Через минуту он вышел из воды прямо на берег и бросил к ногам Торчкова круглую металлическую пластину. Торчков с таким неподдельным интересом стал рассматривать заржавленный диск от тракторной сеялки, что Бирюков, не удержавшись от улыбки, спросил:
— Далеко ли, Иван Васильевич, улетишь на такой «тарелке»?
— Да-а-а, Игнатьич, на такой ероплан где сядешь, там с него и слезешь. Пойду-ка я лучше телек дома погляжу, — со вздохом проговорил Торчков и опасливо покосился на подошедшего Гуманова. — Женьк, как там щас с электром?..
— Нормально, дед Иван, — ответил повеселевший Гуманов. — С сегодняшнего дня все НЛО будут в райцентре подпитываться энергией.
— Ну гляди, тебе видней…
Торчков растерянно потоптался, еще раз вздохнул и, шаркая большими сапогами, вразвалочку зашагал к деревне. Бирюков со следователем подошли к причаленной у берега мотолодке. Стали совещаться с аквалангистами, основательно проверившими весь прибрежный участок озера. Сообща сделали вывод, что тратить время на поиски больше не стоит.
Пока спасатели укладывали свое имущество в грузовик, на мотоцикле прикатил из Серебровки участковый Кротов. Новостей он никаких не привез, но все-таки узнал, что шабашники прозвали Резванова «Расстригой» по подсказке Павлика Тиунова. Поводом для такого прозвища явились длинные волосы Алексея и нательный золотой крестик, который тот постоянно носит на шее.
— Что-то не заметил я у него этого крестика, — обращаясь к следователю, сказал Бирюков.
— Я тоже не видел на Резванове никакого золота, — ответил Лимакин.
— Надо, Петя, к нему приглядеться.
— Попробуем. Ты с нами в райцентр поедешь?
Бирюков чуть поколебался:
— Нет, переночую еще одну ночку у родителей. Завтра на отцовской машине прикачу к началу рабочего дня.
С той поры, как Антон Бирюков стал начальником уголовного розыска, свободные вечера для него выдавались редко. Почти каждый день находилось что-то незавершенное, что-то срочное, и так далее, и тому подобное. На этот же раз в Березовке никакой спешки не было. Был просто теплый июльский вечер, который можно провести по своему усмотрению.
Конечно, Антон понимал, что остался в родном селе с намерением еще раз встретиться с Зорькиной. «Не могу же я уехать отсюда в пожарном порядке, даже не попрощавшись с Мариной». Мучила и мальчишеская выходка с загсом. «Надо же до такого додуматься! — ругал себя в душе Антон, расхаживая дома по кухне. — Вот, сердцеед-гангстер! Пришел, увидел, победил… Придется это дело спускать на тормозах».
Однако тормозить вовсе не хотелось, а каким образом завязать с постоянно отшучивающейся Зорькиной серьезный разговор, представлялось смутно. Привыкший логически отрабатывать служебные версии, Бирюков начал было мысленно проигрывать предполагаемые ситуации предстоящего объяснения, но сам над собою усмехнулся: «Бери, чудак, протокол и официально под запись с предупреждением об ответственности за дачу ложных показаний: любишь — не любишь? Если не любишь, почему?»…
Неожиданно во дворе послышался разговор. Полина Владимировна кому-то сказала: «Нет, милая, не уехал», — после паузы опять: «Не стесняйся, проходи в дом! Один он там скучает». По крыльцу быстро простучали каблучки, и, к удивлению Антона, в дверях появилась Зорькина.
— Добрый вечер, Антон Игнатьевич, — бойко проговорила она, но тут же смутилась. — Я к вам по служебному делу. Хочу обрадовать…
— Ваш приход для меня — уже радость, — улыбнулся Антон.
— Я серьезно.
— Что-то случилось?
— Тамара Тиунова жива.
— Да?! Значит, ваше колдовство сбывается?
Марина отбросила со лба прядку волос:
— Вы разве не верили, что я ужасная колдунья? — И сразу посерьезнела: — Сегодня, перед концом работы, мне вдруг позвонила экономист районного элеватора Верочка Барабанова, мы вместе учились на заочном, и стала дотошно расспрашивать, сильно ли милиция ищет Тамару. Я быстренько подлизалась к Вере. Оказывается, Тиунова вторые сутки живет у нее и очень боится, как бы не нагорело ей за такой таинственный трюк.
— Это не розыгрыш?
— Честное слово, нет.
— Ну, Марина!.. Если бы вы были моим помощником, я бы в потолок на работе поплевывал.
— Ой, мне не нравится, когда начальство в потолок плюет, — тотчас съязвила Зорькина.
Антон засмеялся:
— Как говорят близнецы Инюшкины, больше не буду. Почему Тамара оказалась у Барабановой?
— Подруги они, обе из Новосибирска. В одном доме там жили. Теперь на элеваторе Вера работает, в конторе.
— Она не сказала, долго Тамара у нее пробудет?
— Насколько поняла, Тамаре некуда деваться. Да и я Веру попросила, чтобы никуда не отпускала.
Антон глянул на часы — был десятый час вечера.
— Хотите сразу ехать в райцентр? — спросила Зорькина.
— Сегодня уже поздно. Поеду завтра с утра пораньше.
Марина улыбнулась:
— Ладно, я пошла. Желаю вам успеха.
— Можно, провожу?
— Проводите, если не лень.
— Ну, Марина, обижаете, — по-торчковски протянул Антон.
Перебрасываясь шутками, они вышли на пустынную, залитую вечерним солнцем деревенскую улицу. Тишину гаснувшего дня нарушал лишь удаляющийся гул высоко пролетевшего самолета, да у дома Инюшкиных, запустив в небо бумажного змея, покрикивали друг на друга неутомимые проказники «зеленые человечки».
— Пойдемте к озеру, — предложил Марине Антон.
— Пойдемте, — сразу согласилась она.
Через проулок медленно дошли до берега к поваленной старой березе и, словно сговорившись, сели на нее рядышком. Зорькина с улыбкой посмотрела на Антона,
— Расскажите что-нибудь детективное.
— Я детективов не читаю, — сказал он.
— Вы — не из книжек, из своей жизни.
— В жизни детективные истории не так интересны.
— Почему?
— Шелухи много.
— Мне любопытно, за что вас наградили орденом?
— Наган у мальчишки отобрал.
— В газете писали, что за задержание особо опасного преступника…
— Это для солидности, чтобы страшнее было. Если с наганом, значит — особо опасный. На самом деле молоденьким губошлепом тот преступничек был.
— А патроны в нагане были?
— Оставалось маленько.
— Губошлеп ведь мог вас застрелить…
— Кто бы ему это позволил? — Антон улыбнулся Марине. — Я не люблю о своей работе рассказывать. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. А чтобы проще разговаривалось, предлагаю перейти на «ты». Согласны?..
— Разве не помните, что мы уже были «такими».
— Когда?
— Оказывается, вы полностью забыли наши встречи в Ярском…
Антон дотронулся до ее руки:
— Не надо, Марина, вспоминать то время. Давайте поговорим о сегодняшнем дне.
— Не было бы того времени, не наступил бы и сегодняшний день… — многозначительно сказала Зорькина. Глаза ее погрустнели, но она быстро совладала с собой и удивительно легко перешла на «ты»: — Неужели думаешь, что все исчезает бесследно?
— Нет, я так не думаю.
— Значит, у тебя тоже от тех встреч что-то осталось в памяти?
— Конечно.
— Ох, как быстро летит время… Это ж только подумать: десять лет промелькнуло!
Зорькина внезапно оглянулась.
— Боишься, не наблюдает ли за нами Паутова, чтобы не прозевать свадьбу? — шутливо спросил Антон.
— Пусть наблюдает. Мы из детского возраста давно выросли.
— Может, нам на самом деле пора подумать о свадьбе?
— Думай — не думай, чему бывать — того не миновать.
— Очень туманно. Не могу догадаться.
— Как ты такой, недогадливый, начальником уголовного розыска работаешь?
— Сам удивляюсь. Ну, так как?..
— Как пожелаем, так и сделаем. Только ты больше не пугай меня загсом.
Антон засмеялся:
— Без него не обойтись.
Зорькина задумчиво стала смотреть на недостроенный особняк Гайдамаковой. Бирюков ласково погладил ее руку. Марина не шевельнулась и с грустинкой заговорила:
— Так и не пожила ни денечка Елизавета Казимировна в новом доме. Очень интересная старушка была. Когда моя мама умерла, я сильно испугалась. Переживала, не знаю, как… И Елизавета Казимировна стала лечить. Сказки чудесные рассказывала. В новолуние выводила на перекресток, что-то шептала таинственно-таинственно. Давала пить какую-то вкусную водичку, после которой мне снились красивые-красивые сны. Показывала на небе звезды — она их все наперечет знала. И о каждой звездочке у нее была особая сказка, вроде древнегреческих мифов…
Антон, словно согревая, взял небольшую руку Марины в свои широкие ладони. Зорькина, смущенно улыбнувшись, продолжала:
— Потом еще раз, уже взрослая, я обращалась к Елизавете Казимировне. Когда из-за меня морячок погиб…
