Мы вышли на улицу, и я ощутила, как холодный ветер загулял по моим обнаженным рукам и груди. Волховский шел быстрым шагом, чуть ли не бежал, и мне приходилось делать странные шаги-прыжки, чтобы не отставать от него.
В машине мы молчали. Настроение у Волховского заметно испортилось, и я была склонна винить в этом таинственную парочку, поглотившую на вечеринке все его внимание без остатка. Мой спутник гнал машину на бешеной скорости, и я боялась, что мы врежемся в какой-нибудь встречный автомобиль, но наш ангел-хранитель не дремал, и мы благополучно добрались до моего дома.
– Я позвоню, – бросил Волховский. Я взяла плащик с заднего сиденья и выдавила:
– Спасибо.
Не глядя на меня, он кивнул в знак прощания, и я вышла из машины, поспешно натягивая на себя плащ.
Волховский умчался, растворился в ночи, а я робкими шагами двинулась к своему дому. У меня страшно гудели ноги; все-таки отсутствие практики ходьбы на пятнадцатисантиметровых ходулях – слишком серьезная вещь, чтобы ею можно было пренебрегать. Я ковыляла, все время глядя себе под ноги, и поэтому не сразу почувствовала, что кто-то стоит на моем пути. Я резко вскинула голову, но было уже поздно. Напротив меня стоял парень и ухмылялся. Ни его вид, ни ухмылка мне не понравились, и я сжалась, приготовившись к самому худшему.
– Можно пройти? – пробормотала я.
– Нельзя. – И он широко улыбнулся.
– Вам денег? – устало спросила я. – Могу предложить пятьсот рублей. Больше ничего нет.
Парень вырвал из моих рук сумочку и швырнул ее в сторону. Потом он шагнул ко мне и ловким движением заломил мне руку за спину. Я не успела заорать от боли, как он зажал мне рот рукой.
– Может, освежишь память насчет двадцать восьмого апреля? Тебе пленочку одну не передавали?
От удивления я впала в ступор. Получается, не один «Бандерас» охотится за этой чертовой пленкой. Полку охотников прибыло!
– Кто? – промычала я.
В ответ меня пихнули в бок, да с такой силой, что мои глаза чуть не выкатились из орбит.
– Не ерепенься, – почти ласково сказал он. – В твоих интересах все вспомнить.
– Мне… никто… ничего… не передавал, – слова выкатывались из меня толчками.
В ответ он ударил меня по шее, и я, охнув, упала на колени.
– Молчит, – сказал он, обращаясь к кому-то рядом. Я поняла, что их двое. И это сильно усложняет мою задачу: с одним я, может быть, бы и справилась (во всяком случае, мне хотелось так думать), но с двумя – определенно нет. Получается, что они меня поджидали. И требуют то, чего у меня нет. Все эти мысли вихрем кружатся в моей голове. Но я не успеваю ни до чего додуматься, когда тот, первый, парень приподнимает мне голову и рассчитанным движением бьет меня по щеке. Во рту образуется кровь, я наклоняю голову и сплевываю ее.
– Еще? – спрашивает он меня, пытаясь поймать мой взгляд. Я наклоняюсь еще ниже; он вполголоса переговаривается со своим напарником, я не разбираю слов и незаметно снимаю туфлю с ноги, зажав ее в руке. Когда парень снова приподнимает мою голову рукой, я изо всех сил бью его туфлей в пах, и он от неожиданности вскрикивает, отступая от меня на шаг. Я вскакиваю на ноги. Второй бандит выходит из-за дерева, он стоял совсем рядом, и я выставляю ногу вперед, готовая к обороне, высоко подняв туфлю с убийственной шпилькой. Я понимаю всю нелепость своих маневров, вот сейчас меня ударят так, что я отлечу в кусты, и там уж меня отметелят по полной…
Но здесь я внезапно слышу незнакомый голос:
– Отойди от девчонки.
Голос раздается совсем рядом, но я боюсь повернуть голову, боюсь, что меня застанут врасплох и нападут опять.
– А ты кто такой? – Бандит говорил спокойно, не чувствуя для себя никакой угрозы.
– Я говорю – отойди.
Я все-таки повернула голову. Незнакомый парень стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на стоящего перед ним бандюхая без всякого напряжения, почти расслабленно.
– Ты что, не понял? – повторил незнакомец.
– Не-а. – Бандит вскинул вперед руку, но тот ударил его тыльной стороной ладони в бок, и тут же последовала серия кратких, молниеносных ударов в шею, живот, лицо…
– Эй, – крикнула я. – Там… сзади… еще один.
Второй, очухавшийся от моей шпильки, собирался вступить в бой, сжав руки в кулаки. Развернувшись, мой защитник нанес ему ногой удар в лицо, и тот согнулся пополам, издав глухой стон.
Я не могла оставаться безучастной к такому повороту дела и, подскочив к своему мучителю, заехала ему туфлей в лоб.
Я собиралась повторить свой звездный выпад, но мой спаситель перехватил мою руку.
– Пошли.
– Куда?
– Ну не в гостиницу же, – усмехнулся он. – К тебе домой. Это, как я понимаю, твой дом?
Два бандита корчились на земле. Я сделал шаг вперед, и мои ноги подкосились.
– Я… не могу идти.
– Какая проблема.
Он подхватил меня на руки и донес до двери подъезда.
И здесь я вспомнила:
– Моя сумка…
– Потеряла?
– Нет, валяется где-то на земле. Бандит с плеча сорвал. А там ключи от квартиры.
Ни слова не говоря, он посадил меня на скамейку у дома и быстрыми шагами пошел обратно. Через минуту он вернулся.
– Твоя? – протянул он мне сумку.
– Моя.
Я открыла ключом от домофона дверь, и мы зашли в подъезд. Тут мой спаситель снова подхватил меня на руки.
– Я сама дойду.
– Ты слишком много говоришь.
В квартире я шикнула на Роньку.
– Ронька, свои!
– Занятный пес. – Парень присел на корточки и погладил его. – Почему имя такое?
– Что?
– Имя такое смешное – Ронька?
– Это сокращенно от Роналдо.
– А… тогда уважаю.
– Ронька никому не дает себя гладить, – сказала я, удивленно смотря на притихшего Роньку.
– Я – первый. Просто надо знать подход.
Не успела я пройти на кухню, как парень взял меня за руку.
– Тебя надо осмотреть.
– Еще чего, – запротестовала я. – На человека с медицинским дипломом ты не очень-то похож.
– Ну, во-первых, ты обо мне ничего не знаешь, а во-вторых, в медицине я кое-что смыслю. Приходилось людей выручать. Так что в этом деле я не последний лох.
– У меня все нормально.
– А это, – он дотронулся до щеки. – Кровь…
– Я умоюсь.
Он отвел меня на кухню и усадил на стул.
– Сиди. Я сам.
– Да кто ты такой? – разозлилась я. – Приходишь тут, распоряжаешься.
– Твой ангел-хранитель, – на полном серьезе сказал парень. – Проходил мимо, вижу, на девчонку напали. Непорядок.
Он ушел в ванную и вернулся с тряпочкой, смоченной холодной водой, и, присев на корточки, стал мне обтирать лицо.
– Не больно?
– Нет. Где ты так хорошо научился ухаживать за побитыми девушками?
– Будешь много знать – скоро состаришься. Что еще болит?
– Ничего.
– Не скрывай. Ты не партизан, а я – не допрашивающий тебя гестаповец.
– Бок, – призналась я. – Он бил в бок.
– Встань.
– Зачем?
Вместо ответа он поднял меня с табуретки и расстегнул «молнию» на платье сзади.
– Ну ты и… – попробовала возмутиться я.
– Молчи! – шепнул он.
Он снял платье, и я осталась в одних трусах и лифчике; инстинктивно я прикрыла грудь рукой.
– Поздно. Я тебя уже вижу всю целиком.
– Извращенец.
– Еще какой.
Он развернул меня и дотронулся до бока. Я взывала.
– Б-больно.
– Вот видишь, а не хотела показывать. Вдруг у тебя перелом?
– Ты так думаешь?
– Нет. Но ушиб сильный наверняка. Это я говорю, чтобы ты не расслаблялась. Лучше предполагать худшее, чем пребывать в уверенности, что у тебя все в порядке. Такая философия здорово помогает в жизни. У тебя есть какая-нибудь мазь от ушибов?
– Нет.
– Я бы сделал холодный компресс.
Он обмотал меня смоченным в ледяной воде полотенцем и бросил:
– Где у тебя халат?
– В ванной.
Я сделала попытку привстать с табуретки.
– Сиди. Я сам. И чего ты такая неугомонная?
– Такой родилась.
Он принес мне желтый халат, и я одела его.
– Теперь все в норме. Чай организовать? Или ужин сделать?
– Я только что с банкета.
Его брови взлетели вверх.
– Ого! Впрочем, я должен был догадаться по твоему платью, что ты ездила на вечеринку.
– Попал в точку. Шикарную вечеринку в «Орбите-Палас», где был весь цвет местного бизнеса. Сливки нашего общества.
– И что ты там делала?
– Слишком много вопросов. Сделай мне чай. Заварка в шкафу. На второй полке слева.
Он достал чай.
– Кстати, а как тебя зовут?
Парень посмотрел на меня и расхохотался.
– Так мы еще до конца незнакомы?
– Получается, что нет.
– Меня зовут Антон.
– Джульетта.
– Красивое имя.
– Так все говорят.
Теперь я могла разглядеть его как следует: невысокого роста, черты лица словно высечены скульптором, не убавить и не прибавить. Такие лица могли быть у индейцев, гонявших за бледнолицыми по выжженным прериям Техаса. И при этом, когда он улыбался, в его лице появлялось что-то мальчишеское. Но очень ненадолго. Глаза были карими, а ресницы – выцветшими, cловно он долго загорал на ярком солнце. Темные волосы слегка кудрявились на висках. Рот был широковат, и я внезапно подумала: интересно, как он целуется, и тут же прогнала от себя эти мысли. Он производил впечатление воспитанного молодого человека. И вместе с тем в его лице было нечто жесткое, хищное. Такого человека опасно иметь своим противником, мелькнуло в моей голове.
