— Этот дом наполовину принадлежит собакам, — пошутил Билье.
— А Ясуко-сан тоже нет?
— Она куда-то вышла по делу, скоро придет. Садитесь, пожалуйста.
Приветливость Билье казалась непритворной, и первое смущение у Сэцуко прошло. Она села.
— Хотите кофе?
— Нет, не беспокойтесь.
Но Билье все-таки встал и пошел варить кофе. Было видно, что он хорошо ориентируется в этом доме и знает, что где лежит.
— Пожалуйста, выпейте чашечку. — Билье налил девушке кофе.
— Спасибо.
Отец Билье внимательно разглядывал Сэцуко. Такое бесцеремонное разглядывание было ей неприятно, но она старалась не думать об этом. Однако, почувствовав, что он проявляет к ней отнюдь не духовный интерес, она забеспокоилась. Прошло уже более получаса, а ни Ясуко, ни Торбэк не появлялись.
— Наверно, госпожа Ясуко не скоро придет. Я, пожалуй, пойду, — сказала она, ставя чашку на стол.
Отец Билье сидел, развалившись в кресле. На столе лежала библия, какие-то рукописи и книги. Сэцуко слышала, что этот человек очень образован и воспитан, но все-таки побаивалась его.
Заметив ее волнение, Билье улыбнулся и взял ее за руку.
— Не беспокойтесь, скоро придут и Ясуко и Торбэк. Ведь вы договорились с ним встретиться здесь?
Сэцуко покраснела. Кажется, Ясуко все ему рассказала.
— Отец Торбэк хотел почитать мне библию, — покраснев, ответила девушка.
— Это хорошо. И Торбэку это полезно, он у вас научится говорить по-японски.
Прошло еще минут пятнадцать. Сэцуко все время порывалась уйти, но каждый раз отец Билье находил предлог, чтобы ее удержать. Наконец послышались шаги, дверь открылась, и вошла Ясуко.
— О! Какие у нас гости! — Она остановилась и как-то подозрительно оглядела гостью.
— Извините, что решила побеспокоить вас, — смущенно потупилась Сэцуко.
— Давно ждете меня? Вас, кажется, успели и кофе угостить? — Ясуко перевела взгляд на Билье. — Это вы, Билье-сан, были так любезны?
Отец Билье как-то виновато улыбнулся.
— Да, ваша гостья уже с полчаса как здесь, и мне пришлось взять на себя роль хозяйки.
— О, я знаю, вы мастер ухаживать за гостьями, — громко рассмеялась Ясуко.
Торбэк и Сэцуко медленно шли по тихой ночной улице, тихой и какой-то очень уютной. То и дело им попадались вывески небольших отелей. Это был район гостиниц. Свой «рено» Торбэк оставил в переулке, выключив фары. Улица тонула в темноте. По обеим сторонам тянулись ограды, за ними во дворах прятались крыши, на которых светились неоновые вывески, и только эти вывески видны были с улицы.
Торбэк был одет в светло-серый костюм и белоснежную рубашку, туалет завершал яркий галстук. Со стороны он казался веселым, беспечным американцем. Он шел неторопливо, слегка обняв Сэцуко за плечи, и что-то шептал ей на ухо. А Сэцуко шла как-то настороженно, неспокойно. Каждый раз, когда навстречу им попадались гуляющие пары, она низко опускала голову и отворачивалась.
Так они прошли целый квартал, все время посматривая по сторонам, будто что-то выискивая. Где-то поблизости прошумела электричка. Наконец впереди показалась ярко освещенная платформа. Она казалась кораблем, плывущим по темному морю.
— Я устала. Пойдемте обратно, — прошептала Сэцуко.
Но Торбэк ответил, что ему не хочется возвращаться ни с чем. Они продолжали идти. Торбэк то и дело поднимал голову, стараясь разобраться в неоновых вывесках. Но, к сожалению, он еще плохо знал иероглифы. Наконец он увидел вывеску с изображением хризантемы. Он знал, что этот цветок — эмблема Японии. Когда он учился еще в семинарии, там па стене висел портрет императора с изображением такого же цветка.
— Эго тоже отель? — спросил Торбэк.
— Да, — ответила Сэцуко.
— Наконец, кажется, подходящее место! Как этот отель называется?
Сэцуко назвала гостиницу. Они подошли к воротам. Каменные светильники тускло освещали мощеный двор, в небольшом садике искусственное нагромождение камней напоминало горный уголок.
Сэцуко бил озноб, она все еще не решалась войти в вестибюль. Кто-то вышел из гостиницы, и она торопливо спряталась за камни.
— Милая, что случилось?
— Но ведь кто-то идет!
— Это что, твой знакомый?
— Не в этом дело, вам ведь тоже не хочется, чтобы нас увидели.
Предусмотрительность девушки понравилась Торбэку. Если кто-нибудь из прихожан увидит его здесь, может произойти серьезная неприятность.
Конечно, бог велик и всеведущ, но он искренне верил, что бог так же милостив и простит ему его грех. Теперь уже ничто не могло его остановить. Так молодой олень мчится по лесу, не разбирая дороги, и порой налетает на острый сук. И может быть, разница была лишь в том, что Торбэк сознательно бросался на острие сука, предвкушая сладость от полученной раны.
Сэцуко с первого взгляда полюбила молодого патера. И когда однажды ночью он увлек ее на машине в лес, к реке, унес в траву и стал целовать, она была бесконечно счастлива.
Как он был ласков с ней, с каким восхищением смотрел на нее! И как мило коверкал японские слова!
Он тогда домогался близости. Но она невольно запротестовала: «Нет, только не здесь!»
«Нет, не здесь!» Ей было стыдно и неприятно совершить это там, на траве, где ей казалось, что за ними все время кто-то подглядывает, и пугал малейший шелест листвы.
Нет, домогательства Торбэка не обидели и не оскорбили девушку. Она любила этого молодого красивого священника. Любила его строгие, полные величия жесты во время мессы, любила его, когда он проникновенно объяснял ей суть своей веры, любила его ласковые прикосновения.
Сэцуко уже не раз испытывала волнение любви, но раньше было совсем не то. Как непохож был этот обаятельный чужеземец на ее прежних поклонников! Сэцуко кружили голову его ребяческая нежность, его бескорыстная вера в святое учение, горячие взгляды, которыми он обжигал ее. Она была как в бреду. А тут еще эти красивые золотистые волосы, каких не бывает у ее соотечественников. И глаза, синие и глубокие, как горные озера.
«В другом месте», — сказала она тогда и взять теперь свои слова назад уже не могла. И когда Торбэк привез ее в этот квартал, она должна была быть готова к тому, что произойдет.
Сэцуко знала, какой грех берет на себя Торбэк. И она должна была стать соучастницей этого греха. Но бывают минуты, когда для женщины любой грех становится желанным. Ей льстило, что ради нее Торбэк готов нарушить священный обет. Как и все женщины, она объясняла поведение мужчины по-своему. Ведь женщина, даже когда сама становится жертвой, объясняет это с выгодой для себя.
Наконец они приблизились к парадному подъезду гостиницы, похожей на особняк богатого аристократа. Торбэк открыл дверь, и они вошли в ярко освещенный вестибюль.
Горничная встретила их поклоном.
Сэцуко спряталась за спину Торбэка. Этого он не ожидал. Он рассчитывал, что разговор начнет она, ведь он еще так плохо объяснялся по-японски и совершенно не знал, что и как нужно говорить в подобных случаях.
Но Сэцуко стыдливо съежилась и молчала. Однако служанка все поняла и без слов, она взяла две пары домашних туфель и поставила их на натертый воском пол.
Торбэк чуть не силой потащил Сэцуко за собой.
Горничная повела их по длинному коридору. Она шла быстро и уверенно, будто зная наперед, что нм требуется. Несколько раз они сворачивали в боковые коридоры. Но вот горничная остановилась и открыла одну из дверей.
Маленькая, тесная комната. В глаза им бросилась огромная, занимавшая почти половину комнаты, кровать. Два кресла забились в угол, словно стыдясь своего присутствия.
Все дешево и безвкусно. И вделанный в стену шкаф, и картина на стене, и окраска стен.
Они вошли. Вскоре горничная принесла чай.
— Ночевать будете? — спросила она, бесцеремонно разглядывая Сэцуко.
— Нет, — едва слышно ответила девушка.
Служанка молча кивнула, показала, где ванная комната, туалет, и ушла, захлопнув дверь. От дверного стука Сэцуко вздрогнула.
На вопрос горничной Сэцуко ответила отрицательно, потому что не думала проводить здесь ночь. Мысли у нее путались, ей почему-то казалось, что они здесь лишь поговорят и уйдут. Красное одеяло на кровати нахально лезло в глаза, а тусклый свет настольной лампы у изголовья почему-то ослеплял.
Торбэк беспокойно ерзал в кресле. Зеленый японский чай он не пил. Он поднялся и нервно зашагал по комнате взад-вперед. Но комната была слишком мала.
Прошло еще несколько томительных минут. Сэцу-ко била нервная дрожь. «Когда же он перестанет ходить?» — подумала она. И тут же с ужасом представила себе, что произойдет, когда он остановится. Она вздрогнула и закрыла глаза.
И вот это случилось.
Но ее никто не схватил, просто Торбэк окликнул ее. Она обернулась.
