Война закончилась, пушки зачехлили и увезли, а вот домишки на Счастливой так и не восстановили. Пропала улица, словно бы и не было никогда. И только в 1960-е годы, когда в этом некогда медвежьем углу города-героя Ленинграда началось интенсивное строительство «хрущевок», в память о былых жилищных проблемах рабочих Путиловского завода улицу в тогдашних новостройках назвали Счастливой. И теперь, в наши дни, живут здесь внуки и правнуки тех самых «счастливцев» и всё так же ждут: либо прихода Великой революции, либо похода очередного генерала. А вот счастья как не было, так и нет. Разве что за таковое принять обилие зелени в местных двориках и окрест – по нынешним временам в Питере то редкость немалая. А еще тихо было здесь, на улице Счастливой. Тихо и несуетливо. Вот за эту самую тишину Бугаец и любил их тесную, неудобную, с маленькой кухней, совмещенным санузлом и сидячей ванной «двушку» на четвертом этаже. «Наши хоромы!» – как любил он представлять свою квартиру нечастым гостям.
Как раз напротив этих самых хором, на установленной на детской площадке скамеечке сейчас сидели двое – «сиделые» Клим и Шпала. Они лениво поглядывали на осточертевший за эти дни подъезд и без особой охотки посасывали пивко из бутылок. Навыками контрнаблюдения никто из них не обладал, а потому ни конченый отморозок Шпала, ни чуть более врубчивый Клим не догадывались, что, пока они следят за подъездом, из припаркованного неподалеку «Вольво» внимательно наблюдают за ними самими…
– …Красавцы, ничего не скажешь! – вынес свое резюме Зеча, после того как они с Бугаем медленно проехали через двор, чуть ли не под самым носом у «горе-наружки» и зачалились неподалеку. Скрытые с одной стороны пышными кустами, а с другой – помойкой. – И где только Харламыч умудряется таких дебилоидов отыскивать?
– Позавчера эти же двое здесь в утреннюю смену сидели. Я их срисовал, когда в аэропорт собирался.
– Интересно, как им платят? Почасово или трудоднями?
– Работенка, к слову, непыльная, – заметил Бугаец и мечтательно задумался: – Э-эх! Мне бы сейчас сюда ВССК «Выхлоп» для бесшумной стрельбы!
– Полагаешь, снял бы? А не далековато?
– В самый раз! «Выхлоп» работает до шестисот метров.
– А магазин у нее на сколько?
– На пять, так что пацанам было бы вполне достаточно. Правда, тяжелая, зараза: с оптикой и глушителем почти семь килограмм весит.
– Во! Кажись, начинается! – встрепенулся Зеча, завидев выруливающий во дворик канареечный «уазик». – Молодца! Практически минута в минуту подъехали.
– «ППС Центрального РУВД», – прищурившись, прочитал Бугаец. – Какого хрена? Мы же в Кировском живем!
– Раздуплись, брателло! Кого Курт сумел, того и подогнал. Да и какая, на хрен, разница? Тебе не все равно?
– В принципе, всё.
– Тады сиди, не питюкай и не мешай мне смотреть фильму. Плохо только, что звука нет, – ненавижу немое кино!..
…Милицейский «уазик» остановился возле детской площадки, и из него неторопливо выбрались двое «пэпсов». Один – просто милиционер, но с автоматом, другой – сержант, но с голыми руками. Клим и Шпала посмотрели на них и настороженно, и неприязненно одновременно.
– День добрый! Сержант Васько! Ваши документы.
– А в чем проблемы, командир?
– Паспорт, будьте любезны.
Клим достал из заднего кармана засаленную потрепанную книжицу тугамента, протянул милиционеру, и тот, не листая, переадресовал его старшо́му.
– А ваш? – вопросительно посмотрел на Шпалу сержант Васько.
– Дома, на полочке лежит. Потерять опасаюсь.
– Понятно.
– Не, в натуре, а че за дела?! Сидим, никого не трогаем.
– Распитие спиртных напитков в общественном месте, – заученно пробубнил тот, который «автоматчик».
– Каких спиртных? Вы чего, мужики, пиво от водки отличить не можете?
– Заткнись! – шикнул на Шпалу Клим и понимающе посмотрел на сержанта Васько. – Всё путем, командир, я тебя услышал. Сколько с нас?
– Клим, ты че, совсем больной? За что платить-то? Да я щас человечка наберу… – Шпала полез в карман за мобильником. – …Наберу, и у меня этот сержант на раз-два рядовым станет!
– Руки вытянул! Я говорю, руки вытянул! – рявкнул Васько, видимо обидевшись. Вслед за этим «автоматчик» вскинул оружие и принял красивую, угрожающую, хотя и немного киношную стойку.
– Мужики, бойцы! Не слушайте его! – отчаянно заверещал Клим, понимая, что дело начинает принимать скверный оборот. – Он у нас того, контуженый! Скока вешать в граммах? Я заплачу, мужики!..
В ответ «мужики» сурово покачали головами. Нет, эти «пэпсы», конечно же, не прилетели с другой планеты, и в любой иной ситуации конфликтующие стороны, конечно же, сумели бы договориться. Но дело в том, что сейчас менты имели четкую инструкцию закрепить двух распивающих на детской площадке кексов и поместить их в «обезьянник» до полудня завтрашнего дня минимум. Инструкцию эту двумя часами ранее сержанту Васько озвучил бывший коллега-«овошник» – хороший мужик, хотя и не без своих тараканов в голове. Причем не просто озвучил, но и присовокупил к ней шестьсот баксов: по двести на рыло.
К слову, третьим рылом был милиционер-водитель Дижоев – чемпион Центрального РУВД по тяжелой атлетике. И как раз в данную минуту оно (рыло Дижоева) нехотя выбралось из «уазика», лениво прошествовало к скамейке и мощным плечом пододвинуло в сторонку коллег. Без лишних слов и при полном отсутствии каких-либо эмоций милицейский чемпион сначала скрутил и «обраслетил» дерзкого Шпалу, а затем окольцевал и его более покладистого приятеля.
Закончив сию совсем нехитрую для чемпиона работу, Дижоев глянул на своих товарищей с легкой укоризной:
– Вот и всё! Хрена ли тут с ними базарить! Пошли, перхоть лагерная!
– Мы никуда не пойдем! – гордо и тоже по-киношному вскинул голову Клим. – Мы… я… я должен позвонить своему адвокату! Это беспредел! Вы…
Закончить мысль он не успел, получив несильный удар под дых. Обмякнув, Клим опал, как озимые, на мощные ручищи Дижоева, и тот брезгливо поволок его тушку к машине. Запоздало, только теперь включивший «сообразиловку» Шпала покорно засеменил следом за ними и даже первым забрался в клетку.
Через минуту «уазик», пыхнув-чихнув, потащился со двора: вся операция по нейтрализации «горе-наружки» в общей сложности заняла не более пяти минут. Тонкая, что и говорить, работа. И при этом, заметьте, никаких трупов!
– Браво! – восторженно прокомментировал увиденное Бугаец и даже шутейно зааплодировал отъезжающим ментам. – Ведь могут, когда захотят!
– Не когда захотят, а когда их простимулируют.
– Так ведь за хорошую работу и заплатить не жалко.
Зеча повернул ключ зажигания, тронулся с места, и «Вольво» мягко подкатил к подъезду.
– Давай мухой! Учти, у вас на всё про всё полчаса, не больше.
Бугай вылез из машины и торопливо скрылся в подъезде. Зеча же, порывшись в бардачке, вытащил диск Dire Straits, сунул его в пасть магнитолы, сделал звук погромче и, откинув голову на спинку сиденья, приготовился ждать…
* * *
Для Бориса Сергеевича Афанасьева нынешняя выходная суббота на поверку обернулась полноценным рабочим днем. Более того, на обратном пути из Клишино он умудрился сломаться так, что пришлось наступить на горло уязвленному самолюбию профессионала и запросить из милицейского гаража машину «технички». Неудивительно, что, добравшись в итоге до города лишь в восьмом часу и окончательно освободившись в девятом, после всех этих заморочек у Афанасьева не было ни малейшего желания тащиться еще и в контору. Но, поскольку давеча он необдуманно дал слово Мешку купить букет для Анечки и вручить его «от лица всего коллектива», иных вариантов не оставалось. Как говорится: «Давши слово – крепись! Поезжай и нажрись!»[56]…
…Дверь Борису Сергеевичу открыл «вечный дежурный по аэродрому» Лоскутков. Был он нынче предсказуемо грустный и задумчивый, как это всякий раз случалось, когда Колю не приглашали на взрослую гулянку. И хотя злого умысла со стороны «старших» в том не было, Лоскуткова в такие часы все равно неминуемо начинал терзать комплекс малолетства и профессиональной неполноценности.
– Ух ты! Какие цветы! – с порога оценил Николай придирчиво выбранный Афанасьевым букет. – Анька с ума соскочит от счастья!
– Ну, надеюсь, до этого не дойдет! Она еще здесь? Не уехала?
– Здесь.
– А из наших еще кто в конторе?
– Шевченко, Северова, – взялся перечислять Николай. – Джамалов и Крутов.
– Не понял? А Виталька?
– А вы разве сами не слышите?
Борис Сергеевич навострил ухо:
– Никак гитару притащил?
– Ага.
– Понятно. Судя по тому, как он сейчас лажает, состояние уже близко к классическому.
