— Отец! — отрывисто сказал он. — Должен ли я понять ваши слова так, что вы берете обратно ваше согласие на мой брак с Изабеллой?
— Я никогда не давал его, а если бы дал, то взял бы обратно.
— Вы оскорбляете графа!
— Если он сочтет себя оскорбленным, то может требовать удовлетворения.
— Вы оскорбляете его дочь!
— Тут нет оскорбления, так как дело идет не о ней.
— Но я люблю ее!
Сенатор пожал плечами.
— Вы еще ребенок, — сказал он, — и в ваши годы любовь не может пустить глубоких корней. Вы ее забудете.
— Никогда!
— Вы забудете, потому что это необходимо. Забудете, потому что я этого хочу.
— Вы не имеете права требовать от меня жестокой и несправедливой вещи!
— Жестокой и несправедливой? — повторил старик.
— Да, отец!
Герцог нахмурился. Лицо его приняло суровое выражение.
— Не забудьте, Анри, кем вы были бы без меня и кем стали благодаря мне. Я взял вас из воспитательного дома, чтобы дать знаменитое имя и богатство. Я сделал из вас своего сына и имею над вами права отца; через усыновление мои предки стали вашими. Вы должны заботиться об их чести, которая оставалась незапятнанной в течение веков, и я обязан помешать вам запятнать ее.
— Богу известно, как я благодарен вам за ваши благодеяния! Но как можно допустить, что я опозорю имя ваших предков, женясь на дочери честного человека, которого уважают даже его политические соперники!
— Я не думаю спорить с вами, я приказываю.
— Итак, потому что мнения графа не сходны с вашими, вы хотите разбить мое сердце, заставить отказаться от счастливого будущего?
— Это необходимо, потому что я так хочу, повторяю вам.
— Отец, вы жестоки, безжалостны, но вы высказали вашу волю. Я вам всем обязан и не буду неблагодарным. Я дорого плачу за имя и состояние, но не торгуюсь: я исполню вашу волю!
Герцог Жорж вздохнул свободнее; он не надеялся так легко победить сопротивление своего приемного сына.
— Теперь я вижу тебя таким, каким ты должен быть, — сказал он нежным тоном. — Я благодарен тебе за послушание, на которое и рассчитывал, и не замедлю вознаградить за него. Не думай, что я осуждаю тебя на безбрачие, напротив, я с нетерпением жду наследника нашего имени. Я думаю о твоем браке и нашел тебе жену.
— Жену? — повторил Анри. — Жену мне?
— Да, дитя мое, прелестную девушку.
— Я никогда не женюсь.
— Когда ты узнаешь, о ком я говорю, ты изменишь мнение.
— Я не хочу ничего знать! Не хочу знакомиться с этой девушкой!
— Ты уже знаешь ее и, как кажется, даже ухаживаешь за ней!
Анри не мог угадать, что дело идет об Оливии.
— Это для меня загадка.
— Загадка, которую легко разгадать, — сказал герцог. — Собери свои воспоминания о хорошенькой блондинке, у которой мать еще молода и вдова одного джентльмена, которого я уважал. Понял?
— Нет, отец, я ничего не понимаю. Кто эта девушка?
— Ты шутишь! Четыре дня назад ты был на улице Берлин…
Молодой человек вздрогнул и с ужасом поглядел на отца.
— На улице Берлин? — повторил Анри. — Надеюсь, вы не говорите о мистрисс Дик-Торн и ее дочери? Скажите скорее, что нет.
Сенатор смутился: ужас его сына был слишком очевиден, и герцог вспомнил, что Клодия говорила ему о некоторых вопросах Анри, по меньшей мере странных, по поводу эпизода с живой картиной, и ему пришло в голову, что, может быть, молодой человек подозревает мистрисс Дик-Торн в преступлении на мосту Нельи. Но это казалось невозможным.
Заставив замолчать свое волнение, герцог твердым тоном отвечал:
— Да, я говорю об этих дамах и не понимаю твоего удивления.
Анри вскрикнул от ужаса и отвращения:
— Вы хотите заставить меня жениться на дочери этой женщины?
— Конечно.
— Для нее я должен пожертвовать своей чистой любовью к Изабелле! Нет, это невозможно!
— Ты говоришь, невозможно?
— Вы, значит, не знаете мистрисс Дик-Торн. Не знаете ее прошлого…
Сомнение было невозможно: Анри знал или, по крайней мере, угадывал что-то о ней, и герцог хотел сейчас же убедиться в этом.
— Ты сумасшедший, — сказал он.
— Если бы я был сумасшедшим, отец, то я меньше страдал бы, чем страдаю теперь. Впрочем, мне достаточно сказать несколько слов, и вы сами с ужасом откажетесь от неисполнимого плана.
— Объяснись, пожалуйста, почему имя мистрисс Дик-Торн произвело на тебя такое впечатление.
Герцог был видимо взволнован, но относительно причины этого волнения можно было ошибаться.
Вместо того чтобы ответить, Анри стал спрашивать:
— Вы давно знаете мистрисс Дик-Торн?
— Да, около девятнадцати лет. Я знал ее в Италии молодой девушкой; затем видел в Париже, где она временно жила. Наконец, я встретился с нею в Англии, когда она была замужем за одним богатым джентльменом, которого я уважал в высшей степени.
— Но знаете ли вы, что делала мистрисс Дик-Торн до вашего знакомства с ней?
— Она вела независимую жизнь, которую позволяло ей ее состояние.
— Вы не справлялись о ее прошлом?
— Все говорили, что оно безупречно;
— И все ошибались. Эта женщина с изысканными манерами — презренное существо… преступница.
— Преступница?… — повторил герцог, представляясь удивленным и испуганным.
— Да, сообщница убийц.
— То, что ты говоришь, — безумие.
— Нет, отец. Та, которая теперь называется мистрисс
Дик-Торн, двадцать лет назад приказала убить одного человека на мосту Нельи и сама присутствовала при совершении преступления… Она вооружила руку убийцы и затем пыталась отравить его.
Герцог пожал плечами и недоверчиво засмеялся.
— И правосудие не преследовало ее? — спросил он. — Согласись, что это невероятно.
— Правосудие было введено в заблуждение обманчивой внешностью; из-за ее преступления пострадал невиновный.
— Безумно и невозможно!…
— А между тем это так.
— Попробуй доказать!
— У меня есть доказательство…
Герцог вздрогнул от ужаса.
— Доказательство?… — прошептал он. — У тебя есть доказательство?…
— Да, живое; и я воспользуюсь им, чтобы потребовать от суда восстановления честного имени мученика.
— Но о каком доказательстве ты говоришь?
— У этой женщины были два сообщника: первый, которого она хотела убить, жив и заговорит, когда придет время; другой — еще более подлый — прибавляет к прежнему преступлению новые и тем достигнет того, что будет осужден, тогда как прежнее преступление покрыто сроком давности. Он воображает, что хорошо скрылся, но мы напали на его след, и не сегодня завтра он будет в наших руках… Вы понимаете, что перед такими людьми мистрисс Дик-Торн даже не будет пытаться сохранить свою бесполезную маску. Эта презренная много лет обманывала вас, точно так же, как обманывала меня в течение нескольких дней. К счастью, случай объяснил мне все, а я, в свою очередь, объясняю это вам… Если надо отказаться от Изабеллы, я исполню ваше желание, но вы не будете говорить мне больше ни об этой женщине, ни о ее дочери!…
В эту минуту кто-то постучался в дверь.
— Войдите, — едва слышным голосом сказал герцог.
В комнату вошел лакей.
— Господин доктор Лорио желает видеть маркиза. Как кажется, дело очень важно.
— Проводите доктора ко мне в кабинет, — сказал Анри, — я сейчас приду туда.
Лакей вышел.
Герцог де Латур-Водье, мрачный и взволнованный, опустился в кресло. Он должен был внушать сострадание всякому, кто не знал причины его волнения.
— Я вижу, что сообщенное мною известие сильно поразило вас, отец, — сказал молодой человек. — Я понимаю ваше печальное изумление, но вы должны были знать все, чтобы сторониться этого дома на улице Берлин.
Сенатор молча наклонил голову, а Анри вышел, чтобы идти к доктору.
Оставшись один, герцог вдруг оживился, он встал и в волнении начал ходить по комнате.
— Как он узнал все это и чего стоят его доказательства?… Жан Жеди, которого он считает живым, умер. Рене Мулен не может ничего доказать. Эстер Дерие — неизлечима и навсегда разлучена со светом… Он считает, что напал на след неизвестного сообщника, но он ошибается: моего следа не существует… Как думает он защитить имя Поля Леруа и кто поручил ему это дело? Мать умерла, сын также, Берта умерла, кто же имеет право в настоящее время требовать пересмотра процесса?… Я не вижу никого, какой-то хаос окружает меня!… Неужели Анри станет обвинять меня, своего приемного отца и благодетеля? Какие пустяки!… Если бы он когда-нибудь узнал, что герцог де Латур-Водье был сообщником Клодии Варни, то он замолчал бы и замял дело. С этой стороны мне нечего бояться… Но Тефер должен знать, что происходит…
Герцог позвонил и приказал запрягать лошадей.
Между тем Анри вошел в кабинет, где его ждал Этьен Лорио.
