– Ну, ну, продолжай, складно у тебя получается…
Он все еще ухмылялся, но Валандра видела, как гаснет в нем решимость противоречить и сопротивляться.
– Так вот, – она смотрела в зеркало, боковым зрением наблюдая за Жуковым, – вы убили Беспалову, забрали негативы, а заодно деньги и зажигалку. Негативы тебе пришлось оставить Рыбаковой, так как в противном случае она пообещала сообщить об убийстве, и этим подписала себе смертный приговор. Сначала ты решил просто свалить убийство на нее и подкинул ей зажигалку Беспаловой, ведь у тебя были ключи от комнаты Рыбаковой. Но потом ты понял, что если Ольгу найдут трошинские ребята, то доберутся и до тебя. Поэтому ты решил ее убрать. Но сначала тебе нужно было заполучить негативы. К счастью для тебя, Света, которая работает вместе с Рыбаковой увидела, как она сама себе отправляет письмо, и поделилась с Анжеликой, а та в свою очередь выложила все тебе.
– Как ты узнала про Анжелику? – хрипло спросил Женька.
– Фотографию Анжелики в сиреневом платке я увидела в офисе «Тарасовмонтажа», а вчера ту же самую косынку я обнаружила у тебя, пока ты плескался в ванной.
– Ищейка чертова! – Жуков бросил на Вершинину злобный взгляд, кинул потухшую сигарету на пол и потянулся за новой.
– Остальное было делом техники, – невозмутимо продолжала Вершинина, – ты выкрал у Рыбаковой паспорт, когда шестого мая она зачем-то пришла к тебе, одел на Анжелику рыжий парик – здесь как раз не хватает одного, – она показала на болванки с париками, – он у тебя дома в софе, и попросил ее получить письмо, отправленное Рыбаковой на свое имя «до востребования». После этого тебе осталось убрать Рыбакову, чтобы замести следы, что ты и сделал.
– Это Рыбакова убила Беспалову, и на праздники уехала к родителям в Красногвардейск, я сам ее провожал, – заявил Евгений, – и ни про какие негативы я не знаю.
– Интересно, когда же ты ее проводил?
– Седьмого вечером.
– Может быть, я бы тебе и поверила, – скептически произнесла Вершинина, – если бы восьмого, совершенно случайно, не встретила Рыбакову на базаре. Ее преследовали. Скорее всего трошинские ребята. От них она сумела сбежать, а вот от тебя не получилось! Так что лучше тебе признаться, где ты спрятал ее тело.
– Ты все это придумала, – Жуков, похоже, пришел немного в себя, – у меня нет никаких негативов, и никого я не убивал. Вершинина сделала несколько шагов и приоткрыла дверь.
– Анжелика, – позвала она.
Опустив голову, в гримерку вошла Анжелика.
– Как ты узнала, что Рыбакова отправила сама себе письмо?
– Светка случайно заметила, как она надписывает конверт и проболталась мне.
– И ты сразу сообщила об этом Жукову?
Анжелика кивнула.
– Почему ты эта сделала?
– Он просил меня понаблюдать за Ольгой.
– Ты получала письмо, адресованное Рыбаковой?
– Получала.
– Куда ты его дела?
– Отдала Жукову.
– Что он тебе за это обещал?
– Сказал, что подарит мне духи.
– Что ты на это скажешь, Жуков?
– Ты все это подстроила.
– Нет, Жуков, – Вершинина, поблагодарив Анжелику, выпроводила ее за дверь, – это ты все подстроил, а я только все это раскрыла, – Валандра достала из кармана серебристую визитку и показала ее Жукову, – здесь телефон Сергея Васильевича Трофимова, того самого, что запечатлен на негативах. Сейчас я ему позвоню и скажу, у кого находится пленка. Знаешь, сколько после этого тебе останется жить? Часа полтора, от силы – два. Ну что, звонить? – она достала сотовый, выдвинула антенну и откинула крышку микрофона.
Сидя на диване в напряженной позе, Жуков тяжело дышал, продолжая молчать.
– Если ты отдашь мне негативы и признаешься в убийствах, тебя посадят, конечно, но ты останешься жить. Итак, Жуков, где негативы? Конечно, они у тебя не дома. Валера, – она приоткрыла дверь, – посмотри в студии, там у него должен быть архив…
Жуков, резко вскочив и оттолкнув Валандру, кинулся в студию. Раздался вскрик, шум борьбы и через минуту Жуков снова вошел в комнату, сопровождаемый Антоновым, заломившем ему руку за спину. Толкнув фотографа на диван, Коля встал рядом.
– Не надумал, Жуков? – Вершинина набрала номер, – алло, будьте добры, Сергея Васильевича, пожалуйста.
– Не надо… – проблеял Жуков, – я скажу.
– Ну, – Вершинина, опустила руку, которой сжимала телефонную трубку.
– Негативы в конверте с надписью «Т».
– Хорошо, Жуков, а труп Рыбаковой?
– Я закопал ее на даче, под яблоней… – голова его безвольно упала на руки…
– Зачем Рыбакова приходила к тебе шестого мая?
– Обнаружила пропажу паспорта и обвинила меня. Мне пришлось ее убрать, когда она прибежала ко мне восьмого и сказала, что за ней гоняются. Если бы ее нашли, она наверняка выдала бы меня. Я предложил ей спрятаться у меня на даче и…
– Как ты намеревался распорядиться пленкой?
– Продать, естественно.
– Кому?
– Дыкину.
– А почему ты решил, что он купит ее у тебя?
– Ольга так сказала, – Жуков не мигая смотрел в одну точку на полу.
– А ей сказала Беспалова, так?
– Да, – вздохнул он.
– Что же ты тянул до сих пор? – поинтересовалась Вершинина.
– Дыкин был в командировке, сегодня должен был приехать.
– Понятно, а я-то думала, что это он не интересуется, как идет расследование? А вот тебе очень хотелось узнать, что я раскопала. Ведь именно поэтому ты пригласил меня к себе?
Жуков молча посмотрел в окно.
– Коля, позови лейтенанта, он наверное уже подъехал.
Антонов вышел, и через мгновенье в комнате появился лейтенант Силантьев в сопровождении двух автоматчиков.
– Добрый день, лейтенант, – Вершинина показала на Жукова, – вот этот гражданин хочет признаться в двойном убийстве. А мне пора. Мы с вами договорились – негативы я забираю себе.
– О чем речь, раз договорились… Мы уж чего-нибудь придумаем – поспешил ответить Силантьев, все внимание которого уже было направлено на Жукова.
Вершинина вышла из гримерной. Ей навстречу уже спешил Толкушкин с конвертом в руке.
* * *
Из конторы я позвонила Дыкину. Меня сразу же с ним соединили.
– Добрый день, Юрий Григорьевич. Как командировка?
– Вы мне уже звонили?
– Тарасов – большая деревня, – уклончиво ответила я, – негативы у меня, можете забрать их в любое время.
В трубке повисла минутная пауза. Видно, Дыкин не ожидал от меня такой прыти.
– Через полчаса я буду у вас, – еле сдерживая радость, произнес он.
– Отлично, жду вас.
Я повесила трубку и, немного подумав, набрала номер лицея.
– Будьте добры, Софью Марковну…
– Она сейчас на уроке, что ей передать? – спросили на том конце провода.
– Передайте, пожалуйста, что звонила мама Вершинина Максима и просила сказать, что она завтра подойдет к ней вместе с сыном.
– Хорошо, обязательно передам.
– А если что-то важное, пусть Софья Марковна позвонит мне сегодня вечером домой.
– Конечно, конечно, – поторопился заверить меня любезный женский голос.
* * *
Беседа с Дыкиным длилась не больше часа. Едва за ним захлопнулась дверь, в кабинет ввалился сияющий Мещеряков.
– Ну, рассказывай! Такое дело! То одна шишка, то другая… У тебя, прям, не кабинет, а Смольный какой-то! – Мещеряков был в приподнятом настроении, в его обычно бесцветных глазах полыхало синее пламя, загоравшееся только в особых случаях: в момент наивысшей уверенности, что солидный гонорар прямиком плывет в его толстые клешни или в минуту, когда он бывал по-настоящему захвачен расказом о ходе проводимого мной расследования.
– Чего рассказывать? – мой серьезный тон и несколько отстраненный вид были призваны немного охладить его пыл.
После сколь тягостных, столь и лихорадочных раздумий на сюжет: как бы мне нейтрализовать Трошу, мещеряковский задор казался мне более чем неуместным, он прямо-таки злил меня.
– Ну, что-то я тебя совсем не узнаю! – Михаил Анатольевич с размаху плюхнулся в кресло, – Дыкин доволен?
– Доволен, – сухо ответила я, чувствуя себя страшно усталой. Еще бы! Столько нервничать!
– А Троша, что с ним? – сбавив радостные обороты, как-то опасливо спросил Михаил Анатольевич, – вижу…
– Все нормально, Миша. Дыкин обещал помочь, вернее уже помог…
– Как это? – насторожился Мещеряков.
– Решил вопрос с Трошей, не выходя из моего кабинета, – загадочно ответила я.
– Я смотрю, Валентина, что на диалог ты сейчас не настроена… – проницательно предположил он.
– Ты угадал… С меня довольно того, что Максим теперь в безопасности.
– Да, такая штука жизнь, – Михаил Анатольевич замотал головой, – нет, а все-таки, Валентина…
– Потом, Миша, все расскажу… завтра. А сейчас я, пожалуй, домой пойду. Ты не возражаешь?
