– Возможно. Вот он и нашел девку по душе и с приданым. Он ведь тебе нравится? Не стала бы ты просто так перед ним хвостом мести?
– Не дождешься, – буркнула я.
К тому моменту я уже позвонила Баду и предупредила: ужин отменяется, я встретила подруг и уже пью в теплой женской компании. Он сказал «удачи», но чувствовалось, что моим россказням не поверил.
Мы поели окрошки, прогулялись вечерком и отправились в постель.
Окна на ночь оставили открытыми, и часа в два проснулись от воя пожарных сирен. Высунулись в окно и, рискуя свалиться вниз, смогли разглядеть зарево в районе старого рынка.
– Пожар, – пробормотала Маринка, я удержалась от ядовитого замечания насчет ее сообразительности, и вдруг холодок пошел по спине, что-то вроде предчувствия.
– Давай посмотрим, – предложила я, натягивая джинсы.
– Спятила? Что нам делать на пожаре? Ночью… только под ногами путаться… утром будем знать все новости… – Маринка, вне всякого сомнения, рассуждала разумно, что, впрочем, не помешало ей при этом быстро одеться.
Через пять минут мы неслись по улице, ориентируясь на звуки сирен. Мои худшие опасения оправдались: горела фабрика Горбатого. Четыре пожарных машины пытались справиться с огнем, толпа зевак делала неутешительные прогнозы. На мгновение я увидела хозяина фабрики, он что-то кричал пожарному, тыча рукой в сторону одного из гаражей. Нечего было и думать попытаться с ним заговорить, придется оставить это до лучших времен.
Маринка с хмурым видом наблюдала за происходящим и вдруг потянула меня за руку:
– Идем отсюда. Не ровен час, кто-нибудь пырнет ножом в толпе.
– Ты спятила, что ли? – растерялась я, но она уже, расталкивая любопытных локтем, тащила меня за собой, точно на буксире.
Мы свернули к рынку и поразились наступившей тишине. Шум пожара сюда не доходил, переулок пустынный, только в одном из окон горел свет.
– Надо было такси вызвать, – оглядываясь и ускоряя шаг, шепнула Маринка.
Ее нарастающее беспокойство только в первый момент показалось глупостью, потом начали одолевать совсем другие мысли. Несколько часов назад мы с Бадом расспрашивали Горбатого о погибшей девушке, узнали об исчезновении работницы, а теперь вдруг случился пожар. Само собой, это могло быть совпадением. А если нет? Не совпадение, а следствие нашего появления здесь? И кто-то пытается скрыть нечто очень важное. Заманчивая версия, вот только в ум не шло, с какой стати неизвестный изверг ополчился на женщин, а потом и на фабрику.
Когда впереди показался наш дом, Маринка, с облегчением вздохнув, выпустила мою руку.
– Слышала, что в толпе болтали? Говорят, поджог.
– Кто-нибудь пострадал?
– «Скорых» я не видела. Завтра у Тамарки узнаем.
Остаток ночи я ворочалась, не в силах уснуть. Болтовне зевак вряд ли стоит верить, но слово «поджог» не шло из головы.
Утром, выпив кофе и позавтракав, мы отправились в кафе напротив, не сомневаясь: толстуха барменша успела разжиться новостями.
В кафе было довольно многолюдно, что не мешало Тамаре таращиться в окно, опершись руками на подоконник. На нас она взглянула с укоризной, о причине которой оставалось лишь гадать.
– Налей нам лимонада холодненького, – попросила Маринка.
Тамара с заметной неохотой переместилась за стойку и проворчала:
– На лимонаде можете сэкономить, а то я не знаю, зачем пришли.
– Лимонад у вас замечательный, – подхалимски заметила я. Кстати, так и было, толстуха сама его готовила.
Взяв из холодильника графин, она налила напиток в два стакана и подвинула нам. Маринка выпила половину с равнодушным видом, поглядывая в окно. Обе отличались прямо-таки ослиным упрямством. Так можно час просидеть и ничегошеньки полезного не услышать, оттого я решила взять инициативу в свои руки.
– Какие в нашей деревне новости?
– Скверные, – хмыкнула Тамара. – Ночью кто-то фабрику Горбатого подпалил.
– Конкуренты?
– Хрен знает. Полыхнуло с двух сторон, там, где жилые помещения. Только по счастливой случайности никто не погиб. Срочный заказ был, все вышли в ночную смену. Не то бы головешки выносили. Говорят, бросили бутылки с зажигательной смесью.
– Совсем спятили, – покачала головой Маринка.
– Точно. Там прокурорские рыщут, ну и эти… из ФМС.
– Значит, у Горбатого большие неприятности? Выходит, все же конкуренты?
– Может, и конкуренты. Болтают разное, полыхнуло аккурат после того, как пигалица наша с Бадом к Горбатому приезжала. Неизвестно, о чем говорили, но все знают: баба, что в подворотне нашли, пигалицу интересует. Сложить два и два легче легкого. Решили, кто-то кому-то надумал рот заткнуть.
– И для этого готовы были всех заживо сжечь? – нахмурилась Маринка.
Тамара пожала плечами:
– Есть такие уроды, для которых чужая жизнь дешевле копейки.
– Кто бы спорил, – буркнула Маринка и сердито на меня уставилась. – Никуда лезть не смей! – вдруг рявкнула она. – Смотри, что делается.
– Куда я лезу-то? – растерялась я.
– Куда не просят, ишь, следователь нашелся. Владан вернется, вот и решит, как поступить. Не то отцу твоему позвоню…
– Да что ж вы все отцом грозитесь? – всплеснула я руками. – Мне что, по-твоему, десять лет?
– Умом ты несильно старше, – выдала Тамара.
– Вот уж спасибо.
– Пожалуйста. Слушай, что говорят. Видать, баба, которую ты в подворотне нашла, не так проста, как кажется… Если б не ты, закопали бы беднягу и забыли. На что душегубы и надеялись. Но тут ты влезла. Да еще Бада приволокла. Бад куда хуже ментов, это даже младенцы знают.
Маринка согласно кивнула, а я спросила:
– Почему вы решили, что душегубов несколько?
– Говорю ж, с двух сторон полыхнуло.
– Горбатый сказал, пропала одна из его работниц. Через несколько часов после того, как обнаружили в подворотне женщину. Об этом ничего не слышно?
Тамара покачала головой, а Маринка заявила:
– Отправляйся-ка ты домой. Нечего здесь глаза мозолить. – Она схватила меня за руку и потащила к выходу, горя нетерпением сиюминутно от меня избавиться.
Мы как раз поравнялись с офисом, когда подъехал Бад.
– Куда ее конвоируешь? – весело осведомился он, выходя из машины и обращаясь к Маринке.
– К отцу. Слыхал, что у нас творится?
– Потому и приехал, – вздохнул Бад, глядя на меня с сомнением. – Не беспокойся, я ее родителю сам доставлю.
Маринка постояла, переводя взгляд с меня на Бада, и молча удалилась.
– Пойдем кофе пить, – сказал он и начал подниматься по ступенькам.
В офисе я приготовила кофе. Бад устроился за столом на месте Владана, и это мне почему-то не понравилось, однако я сочла за благо промолчать.
– Говорят, это был поджог, – начала я. Бад кивнул. – И его связывают с нашим визитом.
Он вновь кивнул, то ли соглашаясь, то ли просто дал понять, что меня услышал.
– Неужто и теперь менты продолжат считать, будто женщину зарезали в пьяной драке?
– Почему бы и нет? Полина, детка… – вздохнул он, а я перебила:
– Ненавижу, когда ты так меня называешь.
– Учту. С чего ты взяла, что пожар связан с убийством этой бабы?
– Ты издеваешься, что ли? – рявкнула я.
– Нет, – покачал он головой с самым серьезным видом, – по словам Горбатого, а он не идиот, чтобы врать, убитую с фабрикой ничего не связывает.
– А пропавшая работница?
– За уши притянуто, – хмыкнул он.
– Алеша, – подхалимски начала я. – Я совершенно уверена…
Он снова покачал головой:
– Стоит тебе произнести мое имя таким сладким голосом, и я становлюсь дураком. Причем редким. Однако смею напомнить: профессионалы строят версии, исходя из фактов. А какими фактами располагаешь ты?
Только я собралась ответить, как хлопнула входная дверь, и через мгновение в комнате возник Владан.
Это было так неожиданно, что я замерла с открытым ртом и даже слова произнести не смогла.
– Привет, – сказал Марич, бросая на пол рюкзак, который снял с плеча, и ворчливо осведомился, обращаясь к Баду: – Ты теперь тоже здесь работаешь?
– Я в добровольных помощниках.
Бад поднялся и протянул руку Владану, спросив:
– Все в порядке?
– А как еще? – вроде бы удивился Владан, разворачиваясь ко мне.
Я наконец-то пришла в себя и с визгом бросилась ему на шею, одновременно пытаясь обнаружить в нем перемены. Особо он не загорел, то есть загар имел место, но ведь лето на дворе… дался мне этот загар… однако слова Бада не шли из головы.
Изменения все же были. Он коротко подстригся. Волосы у него совершенно седые, память о войне, на которой он хлебнул всякого, где потерял отца и мать. Короткая стрижка делала его моложе, недельная щетина больше походила на бороду, но ему, как ни странно, шла.
Он засмеялся, поставив меня на пол, а я подумала: улыбка у него необыкновенная, она делала его лицо по-мальчишески открытым. Жаль, что улыбается он не часто. А еще он очень красив. Так красив, что дух захватывает. Пахло от него божественно: хвоей, костром, чем-то вольным и дразнящим.
