- Нет, не узнаю, - решительно ответил Андрей.
- Я мать Алексея Малиновского, - сказала женщина.
- Но я... Я почти не знал вас...
- И Алексея тоже?
- И его тоже...
- А это кто? - показала она на труп Прокофьева.
- Это Женька П-п-рокофьев..., - пролепетал Андрей.
- Несколько дней назад Евгений Прокофьев сообщил нам, что именно ваша компания, а вовсе не Шилкин и Чугаев лишила жизни моего сына. А потом он повесился в этой комнате. Вот что тут произошло. Ты хочешь кончить свою жизнь так же, как он? Или ещё более экзотическим образом? Тебе же ясно сказали, что этот год для тебя последний. А теперь, полагаю, наступили твои последние денечки, или часочки, или минутки... Категория времени очень относительна, Левушкин, и некоторые дни, часы и минуты стоят иных лет жизни... Вот, например, вы трое провели не лучшим образом всего один час вашей жизни, и вот результат, - она показала своим длинным пальцем на труп Евгения. - Проведи же свои последние часы как человек, а не как шакал... Признайся в том, что сделал...
- Хорошо, - потупил глаза Левушкин. - Хорошо, я все расскажу.
И он рассказал всю историю того августовского вечера от начала до конца. Он понимал, что подписывает себе смертный приговор, но больше молчать не мог. У него не было больше сил бороться...
- Значит, ты действительно не знаешь, кто нанес тот удар моему сыну? - пристально глядя на него своими серыми глазами, спросила женщина.
- Не знаю. Может быть, это сделал и я. Так, во всяком случае, говорил Григорянц. А Евгений вряд ли на это способен, слишком слаб, он не смог бы даже в пьяном виде. Раз не он и не Григорянц, значит, я. Все. Теперь можете убивать. Я лишил жизни вашего сына, возьмите за это мою...
Женщина и мужчина переглянулись.
- Вот что, Левушкин, - тихо сказала женщина, выдержав молчание. - Ты честно во всем признался, ты не валишь вину на других... Мы подумаем, что с тобой делать... А пока...
- Вынесите это отсюда! - крикнул мужчина. В комнату вошли двое здоровенных мужчин и быстро убрали из комнаты труп Прокофьева.
Андрей присел на пол и закрыл лицо руками.
- Неужели вы полагаете, что после всего этого я смогу жить? произнес он. - Пристрелите меня, я вас очень прошу...
- Нет, - ответила женщина. - В нашей жизни мало что бывает по желанию. Хотел жить - мы тебя приговорили к смерти, хочешь умереть приговариваем тебя к жизни... Оставайся наедине со своей совестью, Левушкин, живи, коли сможешь. Прокофьев вот не смог, а мы виноваты в том, что использовали его тело для того, чтобы в тебе заговорила совесть. Чтобы ты понял, что такое смерть... А вы трое лишили меня всего, что у меня было...
- Но к смерти вашего мужа я не имею отношения! - крикнул Левушкин. Никакого отношения!
- Это, возможно, и так. Только на твоей совести ещё одна жизнь жизнь Шилкина, умершего от туберкулеза в зоне. Ты ведь знал, что он невиновен, но ты спасал свою шкуру, полагая, что она дороже для общества, чем жизнь какого-то сельского хулигана. На твоей совести жизнь матери Шилкина, судьба Бориса Чугаева... Ты много сделал за свои неполные тридцать лет, Левушкин... И то, что получил, получил по заслугам. Но я убеждена, что больше ты не причинишь никому зла... И вполне возможно, что этот год не станет для тебя последним, видишь, как причудливы повороты судьбы...
Левушкин странным осоловелым взглядом окинул женщину и невразумительно пожал плечами.
В комнату снова вошли два молчаливых мужика.
- Завяжите ему глаза, выведите отсюда, посадите на машину и отвезите... куда-нибудь, - приказал мужчина. А потом что-то зашептал. И что он шептал, Геннадий не мог понять. Да и не хотел.
Приказ был быстро выполнен, Левушкин оказался на сидении какой-то машины, потом она поехала... Ехала долго, затем остановилась.
- Выходи! - раздался голос.
Он вышел с завязанными глазами.
- Развяжешь через две минуты, - приказал голос. Андрей кивнул в знак понимания.
Когда звук двигателя машины стал глуше, он сдернул с себя повязку.
Он стоял на обочине сельской дороги. Огляделся по сторонам и с ужасом понял, ГДЕ он находится. Он находился рядом с тем лесочком, в котором они десять лет назад убили Алексея Малиновского. Да, вот она, эта тропинка... Вот она... Хоть сейчас и зима, но он прекрасно помнит эти места. Разве такое забудешь?
Рука Андрея потянулась к своему длинному шарфу. Ему пришла в голову мысль пойти прямо на то место, где все произошло и повеситься там на любом дереве... Он сорвал с себя шарф и медленно побрел к лесу...
... Но тут произошло неожиданное. Откуда-то из-за поворота на бешеной скорости появился ревущий как трактор, "Жигуленок" неопределенного цвета... Но когда Андрей увидел лицо водителя "Жигуленка", он подумал, что окончательно сошел с ума...
"Жигуленок" резко притормозил прямо перед ним. Открылась передняя дверца.
- Садись, только быстро, - услышал Андрей до кошмара знакомый голос и сразу же понял, что происходящее не снится и не грезится ему, и что с ума он ещё не сошел... Все было наяву...
13.
... В шикарной московской квартире на Тверской улице в уютном мягком кресле сидел вальяжный седовласый мужчина лет шестидесяти. Он смотрел телевизор и курил трубку.
- Рубен Михайлович! - раздался голос с кухни. - Вы где будете ужинать? На кухне или в гостиной?
- Принеси мне сюда, пожалуйста, Верочка, - приятным баском попросил мужчина. - Тут интересная передача. Глупости говорят сущие, однако, надо послушать, так сказать, для разрядки мозга...
Вальяжным мужчиной был адвокат Рубен Михайлович Григорянц. Он был на гребне успеха и творческого расцвета. Только что он блестяще провел процесс, в котором буквально вытащил со скамьи подсудимых одного очень крупного авторитета, которому вменялась в вину грозная статья о расхищении государственного имущества в особо крупных размерах. Авторитет был оправдан за недостаточностью улик и освобожден прямо в зале суда, а Григорянц получил сногсшибательный гонорар. И поэтому он был невероятно доволен собой.
Рубен Михайлович был человеком опытным и хорошо усвоил себе, что все на свете хорошо быть может только в песне. А на деле же, успех в одном деле обязательно должен уравновешиваться неудачей в другом. А успех его был изумителен... Человек, который мог сесть лет на двадцать, был выпущен на свободу, да не просто выпущен, а оправдан, хоть и за недостаточностью улик, но ведь оправдан же... Огромный успех по теории вероятности должен был быть уравновешен серьезными проблемами в чем-то другом. И проблемы появились. Кто-то стал безобразно третировать его сына Эдуарда, около своего подъезда была насмерть сбита машиной его жена Татьяна, которую, он, впрочем, недолюбливал, а вот сегодня днем ему позвонили и сообщили, что прямо с дачи похищен сам Эдуард. Серьезные проблемы, но всегда бодрого и ровного сангвинического настроения Рубена Михайловича поколебать это никак не могло... Жизнь такая, проблемы такие... Выкрали, значит, выкуп станут требовать, значит, надо либо платить, либо вести розыск, как положено... Ну, а на самый худой конец, если что и случится, то, что поделаешь, такова судьба крутого бизнесмена... Знал, на какую дорогу ступил. Не захотел быть, как отец адвокатом, его дело...
А всякие нелепые измышления Эдика, что, якобы смерть Татьяны связана с похищением его друзей Левушкина и Прокофьева, адвокат Григорянц отмел как истинный вздор. Возможность каких-то людей мстить за какого-то там парня, которого зарезали в пьяной драке, он отрицал напрочь. У него были такие связи, каких-то жалких мстителей он бы сдул с лица Земли как пушинку. Друзья у Эдика настоящие дурни. Один просто запойный алкоголик, и никто его вообще не похищал, это и ежу понятно, второй - ларечник, а там у них постоянно какие-то разборки и наезды, дележ территории. При чем тут Эдик? С ним сложнее, он ворочает большими капиталами, значит, и врагов у него много. Вот в этом и есть причина гибели Татьяны, и сегодняшнего инцидента. Крутые люди - крутые дела, куда от них денешься? Падать духом он ни в коем случае не собирался.
Домработница принесла ему сытный ужин, состоящий из черной икры, овощей, бутылки грузинского белого вина и отварной телятины с горошком и хреном. Рубен Михайлович принялся за трапезу...
Ел он с наслаждением, с толком, с расстановкой. Он все делал в жизни именно так, не любил суеты, нервозности... Все надо делать как надо, и все будет хорошо... Это было его девизом, эти правила он прививал своему единственному сыну. Однако, сын не всегда им следовал. "Это не преступление, это хуже - это ошибка", - цитировал ему Рубен Михайлович слова великого Талейрана, однако, ошибочку тот успел совершить. И, кстати, не просто ошибочку, а именно преступление...
Эта давняя история торчала у него в мозгу как старая заноза, до сих пор так и не вытащенная. Она надолго замолчала, но теперь, как уверял Эдуард, кто-то решил реанимировать ее... А он в это не верил, полагал, что это все вздор и чистое совпадение...
