С этими словами Андрей удалился, а Наташа так и осталась в растерянности стоять под перекрестными косыми взглядами своих товарищей. Находившийся ближе всех Борис Сергеевич молча приобнял ее за плечи, и она, всхлипывая, упала ему на грудь.
– Не надо! Очень тебя прошу, не плачь! Я почему-то уверен, что всё обойдется, – утешал как мог Афанасьев, нежно гладя девушку по волосам. – Мешок, он… Он, конечно, бывает и вспыльчив, и невыносим. Но при этом он – абсолютно вменяем. Так что ты… Мы… я думаю, мы все сумеем его убедить.
– Конечно сумеем, – подкатился к ним смущенный Тарас. – В самом деле, не убивайся ты так! Слышишь, Натах? Разберемся мы и с Мешком, и… А если нет, так и ну его на фиг! Знаешь, как говорят у нас в Украине? Що не робиться, все робиться на краще!
Последняя фраза, что и говорить, была произнесена абсолютно «не в кассу».
Резко высвободившись из отеческих объятий Бориса Сергеевича, Северова злобно ожгла Тараса, бросила ему в лицо уничижительно: «Идиот!» – и выскочила из оперской, громко хлопнув за собой дверью…
…Мешка она настигла только во дворике и в тот момент, когда он загружался в служебную машину Жмыха. Которая отныне волею судьбы и верховного милицейского руководства автоматически перешла к нему.
– Андрей! – закричала она. – Подожди! Не уезжай! Нам… нам надо объясниться. Я… я должна тебе рассказать…
– По-моему, тебе только что дали шанс: и объясниться, и рассказать, – сухо сказал Мешечко в приопущенную «форточку». – Наташа, ты же слышала: мне срочно нужно быть в Главке. Поверь, мне действительно искренне жаль, что всё так получилось. Меньше всего мне хотелось, чтобы это была ты. Но… Как вышло – так вышло.
– Андрей! Я прошу! Выслушай меня! – умоляюще попросила она.
– Извини. Вот честное слово – не могу. После. Завтра с утра договорим. Трогай, Сережа! На Суворовский!..
В бессилии сжав кулачки, Наташа безнадежно наблюдала за тем, как машина вырулила со двора и скрылась из вида, уйдя на набережную Фонтанки.
– Дурак! Господи, какой же он дурак!.. Кретин!.. Господи, ну за что?! За что ты позволил мне полюбить этого кретина?!. Отпусти, отвороти его от меня! Слышишь?!.. А взамен… Взамен дай мне покой, а ему – разум! – тихо шептала она, размазывая по щекам слезы и тушь. Тоска и отчаяние на душе ее сейчас смешивались с яростью и злобой…
* * *
Прилепина возвращалась домой в самом паршивом расположении духа – события сегодняшнего дня оставили в ее душе весьма неприятный осадок. Отпирая дверь, Ольга с досадою вспомнила о том, что забыла по дороге заскочить в «Буквоед». Там она давно присмотрела дорогую роскошно изданную книгу про животных, которую собиралась присовокупить в качестве приложения к «скучно-шмоточному» подарку к завтрашнему дню рождения сына. «Вот ведь нерпа глупая!» – сердито подумала Ольга, но сил возвращаться не было уже никаких.
В детской комнате гремели мультяшные звуки, издаваемые кунг-фу пандой. Зная, что в такие минуты Дениса лучше не отвлекать на пустопорожние, по его авторитетному мнению, разговоры о школьных делах, Ольга переобулась и прошла на кухню. Из которой тянулись соблазнительные запахи чего-то очень вкусного.
– Привет, мамуля! – Ольга чмокнула мать в щеку и оглядела размах кулинарных приготовлений. – Ого! Серьезный подход!
– А как ты хотела? Человеку девять лет исполняется! Уже не мужичонка, а практически целый мужик! – гордо сказала Ирина Владимировна. – Э-э! Ольга! А ну кыш! Перестань хватать со стола! Это я на завтра приготовила!
– А я, между прочим, сегодня тоже есть хочу.
– Сама себе приготовь чего-нибудь. Мы-то с Денисом уже давно поужинали, а мне сейчас тобой заниматься некогда. Вот, хочу еще пирожочками ребенка побаловать: его любимыми, с яблоками.
– Что за жизнь такая? Все сама да сама. И никто-то за тобой не поухаживает, – картинно вздохнула Ольга и потянула дверцу холодильника. – Ох ты, ежики пушистые! Смотри, какая шуба наросла! Двух недель не прошло, а снова пора размораживать.
– Да легче дохлого пингвина разморозить, чем наш холодильник! Давно надо новый купить, а этот на помойку вынести.
– Мамуля, не ворчи! Покупка холодильника, если помнишь, у нас запланирована на конец года. Мы еще за стиральную машину до конца не расплатились.
– Да уж! – неприятно задумалась Ирина Владимировна. – Купила бы я накупила, да купило притупило.
– О, ма, так у нас рыбное филе осталось? Так, может, ты еще и с рыбой немножечко пирогов налепишь?
– Я бы налепила, мне не трудно. Только кто их есть-то будет? Это твой бывший пирожки с рыбой жаловал, а вас с Денисом из-под палки не заставишь. Вам бы только сладенькое подавай.
– Вот и сделай чутка. Для бывшего. Он завтра подъедет.
Ирина Владимировна удивленно уставилась на дочь:
– Что я слышу?! Ольга, вы что, никак помирились?
– Да мы в общем-то и не ссорились.
– Здрасьте-приехали!
– Мы не ссорились, а просто разошлись, – пояснила Ольга, выуживая из недр холодильника чудом сохранившийся йогурт.
– Как это у вас, у молодых, всё просто: захотели – сошлись, захотели – разошлись. А ребенок – страдает.
– Всем бы такие страдания, как твоему внуку. И вообще, где ты здесь молодых увидела? – привычно парировала Ольга, ища ложечку. – Молодая, увы, была не молода.
– Опять ты с этими йогуртами! Сделай себе нормальную человеческую еду!
– Ма, если б ты знала, как я устала сегодня! Неохота на что-то глобальное заморачиваться.
– Сделай гнездо, – не отступала Ирина Владимировна.
– Какое еще гнездо?
– Возьми кусок булки, вырежи мякоть и внутри пустой корочки поджарь омлет или яичницу. Сверху можно посыпать сыром и зеленью. Я этот рецепт в «Московском комсомольце» прочитала.
– Скажешь тоже, булку! Я и так за лето потолстела. А завтра у нас еще и пироги до кучи. Так ты сделаешь? С рыбой?
– Сделаю. При условии, что он купит нам новый холодильник.
– Ма, даже не заикайся! В уголовном праве это называется «вымогательством».
– А по мне – хоть горшком назови! – вздохнула Ирина Владимировна. – Лишь бы гроши давал…
* * *
Этим вечером Наташа решила устроить поминки по Мешку. Конечно, грешно, хотя бы даже и в мыслях, устраивать подобный ритуал по живому человеку. Тем не менее сама для себя Северова обозначила это мероприятие именно так: поминки по прошлой жизни, по прошлой любви. Купив в супермаркете на Ленинском две бутылки дорогущего красного вина, икру, зелень, сыр и прочие продукты роскоши, она вернулась домой и первым делом отключила телефон. Затем врубила на полную канал MTV, приняла душ и, облачившись в свой любимый атласный халатик, забралась на тахту, поставила рядом с собой поднос и предалась чревоугодию вкупе с пьянством.
Еще месяц назад Северова и помыслить не могла, что Андрей окажется способен в поступках своих дойти до такой степени цинизма, что позволит себе в открытую оскорбить ее своими идиотскими подозрениями. Намек на предательство, прозвучавший из уст Мешка, Наталья восприняла так, словно бы предали ее саму. А ведь, судя по всему, так оно и было на самом деле. И совершил это предательство человек, который некогда, улучив часок-другой, без зазрения совести и душевными терзаниями отнюдь не заморачиваясь, спал с ней, шептал нежные, пускай и дежурные слова. Но потом, когда у него появилась новая баба с кроватью, сначала послал куда подальше старую, а затем, видимо чтобы лучше запомнила, словесно и публично оттрахал ее на глазах у сослуживцев. Ни один из которых, заметьте, за Северову не вступился – ни тогда, ни после. Нет, двое все-таки вступились. За что Наташа сейчас была бесконечно благодарна и Грише, и более всего Борису Сергеевичу.
«Всё! Хватит с меня! Что было, то прошло. А что прошло, то ушло! Жизнь на этом не заканчивается, а напротив – продолжается!» – приказала себе Северова, доканчивая первую бутылку. В следующую секунду, словно бы в подтверждение «продолжающейся жизни», в дверь квартиры позвонились.
Немного пошатываясь, Наташа прошла в маленькую прихожую и посмотрела в глазок – на лестничной площадке стоял Женя Крутов собственной персоной. В руках он держал гигантских размеров арбуз. Вот уж кого она сегодня ну никак не ждала! (Здесь – ни того ни другого.)
– Женя, подожди минуточку, я в душе! – крикнула Северова и лихорадочно метнулась в комнату, где посрывала развешанные над столом списки-распечатки, равно как уничтожила прочие следы «надомной интеллектуальной деятельности». Затем она заскочила в душ, сунула голову под кран, слегка намочила волосы и, обмотав голову полотенцем, лишь теперь пошла открывать дверь.
– Привет! А это мы, – улыбнулся с порога Крутов.
– А почему ты говоришь о себе во множественном числе?
