машине Цыган. Уезжая, Лапа, подойдя к Леснику, чтобы проститься с ним, строго
заметил:
— Последнее время ты здорово раскрутился. Кончай духариться, ложись на дно и тихонько переваривай то, что успел заглотить. Будешь наглеть, можешь подавиться. Я хочу тебя видеть дома, а не у «хозяина», — обняв
его, похлопав руками по спине, поведал Лапа: — Я хочу, чтобы ты мне после смерти закрыл глаза, чтобы на том
свете у меня за тебя душа не болела.
— Остап Харитонович, вы еще поживете, и нечего о «косой» говорить и ее кликать, — заверил его Лесник.
— Пожить-то еще поживу, но помни, что я тебе сказал, — спокойно согласился с ним Лапа, давно
рассчитавший свои силы и возможности, смирившийся с неизбежной старостью и смертью.
— Тогда, может быть, по пять граммов выпьем на дорожку и за здоровье моего учителя?
— Вы, молодые, судите по себе. Как вам идет горилка, так вы думаете, она и другим потребна, а мне ее
больше и не надо.
— Ну, тогда уж не обессудь, — разведя руки, заметил Лесник, дождавшись на улице, пока Лапа на
автомобиле не скроется за углом.
Глава 17
Лесник знал, что его личность для работников милиции представляет оперативный интерес, а поэтому
своему вызову повесткой к начальнику отдела уголовного розыска УВД области майору Чеботареву не удивился.
С Чеботаревым Владимиром Григорьевичем он был давно знаком. Как к немногим работникам
правоохранительных органов, Лесник имел к нему симпатию.
В указанное время в повестке, к десяти часам, Лесник, зайдя в кабинет к Чеботареву, поздоровавшись с ним, положил ему на стол повестку. После предложения Чеботарева присел на указанный стул, который стоял рядом
со столом начальника.
— Давненько, Виктор Степанович, я не виделся с вами, — задумчиво произнес Чеботарев, начав беседу.
— Четыре года, Владимир Григорьевич, вы меня не беспокоили, — напомнил ему Лесник.
— А теперь, как видишь, пришлось, — как бы сожалея, вздохнув, поведал ему Чеботарев.
— И в чем, если не секрет, выражается ваша нужда во мне?
— От тебя у меня секретов нет, а поэтому поделюсь ими. Двадцатого августа сего года в Москве одним
опытным медвежатником был ограблен коммерческий банк на несколько десятков миллионов рублей...
— И все подозрения в этом ограблении сошлись на мне, — закончил мысль Чеботарева Лесник.
— К сожалению, именно так, — согласился с ним Чеботарев. — Поэтому я хотел бы от тебя услышать
вразумительное пояснение по этому вопросу без всяких выкрутасов и недомолвок.
— Владимир Григорьевич, как вы заметили, прошло уже полтора месяца с того момента, как был кем-то
ограблен злополучный банк. Так неужели за это время у вас не нашлась более подходящая кандидатура, подозреваемая в совершении данного преступления, чем моя?
— Ты не новичок в нашей кухне, а поэтому отлично понимаешь, что так как преступление совершено не у нас
в области, то оно меня не касается. К нам поступило отдельное поручение из столицы в отношении тебя. Моих
коллег ты очень заинтересовал, и через меня они желают выяснить у тебя ряд вопросов.
— Задавайте свои вопросы, я с удовольствием на них отвечу, — довольный складывающимися
уважительными отношениями друг к другу, предложил ему Лесник.
— Где вы были и что делали двадцатого августа текущего года?
— В это время я был с женой в США, где отдыхал на своей вилле.
— Ну, а если серьезно, — принимая его ответ за юмор, попросил Чеботарев.
— Владимир Григорьевич, то, что я вам сейчас сказал, не фуфло, а настоящая быль, а поэтому можете ее
смело записывать, как мои правдивые показания.
— Можешь мне доказать то, что сказал?
Достав из внутреннего кармана пиджака два паспорта, Лесник молча положил их перед Чеботаревым, а
потом пояснил:
— Я, Владимир Григорьевич, имею российское и американское гражданство, что подтверждают мои
паспорта. Кроме моих показаний, данный факт может подтвердить моя жена Гончарова-Шмакова Альбина
Илларионовна и Камалетдинов Федор Михайлович, который ездил с нами туда. Даже инспектор ФБР Золтан
Кройнер может стать моим свидетелем, что двадцатого августа я был у себя дома на вилле.
— А он как в твои свидетели попал? — обескураженно спросил его Чеботарев, откинувшись на спинку стула и
удивленно смотря на собеседника.
— Москва по его запросу прислала ему информацию на меня, из которой он узнал, что я специалист по
сейфам, что я полностью отрицаю, но как бы там ни было, но Золтан Кройнер приходил ко мне домой и
допрашивал меня по вопросу причастности к ограблению сейфа одной миссис.
— Везучий ты мужик. Кругом тебя подозревают, и нигде ты не причастен к преступлению, — записав его
показания, с ехидной улыбкой заметил Чеботарев.
— Не так, Владимир Григорьевич, вы выразились. Я не везучий мужик, а просто не совершаю больше
преступлений. А если человек не кушал чеснок, то им от него не будет и пахнуть.
Закончив допрос по отдельному поручению, Чеботарев стал интересоваться у Лесника об известных ему
фактах, связанных с ним:
— Может быть, ты так же непричастен к смене лидеров в баре у Зиновьева Аркадия Игоревича?
— Почему же я должен отрицать то, что было в действительности? — возразил ему Лесник.
— Если ты встал на путь исправления, как заявляешь, то какая необходимость вступать в конфликт с бандой
Туляка?
— Самая прямая, Владимир Григорьевич. Их интересы пошли вразрез с моими, а поэтому я не имел права
уступить им и пойти против своих принципов.
— Они угнали машину у твоего дружка Цыгана, который обратился, по-видимому, к тебе за поддержкой, в
которой ты ему отказать не мог, — подсказал ему довольный своей осведомленностью Чеботарев...
Лесник благоразумно промолчал, ни опровергнув, ни подтвердив услышанное.
— ...Мне интересно было бы узнать, как вы смогли найти машину Цыгана в Грузии и перегнать назад домой.
— Я туда не ездил за тачкой, а поэтому на ваш вопрос не могу ответить при всем моем желании и уважении к
вам, — скромно ответил ему Лесник.
Он видел, что Чеботарев в курсе происшедших в баре Туляка событий, понимая, что за свои действия там
может не волноваться, так как они не образуют состава преступления.
Симпатизируя Чеботареву как справедливому и честному человеку, он решил ему несколько приоткрыться.
— Если милиция не может защитить своих сограждан от преступного посягательства, то сограждане сами
вынуждены объединяться, чтобы защитить свои интересы.
— В этой части ты — молодец, но все равно грубо сработал и некрасиво, обидел здорово Гарика, опустил
