Георгий несколько минут ходил по комнате взад-вперед, как зверь в клетке, сжимая руки и что-то бормоча себе под нос, вдруг он остановился, словно принял какое-то решение.
Он снова вышел в прихожую, вытащил из кладовки стремянку, вскарабкался на нее и открыл дверцу антресоли. Оттуда потянуло такой затхлостью, что Марина чихнула. Георгий сунулся головой в пыльную темноту и пробормотал оттуда:
– Здесь полиция тоже похозяйничала, но они хотя бы поставили коробки на место…
С этими словами он вытащил из глубины какую-то коробку, подал ее Марине, потом еще одну и еще.
Наконец он спустился, открыл коробки и принялся изучать их содержимое.
– Вот здесь – пленки, которые дед снимал в своих экспедициях… выходит, Камилла тайком вытащила их, просмотрела, оцифровала и положила на место… знать бы только, для чего они ей понадобились… А вот тут – дневники деда… он записывал в них все о своих экспедициях, все свои наблюдения и мысли, чтобы потом использовать эти записи для подготовки статей. Значит, здесь должны быть пояснения и к тем кадрам, что на флешке… съемки, судя по всему, относятся к восемьдесят третьему или восемьдесят четвертому году, когда он ездил в Бахрейн, значит, нам нужен дневник за этот период…
Георгий разложил на полу несколько толстых тетрадей в коленкоровых переплетах, начал открывать их одну за другой.
– Вот – дневник за семьдесят девятый год, вот за восьмидесятый… – бормотал он, перебирая тетради, – восемьдесят первый… восемьдесят второй… и все, дальше ничего нет!
– Может быть, эти дневники в другой коробке?
Георгий проверил все остальные коробки и разочарованно развел руками:
– Нет, больше ничего…
– А он точно вел дневники в те годы?
– Конечно! Он вел их всю жизнь, с чего бы вдруг перестал?
– Тогда получается, что их кто-то взял… – протянула Марина.
– Ты имеешь в виду Камиллу? – проговорил Георгий, быстро взглянув на нее.
– Ну да, кто же, кроме нее… вряд ли полиция заинтересовалась дневниками твоего деда!
– Вряд ли, – согласился Георгий. – Хотя на Камиллу это тоже не похоже. Она… в общем, она и моей-то работой не слишком интересовалась, а уж про деда ничего слышать не хотела. Все это, говорила, прошлый век, жизнь давно изменилась, кому нужны бумажки эти? Пару раз мы крупно поговорили на эту тему. Я, конечно, обещал все это разобрать, в порядок привести, да все руки не доходили…
Марина представила, как Камилла стоит вот тут, уперев руки в бока, и орет, что ей все надоело, что от бумаг в квартире не повернуться, а у нее от пыли аллергия. Надо же, Георгий сумел настоять на своем, верно, очень привязан был к деду…
– А знаешь, у меня мелькнула еще одна идея, – оживился Георгий. – У деда была аспирантка, Ольга Максимова, одно время они с ней часто встречались, правда, в последние годы жизни она куда-то пропала…
– Это та самая веснушчатая женщина с кинопленки?
– Она самая. Как я сейчас понимаю, они с дедом были очень близки, так что он вполне мог оставить свои дневники у нее.
– А она жива? И никуда не уехала?
– А вот сейчас мы это и узнаем…
Георгий нашел потрепанную записную книжку деда, принялся ее сосредоточенно листать.
– На «М» нету, – проговорил он разочарованно. – Посмотрю на «О»…
Но на букву «О» тоже не оказалось телефона Ольги Максимовой.
– Очень странно… – пробормотал Георгий. – У деда непременно должен быть записан ее телефон…
– Может, у него было для нее какое-нибудь особенное прозвище? – предположила Марина.
– Прозвище? – Георгий быстро взглянул на нее. – А что, очень может быть…
Он бросился в гостиную, хлопнул дверцей книжного шкафа и вернулся, победно держа в руке небольшую книгу в переплете.
– Вот ее книжка, – сообщил Георгий и показал Марине обложку. На ней было напечатано:
«О. Максимова. Сельскохозяйственные культы Древней Месопотамии».
– А вот тут – дарственная надпись, смотри. Она подписала свою книжку для деда.
На титульном листе было наискосок, ровным красивым почерком первой ученицы написано:
«Великому Ану от преданной Инанны».
– Ан – это верховный бог шумерского пантеона, – пояснил Георгий, – а Инанна – это богиня любви, та, которая у римлян называлась Венерой, а у греков – Афродитой. Кстати, планету Венеру шумеры тоже называли Инанной. Не удивляйся, что я все это знаю: дед мне часто рассказывал об этих богах, читал шумерские мифы…
– Так что можем считать, что ее прозвище – Инанна? – предположила Марина.
– Можем! – Георгий открыл записную книжку на букве «И» и тут же обнаружил телефон, напротив которого было четким почерком академика Успенского написано:
«Инанна».
Георгий снял телефонную трубку и набрал номер.
Из трубки донеслось несколько длинных гудков, затем удивительно молодой, мелодичный голос проговорил:
– Слушаю!
– Это Ольга Максимова? – осведомился Георгий. – Извините, не знаю вашего отчества…
На какое-то время в телефонной трубке воцарилось молчание, и Георгий подумал уже, что их разъединили. Наконец тот же голос тихо проговорил:
– Здравствуйте, Гера!
– Как вы меня узнали?
– Еще бы мне не узнать! Ваш голос удивительно похож на голос вашего деда… на голос Георгия… Георгия Андреевича. В первый момент мне показалось, извините, что я схожу с ума или время повернуло вспять…
Женщина помолчала, потом твердо и решительно проговорила:
– Извините старуху, расчувствовалась. Вы ведь наверняка звоните мне не просто так, а по делу.
– Честно говоря, да, – смущенно признался Георгий. – Я сейчас разбираю дневники деда, нашел тетради за все годы, кроме восемьдесят третьего и восемьдесят четвертого. Вы случайно не знаете, где они могут быть?
– Конечно знаю. Они у меня. Если хотите – приезжайте прямо сейчас, я покажу их вам, а если нужно – отдам. Хотя, честно говоря, мне бы не хотелось с ними расставаться: время от времени я перечитываю их и вспоминаю те далекие времена…
Георгий записал адрес Максимовой, завершил разговор и взглянул на Марину:
– Пожалуй, я к ней сейчас поеду. Мне хочется как можно скорее разобраться с этой историей.
– А можно я поеду с тобой?
Георгий улыбнулся:
– Я вообще-то хотел тебе это предложить, да не решился. У тебя ведь, наверное, много своих дел…
– Дела подождут! Но, Гера… – Марина замялась, – тебе нужно переодеться и поесть.
– Ох, да! – Он поглядел на себя в большое пыльное зеркало, что висело в прихожей. – Ты не думай, что я такой уж рассеянный ученый, что за мной надо как за ребенком смотреть. Просто голова не на месте от всего этого. – Он махнул рукой и ушел в ванную.
Пока Георгий отсутствовал, Марина пыталась озаботиться какой-то едой. Кухня была большая, как и все в этой квартире, но жутко захламленная. Против стола стоял какой-то допотопный буфет с резными стенками, покрытыми жирной пылью. Было душно и не прибрано, на плите – разводы сбежавшего кофе и застарелый жир. В холодильнике из нормальных продуктов она обнаружила только несколько яиц и полпачки масла. Зелень завяла, салат сгнил, в морозилке было пусто, как на льдине после ухода зимовщиков. Нетрудно было сделать вывод, что Камилла совершенно не готовила, впрочем, Марина и так это знала. И эта грязища на кухне – сразу ясно, что она многодневная, а не та, когда у человека после смерти жены все из рук валится.
Марина наскоро протерла плиту, нашла относительно чистую сковородку и разбила туда четыре яйца. Помидоры еще вполне годились в яичницу. Сыр зачерствел, но потереть можно.
Пока готовилась яичница, она выбросила из холодильника все испортившиеся продукты и накрыла на стол. Две тарелки, старинные столовые приборы, только серебро потемнело, два хрустальных бокала для воды… в этой квартире раньше жили красиво.
Она отступила, чтобы полюбоваться на дело рук своих, и тут заметила, что Георгий, чисто выбритый и в свежей рубашке, стоит в дверях и смотрит на нее странным взглядом.
– Извини! – Марина смешалась. – Прости, что я тут расхозяйничалась, когда твоя жена…
– Ничего, – Георгий сел за стол, – она этого никогда не делала.
Марина отвернулась к плите. Черт дернул ее вытащить у Камиллы из сумки косметичку! Если бы не это, ей не пришлось бы сейчас изворачиваться и следить за своими словами. Если на то пошло, черт дернул ее вернуться от мамы на более раннем поезде. Если бы не это, сейчас она смогла бы спокойно смотреть Георгию в глаза.
Да, но тогда ей бы в голову не пришло подружиться с Георгием. Она продолжала бы обихаживать своего мужа и считать себя счастливейшей женщиной на свете.
Георгий ел жадно, как всякий оголодавший мужчина, Марина смотрела на него, жалостливо подперев щеку.
Он еще выпил большую чашку крепкого чая с сахаром. В доме, естественно, не было ни конфет, ни печенья.
– Пора! – Он грустно оглядел пустой стол.
Через час они стояли перед обычным пятиэтажным домом на Гражданке. Этот дом и весь этот район составляли ужасный контраст с респектабельным жильем Георгия. Сам дом давно нуждался в ремонте, возле него ржавели старые разбитые «Жигули», на солнышке компания миролюбивых алкашей пила пиво.
