Александр Бондарь - Год Чёрной Обезьяны

— Моя мать ошиблась, — сказала она спокойно. — Когда родила меня на этот свет.

…Лена завернула в какое-то небольшое кафе. Просто надоело бродить, захотелось посидеть в тепле. Она взяла кофе и примостилась за столиком у окна.

Здесь в этот час было пусто. За соседним столом только сидела компания безобразно раскрашенных девок. Они пили коньяк и закусывали его шоколадом. Лена могла слышать их беседу.

— «Марс» — это гадость, — заявила одна, что сидела к Лене спиной. — Я только «Сникерс» ем.

— «Сникерс» — тоже гадость, — это было мнение тощей, как мумия, рыжей девки напротив.

Лену перестал интересовать разговор, и она углубилась в свои размышления, не заметив, как к ее столику подошел кучерявый парень с одиноким блуждающим взглядом.

— Можно? — Это прозвучало даже как-то заискивающе. В руке он держал стакан с коктейлем, где плавали кусочки пожеванного мандарина и торчала пластмассовая соломинка.

— Пожалуйста, — Лена без всякого интереса пожала плечами.

Барменша — дама лет двадцати пяти с потухшими глазами и с сигаретой во рту включила негромко музыку. Из простуженного динамика запела Марина Журавлева. Песня была про звездную ночь.

Парень устроился напротив Лены и принялся медленно тянуть свой коктейль, искоса на нее поглядывая. Лена смотрела в сторону. Одна из девиц за соседним столиком поднялась с места и, разглаживая юбку, сказала:

— Ну, я пошла в туалет. Пойдешь со мной?

Это она пригласила подружку, что сидела рядом. Та охотно встала из-за стола.

Они направились к женской уборной. Парень чуть наклонился и хитро посмотрел на Лену.

— Развлекаться пошли, — прокоментировал он негромко — так, чтобы не слышали за соседним столиком. Потом доверительно улыбнулся девушке и тихо продолжил: — Это — шлюхи. Они с мужиками — за деньги, а между собою — за так. — Он захихикал. — Им мужики до того надоедают, что за бесплатно они уже не согласны.

Лена слушала, устало на него глядя. Парень понял — ловить здесь нечего. Допив коктейль и рассказав еще что-то, тоже — тихонько, он попрощался и вышел. Лена проводила его сонным пустым взглядом и уставилась в окно, забыв про остывающий кофе. Сквозь грязное замызганное стекло она видела, как ветер с тяжелым свистом сбивает капли с ветки какого-то окоченевшего дерева. Суетливые голуби копошились в снегу и искали там что-то, видимо, для них съедобное.

В кафе заявился ещё один посетитель. Лена глянула и… ее сразу — как провели холодным лезвием. Она его узнала. Это — Эдик, бывший телохранитель Ахмета. Они не были никогда знакомы, но Лене как-то показывали его в ресторане — он квасил тогда в компании со своими приятелями.

Небритый, стриженный под Арнольда кавказец в обтертой кожанной куртке и в широких спортивного вида штанах. Он деловой походкой — вразвалку, прошелся по кафе, поймав на себе заинтересованные взгляды с соседнего к Лене столика. Перекинулся парой слов с барменшей, взял сто грамм коньяка и уселся в сторонке, никого вокруг не замечая.

Лена залпом опрокинула холодный кофе, пригладила волосы и, стараясь игриво покачивать бедрами, двинулась вперёд.

Эдик искоса и удивленно поглядел на незнакомку. Лена ослепительно ему улыбнулась и приземлилась напротив. Эдик выжидательно глядел на нее, поигрывая граненным стаканом. Лена чуть-чуть наклонила голову и зашептала таинственно:

— А меня ты не угостишь?

Эдик разглядывал Лену.

— Чего ты хочешь?

— От кофе не откажусь. — Она лукаво улыбнулась.

Эдик подумал немного, и, обернувшись, щелкнул деловито пальцами.

— Свет! Кофе принеси. Лена опять улыбнулась. Эдик внимательно ее рассматривал. Из туалета, отряхиваясь, вывалили две девицы. Лена подумала, что они управились довольно-таки быстро. Эдик достал из кармана куртки пачку «Кэмела».

— Будешь? — Предложил он Лене.

Та медленно покачала головой. Отказалась:

— Берегу здоровье.

— А! Все одно — подыхать!

Эдик сунул себе в рот сигарету, чиркнул зажигалкой и, выпустил дым в сторону. Появилась барменша, которую Эдик назвал Светой. Она молча поставила на стол неполную чашку дымящегося кофе.

Лена покосилась внимательно на дверь уборной.

— Не хочешь в туалет? — Негромко спросила она.

Эдик удивился.

— Что, прям сейчас? Здесь?

Лена, хихикнув, пожала плечами.

— А чем плохо?

Эдик отхлебнул ещё коньяка, потом раздавил сигарету о грязную заржавленную пепельницу.

— Идём.

Лена встала и, плавно качнувшись, двинулась к затёртой выпачканной двери общественного сортира. Эдик шёл позади. Девицы смотрели на Лену с нескрываемым отвращением. Дверца хлопнула у Эдика за спиной, и он остановился. Лена развернулась к нему. Эдик моргнул. Тяжелый ствол «Вальтера» повис у его носа.

Вернувшись домой, Красиков разделся, бросил где-попало вещи и двинул под душ. На кухне бухтело радио: Ельцин в новостях радовался из далекой Москвы своему несостоявшемуся низложению. Инспектор расположил пистолет на полочке между шампунями и минуты две стоял, не двигаясь, под обжигающе холодными струями. Прикрутив воду, он услышал, как из прихожей осторожно защелкал дверной замок. Красиков снова открыл кран. Подобрав пистолет с полочки, он вышел в коридор. Свет в ванной оставил включенным.

Замок пощелкал еще, и дверь в подъезд медленно приотворилась. В щели образовалось лицо со шляпой, низко надвинутой на глаза. Потом — рука и револьвер с глушителем. Поймав шум падающей воды, киллер направился в ванную, не опуская пистолета. Заглянув туда, успел только удивиться. Думать времени не осталось: пуля разнесла ему голову.

— Только одно движение, и ты — труп. — Лена шагнула назад, тихо взведя курок. Лицо ее словно окаменело. Холодные пустые глаза в упор разглядывали Эдуарда. Постояв так молча, она вдруг засветила ему рукояткой в висок. Оглушенный, чуть не лишившись сознания, тот тяжело опустился на пол. Встал на колени. Держа пистолет в правой руке, Лена обошла Эдика и с силою ткнула ему стволом в бок. Левой она прищелкнула на двери задвижку. Потом быстро ощупала пленного.

— Деньги в правом кармане брюк, — сказал тот спокойно, глядя, как тускло поблескивает лужа в углу.

— Себе оставь. — Тихо ответила Лена.

Пальцы ее наткнулись на что-то твердое и объемистое. Наружу был извлечен «Вальтер». Лена сунула его себе в карман. Потом она нашла складной нож. Надавила на кнопку. Скупо блеснув, из рукоятки выпрыгнуло холодное лезвие. Огоньки, переливаясь, играли в неярком свете, что падал с улицы через разбитое окошко под потолком. Лена закрыла нож и сунула его следом за «Вальтером».

— Что тебе нужно? — Пробормотал Эдик. — Если бы ты знала, кто — я, поискала б другого фраера. — Он помолчал, потом добавил, — завтра тебя отвезут в морг. Как неопознанный труп. Если ты…

Кончить он не успел. Получил ногою по почкам.

— Заткнись, сука! — Лена прошипела ему в ухо.

Она схватила Эдика левой рукой за волосы и прочертила физиономией по холодной шершавой стене. Там отпечатался не слишком видный в полумраке клозета мутно-кровавый след.

— Ненавижу мразей!

Лену было теперь не узнать. Лицо ее почернело от ненависти.

Эдик пошевелил израненными губами. Хотел что-то сказать, но его еще раз уткнули носом в стену.

— Заткнись!

Эдик молчал, ожидая, что произойдет. Кровь стекала с его лица и капала на куртку. Лена переводила дыхание.

— А теперь — говори, — прошептала она, еще сильнее вдавив ствол ему в ребра. — Говори, кто перестрелял редакцию «Дем. Кубани».

Эдик искренне удивился.

— Какая редакция? Какая Кубань?

И получил еще раз физиономией в стену.

— Я тебе, сука, сейчас все мозги вышибу! — Лена чуть не задохнулась от ярости. — В сортире подохнешь!

Эдик молчал, он обдумывал. Потом его, вдруг, осенило:

— Ты — Артемина.

Лена застыла. Отошла назад. Она затаилась, но молчание ее говорило больше сейчас, чем любые слова. Эдик усмехнулся зло. Кровавые губы его жутко скривились.

— Ты уже в могиле. — Произнес он тихо. — Может еще денька два по земле погуляешь, но долго ходить не будешь — точно. — Он помолчал, потом продолжил: — Я тебе ничего не скажу — даже то, что знаю. Хотя знаю я мало. Ты можешь меня сразу грохнуть — это тебе все равно не поможет. — Он медленно покачал головой. Так качает врач, разговаривая с безнадежным больным.

Несколько мгновений Лена не двигалась. Она и хотела бы — не могла. Потом проснулась. Обеими руками поймала голову Эдика и колотила о стену.

— Заткнись, падаль! — Шипела она, задыхаясь. — Заткнись!

Что-то где-то тихонько пропикало. Лена остыла. Опустила руки. Это были всего лишь часы. Они не понимали того, что здесь происходит и просто сообщили время. Лена отошла в сторону, прижавшись к углу. Посмотрела на свои руки. Пахло ужасно. Все здесь было посыпано какой-то зловонной гадостью, которая должна была забить тяжкий запах клозета. Но она не забивала, а только смешивалась с этой вонью. Сквозь мутно-сиреневый полумрак Лена различала здорово: руки ее были в крови.