Вид мой и впрямь был как у оплеванного. Это я рассмотрел в зеркале.
— Значит, Шекельграббер поехал выручать документы, оставив деньги у вас? Значит, он знал, что платить не придется?
— Что мне с ними делать? — Размахаева одновременно подтвердила мой вопрос и задала свой.
— Не знаю. Верните вдове или потратьте: накупите свечек и замаливайте грехи во всех церквях мира.
— Чьи грехи?
— Не знаю.
— А что вы знаете?
— Сегодня я найду убийцу Шекельграббера.
— Далеко ходить не надо.
Я оторопел:
— Так это?..
Она засмеялась:
— Вы полный кретин. Вам не сыщиком надо работать, у вас другое призвание.
— Какое же?
— Много есть профессий для ваших способностей и интеллекта. Дворник, например.
Я обиделся.
— Ладно, еще увидимся, — сказал и вышел…
На улице мне стало еще грустней от безысходности. Когда прохожая парочка бросила: "Мужчина, у вас вся спина белая, только под курткой не видно", — я сухо ответил, что во времена тотального дефицита денег у простых людей праздник дураков ежедневно. Куда идти? — думал я, кружа вокруг дома Размахаевой. Опрелин разговаривать не станет, Кашлин либо отшутится, либо посмеется надо мной; Поглощаев сам ни черта не знает, да еще я ляпнул, что нашел убийцу; остается мелкий пакостник Заклепкин и перетрусивший Горчицын. Ясно, как дважды два, что все дело в Размахаевой. Но кто лишил жизни Шекельграббера из-за нее? А может быть, и не из-за нее вовсе, но что она как-то тут вольно-невольно участвует — это точно.
Я чувствовал себя учеником костоправа, не выдержавшим экзамен. В старину их профессионально признавали так: клали битый кувшин в горшок, а ученик должен был его собрать на ощупь.
Из дома вышла Размахаева, явно нервничая. Я затаился. Через минуту к дому подъехал «УАЗик». Опрелин вышел из машины и открыл Размахаевой дверь натренированными движениями «шестерки». Они сразу уехали, а я чертыхнулся, потому что не имел денег на такси, чтобы последовать за ними.
Тогда я поехал в сауну, собираясь снять ремень, расстелить Горчицына на его массажном топчане и сечь в присутствии клиенток до тех пор, пока не расскажет все подчистую. Хотя и он мог толком ничего не знать: может, подсмотрел, дурак, ненароком, как Опрелин с Заклепкиным воруют документы Шекельграббера, и пытался осторожно вывести меня на этот факт.
— А он уже второй день нос не кажет на работе, — сообщил мне начальник Горчицына.
— И что из этого следует?
— Может, заболел, но в таких случаях звонят, чтобы предупредить клиентов. Уволю я его к чертовой матери…
Но Горчицын не заболел, это я чувствовал определенно. Он перетрусил и ударился в бега. Скорее всего, именно он и звонил Шекельграбберу, требовал миллион за документы. Но с какой целью? Просто нервы потрепать? И почему Шекельграббера убили в Армянском переулке, в пенатах Заклепкина?..
Выхода у меня не было. Ехать к Заклепкину казалось верхом идиотизма. Я даже не мог придумать, что спросить у этой пенсионной вши с пуделем. И я сдался. Плюнул под ноги и поехал к Квочкину за разгадкой…
В дежурной части на проходе меня остановил милиционер. Просто ужас! Никуда войти нельзя без скандала.
— Сегодня майор Квочкин не принимает.
— Меня примет. Позвоните ему.
— А вы по делу или по личному?
— По личному делу. Он пригласил машину обмывать.
Милиционер освободил дорогу.
В кабинете Квочкина сидели еще четыре чина, а на столе стояло в два раза больше бутылок. Под столом, но без пробок, — столько же. Говорили громко, и еще в коридоре я понял, что и тут не чураются патриотических тем.
— Ну в какой еще стране таким дуракам, как мы с тобой, дали бы диплом о высшем образовании? Просто так, под расписку о невыезде?
— Угу, — пробурчали в ответ.
Я вошел и сел на крайний стул. Квочкин, наконец, меня заметил и сказал:
— Заходи.
— Спасибо, — сказал я.
— Выпей за мою «пятерку» редиска ты эдакая, — сказал он, протягивая стакан водки.
— Один, что ли? Не чокаясь? Как на поминках?
Квочкин согласно кивнул и налил всем. Потом дружно похрустели парниковыми огурцами.
— Ты бы хоть нас познакомил, — сказал лейтенант Квочкину.
— Это мой друг, на контору пишет.
— В каком смысле?
— В каком скажешь, в таком и напишет, — ответил Квочкин, наливая по кругу.
Я обиделся и решил скорей перейти к делу, чтобы уйти.
— Так кто убийца? Скажешь мне, наконец.
— Да какая разница! — ответил Квочкин. — Пей для укрепления организма.
— Ты же его завтра арестовываешь!
— Ну?
— А мне нужно сегодня знать, иначе плакали наши… сам знаешь что.
— Тогда я сегодня арестую, ордер у меня выписан, тут где-то в столе.
— В таком виде только арестовывать!
— Я в любом виде арестую.
— Перестань куражиться, — сказал я.
— Не знаю, что это такое, — ответил Квочкин и снял трубку внутреннего телефона: — Четырех человек и две машины на выезд.
Он встал, пошатываясь, вынул пистолет, пощелкал затвором и сказал:
— Попейте тут, ребята, я скоро присоединюсь.
— Я с тобой, — сказал я…
Мы расселись по машинам и приехали по хорошо мне известному адресу. Вместе с милиционерами поднялись по старой мраморной лестнице и возле двери спрятались за каменные выступы. Квочкин опять достал пистолет и позвонил. Я в это время гадал, что он ответит на вопрос: "Кто там?" — "Откройте, милиция" или "Вам телеграмма". Но замок щелкнул без предварительного вопроса. Квочкин шустро просунул ногу в образовавшуюся щель и, дыша перегаром, сказал почти ласково:
— Ку-ку, Гриня! Приехали.
— Это не он, это домработница, — поправил я.
— Вижу! — ответил Квочкин и вошел в квартиру, оттеснив служанку.
В коридоре стоял помертвевший от страха Опрелин.
— Папаша, огоньку не найдется?.. — начал Квочкин.
— Это тоже не он, — подсказал я.
— Да вижу, вижу! А где… он?
Я пожал плечами.
— Степан Николаевич застрелился утром, — сказал Опрелин.
Квочкин ему не поверил и пошел в комнаты, приказав кому-то задержать Опрелина и домработницу до выяснения. Я тоже пошел.
За столом сидел человек, знакомый Квочкину оперуполномоченный милиции, и писал протокол.
— Ничего интересного, — сообщил оперуполномоченный. — Типичная попытка самоубийства. Предсмертная записка, пистолет — все на месте, — он показал на полиэтиленовые пакеты.
— Почему мне сразу не доложил?
— Вы заняты были, товарищ майор.
Квочкин вспомнил, что он был занят откупориванием бутылок, и сказал:
— Ну да.
Я взял записку: "В моей смерти прошу винить перестройку, лично предателей Горбачева, Ельцина…" и еще десятка три фамилий. Пистолет оказался именной: "… Начальнику политотдела такой-то армии за беспощадное укрепление боевого и политического духа бойцов", — полная белиберда, но смысл вроде понятен.
— А кто он был, этот Заклепкин? — спросил я Квочкина, заметно протрезвевшего и даже жевавшего нечто, отбивающее запах.
— Как кто! Бывший секретарь ЦК КПСС. А до девяносто первого года пенсионер союзного значения.
Я посмотрел на обстановку в квартире и понял, что он не шутит. Ну и лентяй же я! Почему в бытность партийным журналистом не учил список членов ЦК наизусть? Решил бы задачу в первый же день!
— Вы сказали, попытка самоубийства?
— Да, он еще дышит, — ответил оперуполномоченный. — Отправили в реанимацию. Хотя на текущий момент не знаю, дышит ли.
Я уже ничего не понимал и спросил Квочкина:
— А при чем тут Шекельграббер? Патологическая ненависть к иноземной идеологии?
Квочкин покачал головой из стороны в сторону, дескать, и да, и не только.
Я вышел в коридор и спросил Опрелина:
— Зачем ты сегодня заезжал за Размахаевой?
— Сюда привез.
— А сейчас она где?
— В больнице.
— Что она-то там делает?
— Как что! Она же единственная дочь Степана Николаевича!
Вот те раз! Ну и балбес я оказался. Две недели собирал никому не нужную информацию, а надо-то было лишь выяснить девичью фамилию Размахаевой, сделать пустячный запрос в архив. Первый блин вышел комом и колом встал в горле. На второй мне вряд ли дадут теста, если учесть потребление алкоголя на душу Квочкина. Хотя он редкий тип пьяницы: чем больше пьет, тем больше преступников ловит, чтобы еще больше выпить от радости… Одно утешение для меня в этой истории — Размахаева! Переживет ли она такую трагедию в сердцах поклонников: из роковой женщины обернуться заурядной роковой дочерью?
— Почему он именно сегодня застрелился? — спросил я Опрелина.
— Не надо было говорить Поглощаеву, что вы нашли убийцу! — рявкнул Опрелин.
— Он мог бы убежать.
Опрелин хмыкнул:
— Из собственной страны?
