Он прекрасно помнит, как приехал прохладным августовским вечером на дачу и хотел было прогуляться по саду, затем попить чешского пива с креветками на веранде, выкурить трубочку, набитую отборным табаком, но тут появился сын, весь в красных пятнах, заикающийся от волнения.
- Папа, тут... Такое дело... Мы... Он...
- Излагай по порядку, - потребовал отец.
И тот рассказал все. Закончил он свое повествование фразой:
- И тогда Андрей Левушкин подошел к нему и ударил ножом под сердце. Я не успел помешать...
- Ах вы..., - побледнел Рубен Михайлович. - Вы... Щенки окаянные... Гаденыши, страдальцы... Зачем вы поперлись туда, прежде всего? Тебе двадцать один год, ты кончаешь университет, и из-за этой соплячки Ксении... Устроить такую бяку... Конечно, девчонка она классная, тут спору нет, - При этом он даже в такой трагической ситуации умудрился подмигнуть сыну, хитро и плотоядно улыбнувшись. - Но тем не менее, просто девчонка, и все тут..., - нахмурился Рубен Михайлович. - Конечно, ты не хотел такого исхода событий, это понятно..., - призадумался он, почесав седеющую голову. - А вот то, что там была эта шпана, и их там видели, это славно... Очень славно... В общем так, дорогой сыночек, запомни как таблицу умножения одно - вас там не было, понял меня, вообще не было, вы постоянно сидели дома у нас, тут же и заснули... Так и говори, если кто спросит. Остальное мое дело. Говоришь, возвращались по одиночке? И никто не видел? Это хорошо, хотя тут могут быть вариации. Это ты никого не видел, а то, что никто не видел тебя, это ещё не есть факт... А теперь ступай с глаз долой и не мешай мне отдыхать, устал я очень, иными делами, чем вы, занимался, диаметрально, так сказать, противоположными. И учти - хоть один из вас вякнет, что был там - все, моя помощь на этом прекращается. Раз и навсегда. Я ничего не смогу для вас сделать...
Вариации действительно возникли. От людей, как говорится, на деревне не спрячешься. И Эдуард Григорянц с товарищами были вызваны для допросов к следователю областной прокуратуры Андрею Тимофеевичу Курбыко.
О единственном допросе он в мельчайших подробностях доложил отцу. И опытный адвокат понял, что против сына и его товарищей имеются доказательства. Дело становилось опасным. Шилкин и Чугаев были уже задержаны и томились в СИЗО, но, разумеется, от обвинений отказывались наотрез.
О самом Григорянце ходили упорные слухи, что он тесно связан с преступными кругами и постоянно вытаскивает со скамьи подсудимых бандитов и мошенников. А для полного счастья ему не хватало того, чтобы его единственный сын был осужден, как участник, а то и организатор убийства молодого парня, к тому же ещё сына корреспондента демократической газеты... Нет, надо было действовать смело и решительно. Самым опасным было сидеть сложа руки и ждать развязки событий...
Узнав все о следователе Курбыко до мельчайших подробностей, он позвонил ему. Знал он о том, что следователь очень нуждается, что у него трое детей, что человек он, когда надо, очень дотошный, но зато вполне способный принять подношение, если оно, разумеется, достойное... Знал он и о том, что следователь ютится со своей семьей в крохотной хрущебе на первом этаже в областном центре.
Шла вторая половина девяносто первого года... Буквально через несколько дней после убийства Алексея Малиновского вихрем пронесся августовский путч, после чего стало ясно, что страна уже точно не пойдет коммунистическим курсом... В стране активно развивались так называемые рыночные отношения. Можно было покупать недвижимость, строиться...
- Андрей Тимофеевич, с вами говорит адвокат Григорянц. Нам надо встретиться, - решительно произнес он в трубку.
Следователь Курбыко также был наслышан об адвокате Григорянце и от встречи отказываться не стал... Они поняли друг друга без слов.
Встреча состоялась как и положено глухой ночью в укромном месте.
- Начну без предисловий, - произнес Курбыко, широченный, лысый, потный. - Доказательств, чтобы посадить вашего сына и его друзей за решетку по сто третьей статье у меня хватит... Нужно вам это?
- Нет, - вкрадчивым голосом ответил адвокат. - Мне этого не нужно...
- Десять тысяч, - сказал Курбыко. - Долларов, - добавил он.
Да, в конце лета девяносто первого года десять тысяч долларов были колоссальной суммой... Григорянц оторопел от такого аппетита Курбыко. Губа, что называется, не дура. Зато, если посмотреть на дело с другой стороны, ломаться и набивать себе цену не стал, выложил свои требования напрямую.
- Десять тысяч долларов, и имя вашего сына и его товарищей даже не будет упоминаться в деле, - пообещал он.
- Я подумаю, - сказал Григорянц. Очень уж велика была названная сумма... Но игра стоила свеч. Доказательства вины Эдика и его друзей, наверняка, были, не стал бы следователь блефовать с таким опытным человеком, как он. А ведь Курбыко ещё не начал толком допрашивать сопливых малолеток, раскололись бы они, наверняка, при первом же ударе по почкам... Да и без ударов бы раскололись, припертые неопровержимыми доказательствами. И загремели бы лет на десять каждый, ну, кроме третьего, несовершеннолетнего и, наверняка, менее виновного... Эдуард, во всяком случае, шел бы, как организатор преступления. А потом Григорянц сомневался в искренности сына, когда тот сказал, что именно Левушкин нанес тот роковой удар ножом. Принципом Рубена Михайловича было не верить никому. И он не верил сыну, он вполне допускал, что именно он и убил Алексея Малиновского. Дело осложняло ещё то, что отец убитого Игорь Малиновский был корреспондентом одной бойкой демократической газетенки, и поэтому убийство сыном адвоката Григорянца, о котором эта газетенка писала далеко не самые приятные вещи, сына прогрессивного журналиста Малиновского, да ещё в такое переломное время могло вызвать большую антипатию к адвокату, запачкать его имя, сделав его одиозным, и, соответственно, лишить больших гонораров.
На прощание Курбыко с гнусной улыбкой на лице сообщил ему ещё один любопытный факт, что сразу же положило конец всем сомнениям адвоката.
Он понял, что надо было закрыть это дело раз и навсегда...
Рубен Михайлович заплатил требуемую сумму следователю Курбыко, однако, предупредил, что в случае обмана он найдет способ отомстить... Тот предупреждение принял с саркастической улыбкой на лице...
Курбыко оказался человеком слова. Больше Эдуарда Григорянца и его друзей на допросы в прокуратуру не вызывали...
... Но адвокат на время совершенно позабыл про журналиста Малиновского. А тот напомнил о себе плевком в лицо Эдуарду и словом "убийца", брошенным им.
И Григорянц снова встретился со следователем Курбыко, который к тому времени из хрущебы на первом этаже переселился в аккуратненький кирпичный коттеджик на окраине города. Благодарный следователь сообщил Григорянцу, что Малиновский ведет свое расследование, нашел свидетельницу и неоднократно наведывался и к нему, постоянно расспрашивая о том, привлекались ли в качестве подозреваемых Эдуард и его друзья...
- Дотошный мужик этот Малиновский, - подвел итог Курбыко.
Окончательный итог подвел Григорянц. Он был не из тех, кто останавливался на полпути, он был не из хлюпиков, происходил из ростовской шпаны. Именно оттуда, из грязных подворотен с их вечными разборками, выясняловками и кровавыми побоищами брала исток его решительность...
Деньги могут решить все. За три тысячи долларов он нанял верного человека, который несколько дней подряд постоянно пас Малиновского и, наконец, увидев его поздним вечером около подъезда, рванул машину на него... Исключительно удачно все получилось, Малиновский умер на месте, свидетелей не оказалось... Григорянц был полностью удовлетворен.
Чтобы окончательно закончить дело, он послал свидетельнице письмо, в котором поведал о трагической гибели журналиста Малиновского. Это закрыло ей рот, как он полагал, навсегда...
Цель оправдывает средства. Это было ещё одним девизом Григорянца. Все обошлось. Сын закончил университет, а затем до того раскрутился, что стал преуспевающим бизнесменом, владельцем недвижимости за рубежом, огромных банковских счетов и прочих жизненных благ. Но Рубену Михайловичу его богатство не было нужно - у него с избытком хватало своего, гонорары его стали в последнее время просто астрономическими. Однако, он гордился своим сыночком и при случае поминал его при знакомых добрым словом...
Жену сына Татьяну он невзлюбил с первого же взгляда. Как, впрочем, и она его. Дочь академика, рафинированная наивная особа, она не воспринимала цинизма и практичности своего тестя. Рубен Михайлович редко наведывался на дачу своего сына, а его жена жила там практически постоянно, руководя воспитанием любимой внучки. Это также было на руку адвокату, который, находясь в Москве, пользовался всеми прелестями жизни ещё не старого, но очень зажиточного человека... Он умел ценить жизнь, и умел славно проводить свой досуг...
