– Квартира, дом? Давай уже по теме…
Вадим, семнадцатилетний юноша с очень бледным лицом и копной спутанных темных волос, полулежал на диване, укутанный в плед, и выглядел очень больным.
– Вот! – щебетала Мила, его родная сестра, порывистая в движениях, словах и поступках молодая особа двадцати пяти лет. На ней был зеленый, в цвет глаз, махровый халат, затянутый на тонкой талии и распахнутый на груди до возможных пределов. Ее чисто вымытые черные волосы блестели при свете веселого солнечного дня. На стеклянном столике дымился кофе в двух маленьких чашках. Все видимое пространство комнаты было завалено туристическими буклетами и яркими иллюстрированными журналами о недвижимости в Европе и Франции, в частности: «…прекрасный дом во Франции, в г. Тарб, 145 м2, 2 этажа, меблирован и оснащен всей бытовой техникой, камин (дрова во дворе), косметический ремонт, но это Франция – они ремонт делают раз в 50 лет, так что там вполне прилично, все чисто. Три санузла, много подсобных помещений, встроенных шкафов. 1-й этаж: 3 комнаты и кухня…»
– Слушай, мне опять плохо, дай мне твои таблетки от тошноты…
– Послушай, какие таблетки, если у тебя в желудке уже ничего нет! Вадя, это нервы! Если хочешь, снова дам тебе валерианки, а еще лучше просто возьми и выпей. Виски, к примеру. Или водочки тяпни!
– Да не могу я пить!!! Говорю же – тошнит! Тебе-то что, у тебя на уме только как поскорее смыться отсюда… Спишь и видишь, как купишь дом и успокоишься… А мне снятся кошмары. Этот морг, запах, и, самое ужасное, я слышу этот отвратительный звук, когда я… того… кусачками… Понимаешь? И палец так: стук!
– Послушай, ее уже давно похоронили, все забылось. Денежки у нас. Все, что я… вернее, мы спланировали, все получилось! И эта старая грымза приняла меня за Лену! Я уверена, что до нее уже добрались, для этого не нужно много ума. Будут расспрашивать ее, кто да что, она, конечно, проболтается обо мне, на это я и расчитывала, ведь тетки вроде нее никогда не промолчат. И вот она скажет, что у нее была какая-то Лена, потом наверняка вспомнит и фамилию, проболтается, как пить дать, про коляски, и получится, что твоя Лена сама себя похитила! Уж если даже они и не поверят в то, что это была она, то, во всяком случае, мы выиграем время. Меня-то в городе уже не будет, да и в стране тоже!
– А эти девицы в морге, студентки?
– Да как они могут меня узнать, если видели всего один раз? И на мне был рыжий парик плюс очки! Я же сказала им, что с другого курса, что, мол, работаю над собой, что надо привыкнуть к трупам, что надоело постоянно грохаться в обморок. Я же все продумала. Да, еще я назвала себя Женей!
– Да, сестрица, мозги у тебя работают. – Вадим укрылся плотно пледом, до самых глаз, словно в комнате было холодно. Его трясло. – Все равно боюсь! Ведь если вычислят тебя, то обязательно узнают, что у тебя есть брат, который учится в одном классе с Пирской…
– Да, я вот еще что вспомнила! Самое важное! Эта Аверочкина, ну, хозяйка квартиры, она же спросила меня, зачем мне все это нужно, и я рассказала эту историю, про мамашу Пирской, которая отправилась гулять с чужим младенцем! Ну, ту историю, которую Пирская когда-то рассказала Сашке Горностаевой, твоей подружке! По сути, ведь именно этот сюжетец и подсказал мне мысль о подмене колясок!
– Мила, ну сколько можно! – поморщился Вадим. – Сто раз уже об этом говорили. Ты словно сама себя хочешь убедить в том, что тебя не вычислят!
– Да, и это правда! Мне вот только поскорее надо бы определиться с домом! Понимаешь, все дома, расположенные в тех местах, где бы мне хотелось жить, в Ницце, например, или Антибе, очень дорогие. Или же нужно туда ехать и уже на месте выбирать. Хотя за те деньги, что у меня есть, можно. Вот, смотри. – Мила присела рядом с братом и раскрыла перед ним журнал с фотографиями. – Студия в Антибе, тридцать два квадратных метра. С видом на море – всего сто восемьдесят семь тысяч евро! Неплохо, конечно, но метраж-то! Или квартира – сто девяносто тысяч, двухкомнатная. Смотри, что они пишут: дом построен аж в 1968 году, четырехэтажный, две комнаты, какая-то американская кухня… Нет, вот не хочу я ни студию, ни маленькую квартирку, хочу дом! В Тарбе! Здесь даже библиотека есть! И подвал, и чердак, хозяйственная пристройка к дому, гараж на три машины! Перед домом терраса и пруд с золотыми рыбками… Вади-и-и-м… – замурлыкала она, царапая ноготками мягкий плед, как кошечка. – Двадцать одна сотка земли, красивый сад, вид на Пиренеи! Соседи – фермеры, продают стряпню, яйца, вино, мясо, угрей, фуа гра, хлеб!!! Хочу в Тарб!
– Мила, прошу тебя, помолчи немного…
– Чистый воздух, – заливалась, сладко вздыхая и с любовью вчитываясь в строчки рекламного объявления, Мила, – природа, зайцы, ежики, олени!!! В пяти минутах – огромный супермаркет… Город маленький и очень-очень красивый! Мы будем жить в тихом месте, вдалеке от суеты, кругом фермерские хозяйства, конный завод, горнолыжные курорты, термальные источники, рядом – Испания, Атлантический океан, Биарриц – полтора часа езды…
– Мила! – Вадим приподнялся на локте, лицо его стало белым с зеленоватым оттенком, на лбу выступила испарина. – Заткнись, а?
– Знаешь, в Тарбе зимой температура – двадцать градусов тепла, снега не бывает, зеленая трава! А еще рядом казино!
Вадим выскочил из-под пледа и бросился в ванную комнату, откуда сразу же стали доноситься характерные звуки – его выворачивало.
Мила, увлекшись, размечтавшись, продолжала, прикусив палец и не отрываясь взглядом от журнала:
– До аэропорта Тулузы всего один час двадцать минут на машине… Место райское… Вадим? Господи, ты где? Ты живой? Боже, как же тебя скрутило, братец!
Она, опомнившись, швырнула журнал на диван и побежала к брату.
– Господи, как же тебя корежит! Да успокойся ты! Что же это такое? Подумаешь, отрезал палец покойнице… Она же все равно ничего не почувствовала!
Она подняла брата с кафельного пола, умыла его, вытерла полотенцем, обняла:
– Ну-ну, Вадюша, успокойся… Все пройдет, все!
И тут она почувствовала, а потом и увидела струящиеся из глаз Вадима слезы. Он плакал совсем как маленький мальчик.
– Ну ты что? Что? Надо это пережить, и все! Думаешь, мне было легко сидеть там, в этом вентиляционном помещении, когда все ушли? Я же была одна, по сути, в морге. Когда все ушли, стало очень тихо, и в этой тишине каждый звук казался мне исходящим от покойников. Думаешь, мне не было страшно? А когда я стояла в темном коридоре за шкафом и караулила этого старика, все ждала, чтобы он вышел из своей каморки, думаешь, мне было просто, легко или приятно? Я же тоже боялась, что меня застукают… Ну-ну, ты весь дрожишь… Пойдем на диванчик, вот так, ложись, я укрою тебя… Вот. А потом, когда я дождалась все-таки того, что он вышел, думаю, в туалет, я забежала туда, открыла термос и всыпала в него снотворное. Готово дело! Потом подошла к двери, прислушалась – тишина. В прямом смысле – мертвая тишина. Приоткрыла дверь, выглянула – слава богу, никого! Вышла на цыпочках и снова в вентиляционную! Подождала там с полчасика, потом спустилась, подошла к двери, за которой находился старик, слышу – хра-апит дедок! Значит, порядок!
– И ты позвонила мне, – отозвался слабым голосом Вадим, – сказала: все, Вадим, приходи! И я пришел. С кусачками. Чтобы надругаться над трупом девушки. Я потом узнал, кто она… Ее изнасиловали, замучили, а потом еще и я… Мила…
И он заревел совсем как младенец.
– Поплачь, поплачь, Вадя, я все равно считаю тебя сильным человеком! То, что ты сделал…
– Могла сделать ты сама! У тебя нервы сделаны из железа, Мила. Что тебе стоило раздобыть этот палец?
– Ты пойми, если бы я все сделала, то что бы осталось тебе? Ты же тоже хочешь пожить во Франции, уехать отсюда к чертовой матери! Ты должен был внести свой вклад в это дело!
– А своего гримера, Славку, ты бросишь?
– Не знаю… Он неплохой человек, но мыслит очень узко. Да и пристрастия у него какие-то странные… Нашел себе приработок – гримировать покойников. А вдруг он того… некрофил?!
– Ты же любила его.
– Любила – разлюбила… У меня мечта есть, понимаешь? Хочу нормально пожить. В свое удовольствие. Я архитектор, знаю французский на разговорном уровне, к тому же молода и красива! Я хорошо устроюсь там, найду себе приличного мужа, чтоб свой бизнес был, денежки, чтобы из хорошей семьи, выйду за него замуж, а ты останешься жить в нашем доме… Вадя, да забей ты на эту историю! Она закончилась, понимаешь?
– Мила, мы украли огромные деньги – двести тысяч евро!
– Ну и что? Надо посмотреть на это с другой стороны: мы сделали так, что теперь родители будут больше ценить свою дочку! У них произойдет переоценка ценностей! Они подобреют, поумнеют, у них все будет хорошо. А для Пирского это не деньги. У него их знаешь сколько?! Я же не у бедняков деньги вытягивала!
– Слабое утешение.
– Вадя, давай сделаем так. Прямо сейчас я позвоню в дом отдыха, в Синенькие, у меня там подруга работает, и мы поедем туда. Там свежий воздух, там ничто не будет тебе напоминать о пережитом кошмаре. Ведь это здесь, в родительской квартире, тебе все напоминает о твоих переживаниях, здесь ты провел бессонные ночи… А там все будет по-другому. Отоспишься, твой желудок нормально заработает, я скажу, чтобы тебе варили вкусные кашки… Соглашайся!
