— Мне кажется, — тихо произнес Иван Федорович после возникшей паузы, — злость и ненависть к людям — не лучшее лекарство от одиночества…
— Много вы знаете, — огрызнулась Апполинария Карловна, однако посмотрела на Ивана Федоровича уже не так колюче.
— А как зовут эту молодую женщину с ребенком, о которой упомянул только что мой коллега? — спросил Песков.
— Ее зовут Ленкой, — процедила сквозь зубы Перелескова, снова наполнившись злым ехидством и ядом ненависти. — Проживает она в доме Козурина, что рядом с нашим… Ленка Шилохвостова…
— Она что, правда гуляла с дворником Ефимкой? — задал новый вопрос титулярный советник.
— Конечно, правда, — искоса глянула на него Апполинария Карловна. — Да об этом вся округа знает. Только муж ее, рохля, ничего о ней не ведает…
— А про девицу, что иногда захаживает к вашему дворнику, вы что-нибудь знаете? — спросил Воловцов.
— Ничего, — после недолгого раздумья произнесла Перелескова. — Я видела ее всего два раза, да и то мельком…
— Что ж, большое спасибо, Апполинария Карловна. — Иван Федорович был сама любезность, и в глазах его уже не было той жесткости, что имелась в начале допроса Перелесковой. Перед ним сидела несчастная женщина, озлобленная на судьбу и людей, но это был не ее добровольный выбор, а стечение обстоятельств, которые стали сильнее ее. — Вы оказали неоценимую помощь следствию, — заверил ее Воловцов, — ну, а если мы с коллегой причинили вам неудобства и вызвали неудовольствие, то приносим вам свои извинения…
Перелескова сделала неопределенный жест рукой, который можно было расценить и как «ах, да я вам ни капельки не верю», и как «да ладно, чего уж там», а то и вовсе «да катитесь вы…». И так же, как до нее отставной унтер, она тоже задала вопрос вслед уходящим Воловцову и Пескову:
— А ее что, правда убили?
Последнего жильца покойной Марьи Степановны Кокошиной, Сергея Александровича Попенченко, коллежский и титулярный советники не застали. Пришлось снова потревожить Григория Наумовича Шаца, который обрадовался следователям, как родным, однако куда подевался и где в настоящее время находится Попенченко, он не знал. Зато предложил Воловцову купить у него посеребренный портсигар с изображением трех богатырей с картины Васнецова, причем запросил за него цену весьма выше магазинной.
А вот отставной унтер Кирьян Петрович Корноухов в очередной раз оказался просто кладезем информации. Правда, был он уже малость выпивши, однако на вопросы следователей отвечал четко и ясно: да, вчера утром, когда во дворе их дома собрались люди, привлеченные запахом дыма и приходом в дом сначала городового Еременко, а затем и околоточного надзирателя Петухова, жилец Кокошиной Попенченко был среди этих людей, а потом куда-то запропал. Больше его Корноухов не видел.
Чем занимается Попенченко, старик не знал, но, по его словам, личностью он был весьма подозрительной: то в кармане у него ни гроша, то разбрасывается направо и налево червонцами.
— Сам видел, как он из кармана эти червонцы доставал, — затаенно поведал старик, довольный тем, что хоть у кого-то, пусть и у служителей закона, была в нем нужда. Попенченко несколько раз угощал старика водочкой, хвалился, что «в этой жизни он не пропадет», и называл деньги «бабками», а околоточного надзирателя Петухова «серым барином»[2]. По всему выходило, что этот Попенченко отбывал срок и знал уркаганскую музыку[3].
Время давно перевалило за обеденное, посему Воловцов предложил Пескову пойти к нему, то бишь к тетке, и отобедать.
— Заодно подобьем и кое-какие итоги, — сказал он.
Феодора Силантьевна постаралась: от ее щей было не оторваться, и Иван Федорович, съев одну тарелку, тут же попросил добавки, а пироги с грибами были столь вкусны, что вместе с ними запросто можно было проглотить и собственный язык.
Кое-как поднявшись из-за стола, осовевшие следователи прошли в комнату Воловцова и с четверть часа пялились друг на друга, изредка перекидываясь отдельными фразами. Мозги работали в замедленном темпе, двигаться не хотелось, и оба непременно уснули бы в сидячем положении, если б не дело, которое отлагательств не терпело.
— Итак, что мы имеем на данный момент, — перешел, наконец, Иван Федорович к основной цели того, почему они не разошлись по своим делам, а остались вместе. — Ваши соображения, Виталий Викторович? Только медленно и по порядку…
— Понял, — ответил Песков и с минуту посидел молча, настраивая, верно, после столь сытного обеда мозговые извилины на рабочий лад. — Значит, так: вчера, в промежутке между двенадцатью часами ночи и пятью утра заживо сгорела владелица собственного дома Кокошина Марья Степановна. Принимая во внимание показания отставного унтера Корноухова, видевшего неизвестного человека, проникшего в дом черным ходом в районе четверти часа ночи, и ненахождение при досмотре квартиры потерпевшей нами, судебными следователями Воловцовым и Песковым, серебряных часов, подаренных Кокошиной ее сыном, возможно, это было убийство, причем преднамеренное и произведенное с целью ограбления, поскольку иного мотива покуда не найдено, и, скорее всего, найдено не будет. Сам факт возможного убийства Кокошиной следует отнести к самому началу ночи, то есть не ранее двенадцати и не позднее двух часов пополуночи, так как ко времени обнаружения трупа городовым Еременко он обгорел до угольев, на что требуется, согласно медицинскому заключению, не менее трех часов. Также на версию о насильственной смерти «работают» показания свидетеля Григория Наумовича Шаца, красочно и точно описавшего характер домовладелицы Кокошиной. Конечно, та фигура, которую видел ночью отставной унтер Корноухов, когда было совершено преступление, может и не являться фигурою убийцы Кокошиной, равно как и фактом, подтверждающим само убиение Марьи Степановны. Кроме того, помехами версии об убийстве домовладелицы Кокошиной являются плотно закрытые окна и дверь, запертая изнутри на крючок. Как мог выйти преступник из ее комнаты? Что, она, объятая пламенем, выпустила его, закрыла за ним дверь, потом аккуратно улеглась на пол, расправила юбку и отдала Богу душу? Да никакой суд не примет эту версию, поскольку более убедительной для присяжных и судьи покажется версия о самоубийстве или даже несчастном случае. Это значит, что следует искать убийцу, и, более того, изобличить, то есть неоспоримо доказать его вину. Еще лучше, прижать его фактами к стенке и заставить, тем самым, написать признательные показания. Тогда все сомнения у присяжных заседателей развеются, и присяжному поверенному, защищаемому подсудимого, уже не за что будет зацепиться, чтобы оправдать преступника и даже смягчить ему наказание. Стало быть, первейшей и самой главной задачей является розыск убийцы с последующим накоплением против него убедительной доказательной базы…
— Я абсолютно согласен с каждым вашим словом, Виталий Викторович, — произнес Воловцов. — А что вы скажете про внезапное исчезновение постояльца Попенченко? Как только он узнал, что произошло с его хозяйкой, то мгновенно исчез. Не наш ли это клиент?
— Я сегодня же, как только смогу ходить после вашего обеда, — Песков потрогал вздувшийся живот и несколько печально посмотрел на Ивана Федоровича, — наведу о нем справки. Надо будет, объявим по всем губерниям о его розыске…
— А собравшиеся вчера утром у дома люди, — раздумчиво произнес Воловцов, — они откуда узнали, что Кокошина погибла, облившись или облитая керосином, как вы думаете?
— Наверное, от дворника либо жилички Квасниковой, — ответил Песков. — Больше не от кого…
Какое-то время они посидели молча, думая каждый о своем. Потом титулярный советник Песков поднялся, посмотрел на Воловцова, который с трудом таращил слипающиеся глаза, и, поблагодарив Феодору Силантьевну за обед, ушел.
— Я буду у вас завтра утром, — сказал он, прощаясь с Иваном Федоровичем.
Воловцов кивнул, буркнул что-то вроде «ага» и, проводив взглядом уходящего следователя, сомкнул веки…
Отпуск все-таки…
Глава 6
Тайна дверного крючка, или А шкатулки-то и нет
Происшествие, случившееся третьего дня в Ямской слободе, стало занимать уже весь город. О Марье Степановне Кокошиной и том, что с ней случилось, писали «Рязанские губернские ведомости» и «Рязанский листок», судачили на каждом перекрестке и почти в каждой гостиной города. Эти обстоятельства, конечно же, не могли не волновать первых лиц города, включая окружного прокурора, полицеймейстера и самого господина губернатора.
Губернатор Брянчанинов уже дважды вызывал к себе и окружного прокурора Ляпунова, и полицеймейстера фон Каница, призывая их приложить все силы к скорейшему раскрытию нашумевшего в городе преступления. Петр Петрович Ляпунов докладывал губернатору, что делом Кокошиной занимается один из лучших судебных следователей города титулярный советник Виталий Викторович Песков, у которого не имелось покуда ни одного прокола, то есть нераскрытого дела. Федор Федорович фон Каниц мобилизовал все силы рязанской полиции на розыск судимого за грабеж гражданина Сергея Александровича Попенченко, постояльца дома Кокошиной в Ямской слободе по Астраханскому шоссе. Более того, в Москву, Санкт-Петербург и прочие губернские города Российской империи были разосланы на имя обер— и просто полицеймейстеров телеграммы с предписанием немедленно задержать при обнаружении гражданина Попенченко Сергея Александровича, соответствующего приметам, в том числе и особым.
