– Может быть, кофе? – предложил Валерий. Самсон Георгиевич с готовностью согласился. Я отправился на кухню и оттуда позвонил Юрию Архиповичу. Что-то мне подсказывало, что его присутствие будет уместным. Архипыч прибыл так быстро, что и ему досталась чашечка кофе – не очень горячего, но и не совсем еще остывшего. Он вооружился ручкой и бумагой и вопросительно взглянул на господина Булатова. А господин Булатов Самсон Георгиевич начал неожиданно. Он посмотрел на каждого из нас своими интеллигентными профессорскими глазами, спрятанными за тонированными стеклами очков, и не сказал, а прямо выдохнул:
– Ребята…
И так это было естественно и сердечно, что мы сразу прониклись к нему симпатией. Он как-то отчаянно помотал головой и проговорил:
– Убили Костю-капитана…
– Охранника?
– Да-да. Я знал его еще ребенком. Он сын наших друзей. Костя. Помните Утесова:
«Шаланды, полные кефали
В Одессу Костя приводил…»
Вот его и называли – «Костя-капитан». Ох. Я не о том, ей-богу…
– Я с ним недавно познакомился, – сказал я. – Он действительно был прежде капитаном?
– Да, капитаном. Только не морским. Сухопутным… Не в этом дело, молодые люди… Мысли путаются непозволительно!
Я решил придти ему на помощь:
– Он охранял мальчика. Кирюшу.
– Да, охранял. Кирюшу уже забрали из нашей школы.
– Это большая потеря в материальном смысле? – спросил Юрий Архипович.
– Да. В материальном. И в моральном. – Он вдруг закричал. – Это непозволительно! – Потом спохватился. – Простите.
Я взглянул на девочку. Она сидела, прижавшись к спинке стула, и посматривала на нас исподлобья. Самсон Георгиевич помолчал и произнес упавшим голосом:
– Ребята, помогите найти убийцу.
Нашу реакцию можно было выразить тремя вопросительными знаками.
И все же я спросил:
– А милиция?
– Милиция действует как-то вяло, словно бы нехотя. Они говорят, что нет никакой зацепки.
Тут Валерий, который до этого не проронил ни слова, сказал:
– Номер машины, на которой скрылся убийца.
– Но они не знают номера машины.
– Знают.
– Откуда?
– Я им сообщил. Через полчаса после убийства. По телефону.
– У вас-то этот номер сохранился? – спросил профессор.
– Да, конечно.
Помолчали.
Профессор открыл портфель и решительным жестом выложил перед Юрием Архиповичем какие-то бумаги. Это был договор-заказ на раскрытие убийства.
– Вот, – сказал он. – Форму договора я отксерил вашу. И заполнил. Взгляните на сумму. В ней учтены возможные накладные расходы.
Дела частного розыскного агентства «Луч» резко шли в гору, хоть ни одного дела оно пока еще не сделало.
О-ля-ля!
В общем, мы были в замешательстве и сосредоточенно молчали. Паузу прервал Юрий Архипович. Сначала он разразился солдафонской шуткой:
– Что вы головы повесили, соколики? Или выпить захотели, алкоголики?
Что было неуместно.
Но неловкость от непринятого юмора его ничуть не смутила:
– Мы – сыскное агентство. И мы беремся за это дело. А вы, Самсон Георгиевич, расскажите, что знаете, об убитом.
Профессор рассказывал сжато, строго отделяя факты от эмоций. Константин Леонтьевич Туз был офицером-физкультурником. Последняя должность – заместитель начальника спортклуба гарнизона в Азербайджане. После распада СССР служить в азербайджанской армии отказался. Вернулся в Москву, демобилизовался, поступил на работу в одну из нарождавшихся тогда охранных организаций. Его отец, математик Леонтий Туз, автор, между прочим, теории относительных неравенств… Не слыхали? (Мы к нашему стыду не слыхали.) Но это неважно. Важно было, что Костя Туз, спортсмен, КМС по нескольким видам единоборств, был человеком добродушным, интеллигентным и врагов не имел. Не женат. Имеет (имел!) подругу, живущую отдельно, в собственной квартире, с сыном. Вот ее телефон, выписан заранее, вот телефон родителей…
Юрий Архипович приложил к делу.
Девочка, которая так и не произнесла ни слова, расплакалась. Самсон Георгиевич сдержанно ее утешал, я принес минеральной воды.
Валерий, который почти не принимал участия в беседе, спросил:
– А все-таки уголовное дело по поводу убийства возбуждено?
– Да, конечно, – сказал профессор. – А как они могли его не возбудить? Но я не увидел энтузиазма. А я старый, опытный преподаватель. У студента или школьника – или есть энтузиазм в учебе, или его нет. Здесь энтузиазма я не обнаружил. Поэтому я пришел к вам. Пусть будет альтернатива.
Валерий кивнул. А Юрий Архипович спросил:
– А телефоном родителей охранявшегося мальчика вы не располагаете?
– Нет. Он никогда ничего не говорил о своей работе. Это было его правилом.
– Естественно. Но мальчик учился до вчерашнего дня в вашей школе. В канцелярии, в учебной части…
– Да, безусловно. Я об этом не подумал. Я сообщу вам данные по телефону.
– Еще один вопрос, – сказал Валерий.
– Да, пожалуйста.
– Ваша жена – директор вашей школы?
– Да.
– И ее владелица?
– Да.
– Она знает, что вы обратились к нам?
Профессор пожал плечами:
– Да, почему нет? Она в первую очередь заинтересована в сохранении репутации школы. Пока убийство не раскрыто, будут ходить темные слухи, и трудно поручиться, что другие родители не захотят забрать своих… Нам грозит потеря учеников.
– И денег? – уточнил Юрий Архипович.
– Да, и значительных сумм. В общем, это будет катастрофа.
Я проводил наших посетителей и вернулся в комнату. Наступила некоторая разрядка. Юрий Архипович закурил, стараясь пускать дым в открытую форточку. Я собрал чашки и отправился с ними на кухню. Валерий же забрался на гимнастическую стенку и принялся качать пресс.
Я вернулся в комнату и поднял глаза к потолку, где обретался в этот момент мой друг.
– Итак, три мудреца, – донеслось из-под потолка.
– На каждом из них – черный колпак. Было, напоминаю, три черных колпака и два белых. Им развязали глаза, и каждый видит, что на двоих – черные колпаки, а какой на нем, – не знает. И один из них через пять минут заявляет: «А на мне тоже черный колпак». Как он рассуждал?
Юрий Архипович загасил сигарету и посмотрел на Валерия, как на сумасшедшего. Для ясности впечатления покрутил пальцем у виска (вернув Валерию его любимый жест). Я малодушно обрадовался и тоже покрутил пальцем у виска.
Но Валерия это не сбило с мысли.
– Дело в том, – невозмутимо продолжал он, – что мудрец думал не только за себя, но и за другого. Он рассуждал так: «Допустим, на мне белый колпак. Тогда каждый из остальных двоих видит один белый колпак и один черный. Наиболее догадливый станет рассуждать так: я вижу перед собой один белый колпак и один черный. Белых было всего два. Если на мне тоже белый колпак, то третьему мудрецу должно быть ясно, что на нем – черный. И он должен сразу об этом заявить. Но он молчит. Стало быть, на мне – тоже черный колпак. Итак, я заявляю: «На мне – черный». Но наиболее догадливый молчит вот уже пять минут. Значит, нет на мне белого колпака. Черный. Вот так! – заключил наш маленький мудрец и сиганул на пол чуть не из-под самого потолка. Не успел я переварить всю эту абракадабру, как раздался звонок.
– Открывай, – сказал Валерий, – прибыл твой кагэбэшник
– Какой кагэбэшник? – удивился Юрий Архипович.
– Сейчас увидишь, – интригующе произнес Валерий.
Я отправился к двери.
На нем была просторная кожаная куртка с глубокими карманами. Руки были в карманах.
– Привет! – крикнул он. – За мной должок. – С этими словами он выдернул из кармана руки. В каждой руке – по бутылке пива. – Держи!
Ну, ничего себе! Словно неделю назад расстались. А он вдруг картинно подбоченился, сделал плясовой выход и отбил ключ.
– Опа!
Я поставил бутылки на стол и представил своего знакомого.
Он оказался балагуром, посмеивался, сыпал прибаутками. Ну и хорошо, развеял обстановку. О КГБ не думалось. И так, посмеиваясь, как бы между прочим, спросил:
– Ну что у вас тут стряслось? Какая машина разбилась? – И достал из кармана блокнотик. Тон был развязный, чтобы не сказать – нахальный.
Естественное сомнение вкралось в мою душу, и я спросил без обиняков:
– Ты пьяный?
– Здрасьте! Я же на машине приехал. Я не пьяный. Я – такой. Ты же меня трезвым-то не видел. Так что знакомимся заново. Евгений Романов! Таможня дает «добро»! – И опять – дробный ключ ногами.
– А при чем тут таможня?
Каким-то он мне показался наэлектризованным. Внезапно подумалось: как мало нормальных людей вокруг нас! Простых, неглупых и без вывертов. Оглянись вокруг – один только и есть нормальный, да и то – лилипут.
