— Ну и что?
— Мы же с тобой в кроссовках.
— Значит, подруги Дениса…
— Эти следы смыл бы дождь. Наших же не осталось!
— Тогда что все это значит?
Она выглядела испуганной.
— Ничего, — поспешила успокоить ее я.
Ничего. Кроме того, что за нами продолжают следить. Интересно, кто это и зачем. Неужели та самая неведомая наша соотечественница?
Подумав немного, я вернулась в дом. Розалия шла за мной, и наш тандем напоминал мне Винни-Пуха и Пятачка. Я забралась в шкаф, где хранились летние вещи Розалии и Билла, и вывалила все на пол, задумчиво рассматривая это барахло. Розалия покорно и испуганно остановилась рядом и смотрела теперь на эту разноцветную кучу с таким же сосредоточенным выражением.
— Что ты хочешь сделать? — робко поинтересовалась она.
— Измениться, — бросила я. — Мне не нравится, что меня узнают повсюду и проявляют к моей персоне такой неослабевающий интерес. Обычно это делаю я.
Наконец я обнаружила то, что мне было нужно. Старые джинсы Билла и клетчатую майку. Розалия посмотрела на меня и рискнула спросить:
— А что, за нами следят?
— Похоже, что так, — кивнула я.
— Вот здорово, — почему-то обрадовалась Розалия. — Нас принимают за разведчиц?
— Нет, — охладила я ее пыл. — Нас принимают за двух идиоток, которых, кажется, собираются использовать не по назначению. Возможно, что это та же самая особа, которая шлет нам послания.
— Вот гадина! — возмутилась Розалия. — То есть эта скотина хочет повесить на нас убийство Венди?
— Может быть, — кивнула я. — И та же, которая похитила Лику.
— Что? — удивилась Розалия.
Я прикусила язык. Если раньше меня на какой-то момент посетила идея, что Лика сама себя похитила, а теперь просто шлет письма, надеясь набрать денег на обратный билет, то теперь история начала казаться мне зловещей.
Эта дамочка, шныряющая под нашими окнами на своих шпильках, и взгляд ночью там, на пляже… Таня, Таня! Какая же ты дура! Ну почему ты не посмотрела на следы там, на месте? Не нравилась мне эта наша соотечественница. Но вот кто она такая?
— Слушай, у твоего Дениса есть русские подружки?
Почему-то мне вспомнилась та драная кошка, которая торчала с Денисом в баре.
Розалия задумалась. Потом отрицательно мотнула головой:
— Нет.
Так. Да и вряд ли эта кукла станет гулять в модельной обуви. Значит, мы имеем дело с дамочкой, принадлежащей к имущим классам.
Кому было бы выгодно поссорить Рода с Ликой? Впрочем, возможно, мы имеем дело и с простыми похитителями, одна из которых оказалась русской…
Одна из которых… Ну, правильно. Их было двое. Я вспомнила слова Родни о том, что Венди встретилась с двумя людьми. Одного из них она неплохо знала, даже улыбнулась, увидев его.
Чертовщина какая-то! Понесло меня в Штаты, своих проблем не хватало! Там, в Тарасове, в случае чего, был под боком Андрюшка, знающий все о всех преступниках местного розлива. А здесь?
Я закончила переодевание, напялив на голову бейсболку.
— Ну вот, — удовлетворенно осмотрела я мальчишку-подростка, смотрящего на меня из зеркала, — теперь пусть напрягают фантазию.
Сообразительная Розалия порылась в вещах и тоже переоделась. Критически ее оглядев, я рискнула кое-что изменить в ее обличье — мальчик из нее, честно говоря, получился приблизительный. Поэтому я нашла мини-юбку.
— Нет! — простонала Розалия. — У меня же ноги толстые!
— Молчи, — холодно приказала я. — Раз уж ты решила стать моим помощником, терпи мои причуды.
— Я буду выглядеть, как бочка! — продолжала возмущаться Розалия, натягивая мини-юбочку. Славную такую. Яркую, в желтый цветочек. С зеленой оборочкой.
Ее пышные кудри я заплела в косичку, напялила ей на нос темные очки, и получилась славная американская девчонка, немного злоупотреблявшая гамбургерами.
Розалия посмотрела на себя в зеркало и рассмеялась:
— Боже мой, если бы меня увидел Билл, он решил бы, что у меня съехала крыша!
— Может быть, и решил бы. А может быть, ты бы ему понравилась. Он ведь не знал тебя в отрочестве.
Теперь мы походили на парочку сбежавших из дому детишек. Немного накачавшихся пивом, но это уже мелочи.
— Чертово ранчо далеко? — спросила я.
— Если идти по побережью, то нет, — покачала головой Розалия. — Минут пятнадцать ходьбы. У нас же машина!
— Нет уж, — отрезала я. — Пройдемся. Незачем привлекать внимание. Пусть эта следопытка думает, что мы до сих пор тут сидим и пьем.
Я включила на полную мощность радиоприемник и задернула шторы.
— Вот так будет лучше. Может, мы заснули…
Розалия кивнула. Вылитый Пятачок, подумала я, ощущая себя Винни-Пухом.
* * *
Нет, вы не думайте, что я не люблю Америку! Страна-то неплохая. И люди милые. Цивилизованные люди, просто улыбаться хочется и плакать от умиления. У них даже бомжи чище наших работяг. И вроде бы они бомжи не по необходимости, а захотелось им так.
Так что Розалию я если и понимала, то не до конца. Она шла за мной и все время ворчала, что здесь и солнце немилосердно палит, и вроде как этот рассадник порока Голливуд недалече. Что до меня — мне этот Голливуд не мешал. И не было мне до него никакого дела. Если только это не Ким Бессинджер за мной на своих шпильках гоняется, пускай он там стоит. Все равно его наши ребята создавали. Америка — это ж наша вторая родина. Даже Джордж Гершвин, которого все американцы считают национальной гордостью, — так ведь он тоже из Одессы нашей родной приехал.
Так что все их духовное богатство — наше. Поэтому у меня проблем с американцами никаких не было. Вот только найду Лику, возьму у нее расписку, что она жива-здорова, и уеду, не тронув ни одного американца пальцем.
Так я думала, пока мы шли по ослепительно белому песочку, сняв наши кроссовки и любуясь голубизной неба и зеленоватой гладью океана. Это я приукрасила. На самом деле мы спешили, и любоваться красотами Тихоокеанского побережья у нас времени совершенно не было.
Наконец тропинка завернула в лес, и солнце перестало обрушивать на наши макушки тонны тепла. Я облегченно вздохнула. После такой жары немилосердно хотелось пить. Я облизала пересохшие губы и спросила, долго ли нам еще идти. По моим понятиям прошло уже куда больше обещанных пятнадцати минут.
— Нет, — мотнула головой Розалия, — еще чуть-чуть.
Я тяжело вздохнула, потому что уже не верила в светлое будущее, обещанное мне Розалией.
— Я же тебе говорила, давай поедем на машине, — промямлила Розалия.
— Оставь меня в покое со своим «фордорожцем», — попросила я. — Не знаю, почему у тебя такая привязанность к этому старому неврастенику.
Она обиженно засопела. Кажется, к этому хрипящему чудовищу она была привязана куда больше, чем к мужу. У меня даже закралось подозрение, что она примчалась в Темпо-Рок совсем не потому, что беспокоилась за меня. Нет, она просто волновалась, что я разобью ее любимого астматика!
Мы поднялись в гору, хотя я не ожидала от себя такой прыти, почти бегом. И остановились.
— Вот, — кивнула Розалия на величественное строение, расположенное в низине.
— Пошли, — ответила я.
Теперь было легче — нам оставалось только сбежать вниз по склону.
Надежда найти там Лику гнала меня к ранчо, как ветер парусную яхту.
* * *
Сначала меня не очень напрягло, что ворота ранчо были распахнуты. Должны же быть здесь люди? Про конюшню Родни я была наслышана.
Поэтому я спокойно подошла к распахнутым воротам, нисколько не смущаясь этим обстоятельством. Кроме того, мое романтическое воображение уже нарисовало мне прекрасную картину, где молодой и прекрасный конюх с Ликой разъезжают на лошадях, не сводя друг с друга влюбленных взоров.
Розалия же отчего-то встала как вкопанная.
— Что с тобой? — обернулась я.
— Ворота… — проговорила она так, как будто на этих воротах висят черепа сарацинов.
— Ну? И что?
— Они открыты…
— Там же конюшня, — начала объяснять я ей, но она меня оборвала:
— Конюшня имеет отдельный вход. С другой стороны.
— То есть ты хочешь сказать, что с самим домом она не связана?
— Ну конечно, нет. Дом в одной стороне, а конюшня — в другой. И Сэм не заходит в дом, ему там нечего делать…
— Сэм?
— Конюх. Его зовут Сэм, — объяснила Розалия.
Она вытерла ладонью пот, выступивший на лбу мелкими капельками.
— Ох, как же мне все это не нравится…
— Пойдем посмотрим, а потом решим, нравится нам все это или нет, — решительно произнесла я, хотя, если честно, мне это тоже не нравилось.
Может быть, Розалия была права и нам не стоило вторгаться в частные владения?
Но кто-то должен быть решительным, и мне постоянно почему-то приходится брать это на себя.