Квиллерен наполнил у буфета тарелку и подошел к стойке; вокруг было удивительно пусто.
— А где все? — спросил он Бруно, буфетчика.
— Делают рождественские покупки. Сегодня магазины открыты до девяти.
— Ты когда-нибудь что-нибудь собирал, Бруно? Ты не коллекционер?
Разнообразные интересы буфетчика были хорошо известны.
— Конечно! Я собираю палочки для размешивания коктейлей. У меня их уже около десяти тысяч.
— Я не это имел в виду. Я говорю о древностях. Вот я только что купил часть железных ворот от замка в Шотландии. Возможно, штуковине больше трехсот лет.
Бруно покачал головой.
— Вот это мне в древностях и не нравится. Все такое старое!
Квиллерен закончил есть и с радостью отправился домой, в Хламтаун, к более серьезным проблемам, чем кособокие елки и палочки для размешивания коктейлей. Никто в пресс-клубе даже не заметил, что он хромает.
Подойдя к особняку Коббов, он взглянул на скат мансарды. Груз снега все еще плотно держался, как и на крыше дома Мэри. Лавина обрушилась только у Бена, хотя все три здания были одного стиля.
В комнате Квиллерен увидел котов, восседающих на позолоченных стульях с точнейшим соблюдением протокола: Юм-Юм, как всегда, слева от Коко. Журналист нарезал для нахлебников ветчину, принесенную из пресс-клуба, а потом сел за машинку и принялся трудиться над материалом о Хламтауне. Через некоторое время Коко вспрыгнул на рабочий стол и стал наблюдать за работой замечательного механического изобретения: как взлетает лента, чтобы сделать отпечаток на бумаге, как толчками двигается каретка. А когда Квиллерен приостановился, давая мысли оформиться, Коко потерся подбородком о соответствующий штырек и сменил ширину поля.
Этим вечером журналиста отвлекли еще две вещи. Над головой то и дело раздавались стуки и шорохи, а по коридору плыли искушающие запахи: сначала аниса, потом масла, потом шоколада.
Вдруг он услышал, как из-за двери его зовут по имени, и, открыв, обнаружил там хозяйку с большим медным подносом.
— Я услышала, как вы печатаете, и подумала, что, может, вам пора перекусить, — сказала она. Я пекла к Рождеству.
На подносе были шоколадное печенье и кофейный сервиз.
Квиллерена рассердил незваный визит, но аппетитный вид глазированных квадратиков, украшенных половинками орехов, смирил его с тем, что, не успел он ответить, как миссис Кобб вошла в комнату.
— Целый вечер провела у плиты, — вздохнула она. — Антиквары у нас наверху обсуждают сценарий рождественской благотворительной вечеринки. У Си Си ведь третий этаж оборудован специально для собраний. Знаете, как он называет нашу верхотуру, до которой не враз и доберешься? Салун «Развяжись пупок»! Знаете, антиквары всегда… О боже! Вы хромаете! Что случилось?
— Ушиб колено.
— Будьте осторожны. Колени — это очень опасно, — предостерегла Айрис. — Сядьте в кресло и положите ногу на скамеечку, а я поставлю поднос на столик между нами.
Она плюхнулась в кресло-качалку, не подозревая, что с каминной полки за ней скептически наблюдает Коко.
Целый вечер у плиты? А выглядит миссис Кобб совсем неплохо: волосы тщательно уложены, ярко-розовое платье с нашитыми крупными стекляшками свежим-свежо; на шее, как всегда, болтаются две пары очков; оправа одной из них украшена искусственными бриллиантами…
Пытаясь вознаградить себя за помеху в работе, Квиллерен уплетал ароматные темно-шоколадные квадратики, полные ореховой начинки, мягкие и еще теплые, а Айрис усердно раскачивалась, словно к чему-то готовилась.
— Я хотела с вами кое о чем поговорить, — наконец начала она. — То, что я сказала о гороскопе Энди, — просто шутка. То есть, я и не думала, что в этом что-то есть. Я бы не хотела создавать вокруг трагедии сенсационный шум.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, мне недавно сказали, что вы ведете криминальную хронику, и я подумала, что вы, возможно, здесь, чтобы…
— Ничего я уже давно не веду, — заверил ее Квиллерен. — А кто вам наплел?
— Дракониха. Я зашла к ней, чтобы одолжить немного пчелиного воска, а она сказала мне, что вы были известным репортером по этим делам в Нью-Йорке или где-то еще, и я подумала, что, может, вы здесь тоже расследуете. Я, честное слово, никогда и не думала, что Энди мог упасть от чего-то такого — он просто оступился на этой стремянке; вот я и испугалась, что вы неправильно меня поняли.
— Ясно, — ответил Квиллерен. — Что ж, насчет этого не беспокойтесь. У меня уже целую вечность нет рубрики такого рода.
— Просто груз с плеч свалился, — сказала Айрис, расслабилась и с хозяйским видом оглядела комнату.
— Вам нравится эта оклеенная стена? — спросила она, критически на нее покосившись. — Я бы с ума сошла: лежать в кровати и смотреть на книжные страницы. Они приклеены пастой, так что, если хотите, можете их снять…
— Честно говоря, мне стена нравится, — отвечал Квиллерен, — поглощая печенье. — Смесь «Дон Кихота» с Самуэлем Пепюсом.
— Что ж, каждому свое. Вы куда-нибудь уходите на Рождество? Я бы с удовольствием присмотрела за котами.
— Нет, у меня нет никаких планов.
— И на службе у вас не будет рождественской вечеринки?
— Нет, только в сочельник в пресс-клубе.
— В газете, должно быть, очень интересная работа!
Айрис перестала раскачиваться и посмотрела на журналиста с искренним восхищением.
— Коко! — вскричал Квиллерен. — Перестань мучить Юм-Юм! и добавил, обращаясь к миссис Кобб, — они оба стерилизованы, но Коко иногда ведет себя подозрительно.
Хозяйка хмыкнула и налила ему еще чашку кофе.
— Раз вы остаетесь на Рождество одни, вы должны присоединиться к нам. Си Си украсит большую елку, а из Сент-Луиса приедет мой сын. Он работает кем-то вроде архитектора. Его отец — мой первый муж — был школьным учителем. Я сама изучала язык, хотя вы никогда и не подумали бы, что это так. Я уже ничего не читаю. В нашем деле ни на что не хватает времени. Этот дом у нас уже четыре года, и всегда есть что-то…
Она продолжала щебетать, а Квиллерен, не слушая, глядел на пухленькую болтушку. Он привык к тому, что его, работника прессы, всячески умасливают, усердно подкармливают — последнее было одним из дополнительных преимуществ профессии, — но хотелось, чтобы хозяйка была чуть-чуть менее разговорчива. Он надеялся, что она уйдет до того, как антиквары начнут спускаться из салуна «Развяжись пупок».
Старания миссис Кобб подружиться с ним были, вероятно, совершенно невинными. Чрезмерная раскованность — от недостатка вкуса. Бог обделил бедняжку серым веществом. Почему она так настаивает на версии несчастного случая с Энди Гланцом? Неужели даже ей ясно, что, возникни сомнения в этом деле, подозрение может пасть на ее мужа?
— Он умер от пищевого отравления — ботулизм, — поставила диагноз Айрис.
— Кто? — оторвался от размышлений журналист.
— Мой первый муж. Я знала, что произойдет что-то ужасное. Я видела это по его руке. Когда-то я читала по ладони — просто хобби, понимаете? Хотите, посмотрю вашу?
— Я не очень-то верю в хиромантию, — ответил Квиллерен, потихоньку выбираясь из кресла.
— Не упрямьтесь. Узнаем ваше будущее. Я не скажу, если будет что-то действительно плохое. Сидите, где сидели, а я примощусь на скамеечке.
Она плюхнулась со своими округлыми бедрами возле его ног и сказала:
— Правую руку, пожалуйста.
Айрис сжала кисть Квиллерена в теплых, чуть влажных руках и погладила, чтобы распрямить кожу.
Мягкое кресло оказалось ловушкой. Журналист неловко заерзал, пытаясь найти тактичный выход из положения.
— Очень интересная ладонь, — произнесла миссис Кобб, надевая одну пару очков.
Она гладила его руку и наклонялась все ниже, рассматривая линии, но вдруг комнату наполнили визг и резкие крики. Это Коко кинулся на Юм-Юм со зверским рычанием. Кошка завопила и начала отбиваться. Парочка каталась по полу, сцепившись в один злобный клубок.
Миссис Кобб вскочила:
— О Боже! Они же убьют друг друга!
Квиллерен закричал, захлопал ладонью по здоровому колену, потом с трудом встал и звонко шлепнул по ближайшему кошачьему мягкому месту. Коко злобно взвыл, и Юм-Юм удалось вырваться. Кот немедленно снова погнался за ней. Самочка перелетела через письменный стол, обежала кресло, бросилась под чайный столик, но Коко не отставал. Они носились и носились по комнате под грозный крик Квиллерена и верещание миссис Кобб. На четвертом кругу гонок Юм-Юм нырнула под чайный столик, а кот проехал по нему, как каток. Журналисту удалось спасти кофейник, но поднос со сливками и сахаром Коко опрокинул на пол.
— Ковер! — вскричала хозяйка. — Берите тряпку, быстро! Я принесу швабру.
Она выбежала из комнаты, из салуна «Развяжись пупок» примчались испуганные антиквары.
— В чем дело? Кого здесь убивают?
— Просто семейная сцена, — кивнул Квиллерен на котов.