Несколько секунд аудитория обалдело пережевывала услышанное, а затем, загалдев, подскочила с мест, порываясь броситься к боевому командиру. Но тот решительным жестом погасил страсти и снова попросил тишины. Народ в недоумении вернулся на исходные позиции внимающих.
– На повестке дня у нас еще один вопрос. Но, поскольку я уже… э-э… немного в теме, мне бы не хотелось выслушивать… э-э… переживать это дважды. Андрей Иванович, прошу вас, доведите до сведения личного состава. А я, не сочтите за каприз, с вашего позволения удаляюсь. Всем спасибо.
Павел Андреевич обвел прощальным взглядом личный состав, причем дольше, чем на всех остальных, задержался на Наташе, после чего, по-стариковски сгорбившись, покинул оперскую. Напряжение в комнате зашкаливало: обозначенная полковником Жмыхом интрига пугала. Ибо если даже случившаяся на их глазах смена руководства еще не конец этой драматической истории, то страшно подумать: что же еще им сейчас предстоит услышать?
– Я так думаю, начнет заместитель по личному составу? – хмуро предложил Мешечко.
Олег Семенович отчаянно замотал головой:
– Нет-нет, я… Я не в полной мере владею информацией. Скажем так, не в полном объеме. Поэтому давайте уж сразу вы, Андрей Иванович.
– Ну хорошо, – Андрей прокашлялся и занял предыдущую диспозицию Жмыха. – Коллеги! Согласно календарю, в следующем месяце у нас намечается небольшое формальное торжество – год со дня образования нашего подразделения. Познакомились мы с вами позднее, но сам приказ вышел в октябре прошлого года.
– Что значит «формальное»? – шутливо возмутился Холин. – Лично я не согласен! Вполне себе реальное торжество. Народ, по ходу руководство собирается зажать банкет?
– Гриш, помолчи, а?
– Слушаюсь, товарищ исполняющий обязанности начальника отдела!
– Безусловно, для нас это дата, – продолжил Мешечко. – Можно даже сказать – праздник. Но, к сожалению, праздник этот лично мне представляется нынче со слезою на глазах… За этот год у нас с вами было много всякого разного: и хорошего, и скверного, и откровенно плохого. Причины тому имелись также самые разные, но в основном объективные. Поскольку службу создавали и с нуля, и фактически с колес.
– А колеса у нас, я вам доложу… – среагировал на наболевшее Афанасьев.
– Я прошу дослушать меня, не перебивая!.. Так вот, как многие могли заметить, в последние месяцы «откровенно плохого» в нашей службе стало на порядок больше. Безусловно, эта странная тенденция не могла не встревожить руководство отдела, и мы провели ряд мероприятий, направленных на анализ причин происходящего. К сожалению, сделанные нами выводы не позволяют говорить о некоем системном сбое. Вернее так – у этого системного сбоя, следствием которого стали вопиющие залеты, в том числе обернувшиеся гибелью наших «клиентов» и ранением нашего товарища, имеется конкретный виновник. И в данный момент он находится здесь, в этой комнате!
Тишина в оперской сделалась классически звенящей. Ни всплеска эмоций, ни глумливых комментариев, ни возмущенного ропота. В глазах у «гоблинов» читался сейчас только один немой вопрос: «Кто?»
– Как только что абсолютно правильно заметил Павел Андреевич, между нами не должно существовать никаких недомолвок и недоговоренностей, – скрепя сердце продолжил Андрей. – Хотя бы потому, что у нас слишком маленький коллектив со слишком специфичными задачами. Поэтому здесь, сейчас, при всех я ответственно заявляю, что мы не станем передавать наши наработки по этому человеку в УСБ, в Управление кадров, еще куда-либо. Мы просто предлагаем ему написать заявление по собственному желанию, собрать вещи и уйти. Уйти, так как более мы не можем и не станем доверять этому человеку. Любые дальнейшие разбирательства при таком раскладе будут немедленно мною прекращены. Слово офицера! В противном случае – разбор полетов будет происходить в другом месте и совершенно при других обстоятельствах. Сразу предупреждаю: последствия такого разбора абсолютно непредсказуемы. Не исключаю даже возбуждения уголовного дела. Исходя из чего я предлагаю этому человеку сегодня серьезно подумать и завтра утром подать рапорт. У меня все!
Мешечко намеревался было вслед за Жмыхом покинуть оперскую, но Афанасьев ему не позволил:
– Подожди, Андрей! Мне кажется, коли ты сам завел речь про недомолвки, то, сказавши «а», следует сказать и «б». Именно сейчас и при всех.
– Во-во. Я согласен с Сергеичем, – подал голос Холин. – Иначе какой-то натурально тридцать седьмой год получается.
– Хорошо, я вас услышал. Другие мнения есть?
– Нет! – нестройным хором и почти в унисон подтвердили остальные.
– Да говори ты уже! – поморщился Крутов. – Не тяни кота известно за что!
– Наташа!
– А?! Что? – удивленно вскинулась Северова, услышав свое имя.
И тогда Андрей тихим, но твердым голосом пояснил:
– Эта песня посвящается тебе!
Наташа в ужасе прикрыла рот ладошкой, гася вскрик, но уже в следующую секунду подобралась и взяла себя в руки. Она поднялась со своего места, прошла в середину комнаты и, встав напротив Мешечко, смело встретила пристально следящий за ее реакцией взгляд:
– Андрей Иванович, я жду объяснений!
– Мне кажется, я высказался достаточно.
– А вот мне – недостаточно!!!
Хорошенькое личико Северовой исказилось отнюдь не болью, но гневом. Она сверлила глазами Андрея и даже не заметила, как из своего угла выбрался Борис Сергеевич и встал рядом с ней:
– Извини, Андрей. Лично мне – тоже недостаточно!
– И мне! – в сердцах выкрикнул Холин. – Хотелось бы понять, за что человека публично расстреливают? На дворе, слава богу, не тридцать седьмой год!
– Вот дался тебе этот 37-й! – окончательно рассердился Андрей и, умеряя боевой пыл собравшихся, поднял руку, прося тишины: – Хорошо. Тогда только один вопрос: Наташа, по конторе ходят устойчивые слухи, что на днях ты вернулась из Крыма. Это так?
– Я… я не понимаю, какое это имеет отношение…
– Дожили, братцы! – горько хохотнул Шевченко. – Оказывается, таперича у нас новые порядки: «Съездишь к морю – хлебнешь горя». Я, между прочим, по осени тоже собирался. Мне теперь как: сразу рапорт писать или можно по возвращении?
– У вас всё, товарищ Петросян?.. Наташа? Я жду!
– Ну не ездила я в Крым! Все эти дни была в городе! Дальше что?
– Как многие из здесь присутствующих, наверное, помнят, в прошлую пятницу я не смог выехать в составе наряда сопровождения Гурцелая, поскольку меня неожиданно выдернули в УСБ. Там «старшие братья» сделали нам предъяву: в последнее время у нас зафиксирован дикий, ничем по их мнению не оправданный рост обращений к информационным массивам ГУВД. Количество запросов выросло более чем в три раза, причем основной всплеск информационного интереса пришелся на первую неделю сентября. Организованная мною проверка показала, что обращение к базам осуществлялось с использованием персонального служебного пароля через домашний компьютер, установленный в адресе Северовой. Насколько я понимаю, на обывательском сленге это называется «взять халтуру на дом». Наташа, у тебя есть что на это сказать?
– А что может сказать в свое оправдание тот, кто не виноват? – сбивчиво пробормотала ошеломленная происходящим Северова. Ища поддержки, она беспомощно обвела глазами, в которых уже стояли слезинки, коллег, но и самые скептически настроенные сейчас смущенно потупили взоры, не зная, как реагировать на услышанное.
Впрочем, двое «гоблинов» все-таки попытались вмешаться в ход публичного судилища.
– Ребята! Андрей! Я все-таки считаю, что нельзя вот так, сгоряча. Надо разобраться, что к чему! – попросил Афанасьев.
– Во-во! А то потом, когда разберешься, что к чему, всё уже будет ни к чему, – поддержал водителя Холин.
– Значит, так! – решительно сказал Мешечко. – Через полчаса я должен быть в Главке, поэтому вынужден свернуть дебаты и окончить сегодня наше собрание именно на такой вот печальной ноте. Обещаю выслушать все аргу́менты, но – позже. И если они действительно будут по существу.
– Андрей, и все-таки: что мы решаем сейчас по Северовой? – деловито напомнил Олег Семенович. – Мне нужно отметить это в протоколе собрания.
– Если мне не изменяет память, в первый день своего отпуска Наташа вынужденно выходила на работу. На генеральную приборку и… игру в луноходы. Павел Андреевич обещал Северовой за сей подвиг отгул. Будем считать, что этот отгул ею сегодня получен. Так что, Наташа, поезжай сейчас домой и думай. А завтра, к 11:00, желательно видеть тебя в моем кабинете с рапортом на руках. И самое последнее! Виталий, смени пароли и системы допуска к информационным базам. И не затягивай с этим: вернусь из Главка – проверю!
