— У нас сейчас меньше людей в фирме, человеко-часы ценятся больше, поэтому… — принялся было объяснять Богданов, но замолчал. Он был готов растерзать Горячева на месте, прибить к стенке и научить наконец хорошим манерам, а еще той простой мысли, что со Львом столь безапелляционно обращаться не следует, — но выходило только надуться, как сытый сыч, и смотреть сначала на бесстыжее лицо, потом на пакет. Вот кто на самом деле мог из Богданова вить веревки. Не Валентин со своей многолетней подготовкой и капканом на каждом углу, а маленький засранец Антон. Лев покачал головой, скрестил руки на груди и обреченно — перед собственным бессилием — выдохнул: — В следующий раз я тебе просто надеру уши, ясно? Нельзя так делать, не в такой момент. Они там тоже работают до срыва, все сейчас так работают. И вообще я в форме.
— Нет. Они хотя бы спят. Ездят домой. Я проверял. Каждый день, — нахмурился Антон и опустил голову. — Ты можешь положиться на нас, Лев. На меня… Ты мне живой и здоровый нужен. Если я что-то и могу сделать еще, то только это. Я же понимаю, что не уговорил бы тебя по-хорошему. И что один этот день тебя не исправит. Но хотя бы сегодня ты наберешься сил. Чтобы бороться и победить.
— Что значит, что один день меня не исправит? — возмутился Лев. — Меня и не надо исправлять. — Он хотел бы еще сказать, что и так победит, но не был в этом уверен. На душе шевельнулся неприятный осадок. И еще один — когда Богданов вспомнил, что стоит только в нижнем белье. Пришлось все-таки взять у Антона пакет, отобрать мобильник и спрятать за спиной.
— Ты не бережешь себя. А я обещал Елене. Да и даже если бы не ей… — Горячев шумно вздохнул и почесал локоть, а затем медленно выскользнул и из второго ботинка. Он неловко и зябко поджимал пальцы на ногах, мялся еще какое-то время. Только спустя мгновение, за которым пришло горькое смирение, Антон развернулся в сторону кухни. — В общем, я пойду, приготовлю завтрак, пока ты умываешься и все такое… Ты останешься?
Богданов неопределенно повел плечом, круто развернулся и ушел в комнату. Там он окончательно смирился с тем, что опоздал и его делами руководил все это время Антон (конечно, очень смышленый, но очень яростный), пережил отложенный страх, что Валентин мог позвонить и напороться на того же Горячева, успокоился и отдышался еще несколько раз. Лев никогда не выходил из себя, но в свете последних событий, ему казалось, что всю свою хваленую дерзость и легкость в делах он растерял. Действия стали тяжелыми, свинцовыми, мысли — истеричными и бесполезными. Богданов лишился главного — уверенности. Вместе с ней пропала и изысканность, акулья грация в мире большого бизнеса. Лев твердо решил, что так дальше продолжаться не может.
Так и не одевшись, Богданов сначала позвонил Елене и узнал текущие новости, выдерживая колкие насмешки сестры и пообещав совершить кровную месть; наиболее полную и кропотливо собранную информацию получил от Романа; извинился перед всеми несколько раз. Перед важными лицами Льва уже оправдали коротко и просто — «заболел». Он переоделся, умылся, забрел на маленькую — по его ощущениям и привычкам — кухоньку и обнаружил там Горячева. Тот грустно стоял у плиты, опустив голову, и в этот момент Богданову стало даже стыдно за свою реакцию на пусть и агрессивную, но заботу. Лев тихонько подошел сзади, уткнулся носом в загривок, вдыхая вместе с ароматом любимого тела запах свежеприготовленного омлета. Руки сами собой легли Антону на талию, поползли под живот ленивой сытой коброй. Богданов прижался, бесконечно мешая процессу. Полминуты Горячев упрямо хранил самообладание, но после кофейник, за который он едва схватился, неосторожно дрогнул, и коричневые брызги упали на кухонную тумбу возле чашки.
— Лев.
Антон был бесконечно уязвим перед желаниями своего тела — и в первую очередь перед Богдановым. Одно это доказывало, что в нем нет обиды или злости, что он понял — никто никуда не уйдет — и успокоился. Ухмыльнувшись, Горячев осмелел и легонько ударил Льва по рукам, чтобы закончить начатое, никого не облив от переизбытка чувств. На столе аппетитно выстроились две тарелки, две полных чашки.
— А еще будет мороженое на десерт. С бананом и горьким шоколадом. Тебе сейчас полезно, — важно заявил Антон, покачиваясь в объятиях Льва и не спеша садиться. Словно телесное соприкосновение было для него дополнительной гарантией, якорем. Или просто компенсацией всех упущенных мгновений близости. Богданов зацеловал Антону висок и ухо перед тем как окончательно отступить.
— Хозяйственный ты у меня, — усаживаясь за стол, хвалил Горячева Лев. Богданов и голову подпер, глаза сощурил, улыбаясь только ими и все Антону. Тот смущенно и радостно глядел в ответ. — Ну что, реабилитолог Горячев, каков диагноз, каковы ожидаемые процедуры?
— Правильное питание, постельный режим, легкие физические нагрузки, — отчеканил Антон с самым серьезным и значительным видом. И даже набитый рот не помешал быть убедительным. — Опционально — часовая прогулка вечером, совместное приготовление обеда и ужина, вечер кино… Главное, чтобы положительных эмоций было как можно больше. Отдохнуть нужно так, чтобы хватило на всю неделю. Потому что лечим мы хронический трудоголизм с осложнениями в пользу переутомления, — тут Горячев особенно важно звякнул вилкой о край тарелки. Богданов ощутил, как дрогнули пальцы, желая смять под собой балагура.
— А можно только постельный режим с редкими перерывами на еду и воду? Я вообще непослушный пациент, вам следует придумать систему наказаний, но я бы не советовал. Такие вещи только забавляют и провоцируют меня, — вкрадчиво сообщил Лев, закладывая омлет за щеку. — И вообще кто мне поставил такого симпатичного врача, я не знаю? С таким хочется лечиться только одним способом.
— Лечиться хочется? Вы ведь столько процедур пропустили со своим трудоголизмом, Лев Денисович… Вам должно быть стыдно, — Антон цокнул языком. Ненадолго он умолк, прервался на еду. Вот только пауза эта никак не смогла бы отвлечь от беседы, ведь Антон ел просто чертовски вкусно, с особенным шармом облизывая пальцы после того, как отправлял в рот кусочки вымоченного в яйце хлеба. У Богданова перехватывало дух. Похоже, Горячев не собирался ограничиваться одним комплиментом, вступая в эту игру. — Так или иначе, сперва нам придется провести повторное обследование, чтобы оценить ваше состояние. А там мы уже посмотрим, какой курс назначить…
— Глянь, какой важный, — усмехнулся Богданов. Еда медленно исчезала в тарелке. Лев соскучился. И только теперь осознал, насколько сильно, насколько долго он отказывался от связи, что завоевывал упорным трудом. Здесь впору засмеяться, ибо сперва — Лев внезапно осознал — труд-то был ручной. «Прямо эволюция от обезьяны к человеку в одну рожу. Сначала была палка в руку…» — Богданов давил усмешку, пытаясь вернуться к разговору и оторваться от порочных мыслей: — Мне раздеться, доктор?
— Сперва лекарство, — ловко увильнул Антон. Он забрал посуду, а затем выставил перед Львом в мисочке мороженое с крупно нарезанным бананом и щедрой горкой тертого шоколада, которое заранее отложил в холодильник. Но сев за стол, Горячев неожиданно прыснул со смеху, разрушив образ серьезного медицинского специалиста. Встретив недоумевающий взгляд Богданова, он пояснил: — Я сначала хотел сервировать так: типа целый банан и два шарика мороженого в этой стружке… Мол, чтобы сразить тебя наповал, если ты продолжишь злиться… Но ты либо меня перевоспитал, либо я просто поимел наглость. Ну, что вкус моей стряпни — достаточное условие, чтобы поразить шикарного делового мужчину.
— Ты мой семиклассник, — нарочито сурово выдохнул Богданов, размазывая мороженое по тарелке ложкой. — Но вообще, доктор, это не лекарство. Лекарство содержится в других шариках, точно вам говорю. От него мне постоянно легче.
— Богданов… — Антон все никак не мог успокоиться — прятал лицо в руках. — Ешь, пожалуйста, просто ешь! А потом тебе будут и шарики, и суспензия, и что там еще дают больным… Но это — для нервов. Я старался! Ну, оцени, пожалуйста, что я все-таки нарезал его…
