Майор, между тем, заметив его замешательство и угадав дальнейшую попытку допрашиваемого попробовать реабилитироваться, подумал, — не выйдет!
— А секретарша Самохина утверждает, что Вы знали об этом разговоре. — Сказал он напрямик заметно занервничавшему Бережному.
— Маша? Утверждает? — Щеки Бережного зарделись румянцем.
— Откуда ей это известно?
— Догадайтесь с трех раз. — Встрял в разговор лейтенант Рокотов, издевательски взглянув на Бережного.
— Она находилась в кабинете шефа как раз в том момент, когда ему позвонили вымогатели, — сообщил Камушев, — и утверждает, что после разговора с ними Самохин тут же перезвонил Вам.
— Но…
— Анатолий Петрович, мне пересказать, о чем Вы разговаривали с шефом в тот момент, или не надо? — с давлением спросил Камушев.
— Не надо. — Тихо ответил Бережной.
— Кто это был?
— Бандиты.
— Ясное дело, что не циркачи. Я, что, по одному слову должен у Вас вытягивать?
— Это Таможенные. То есть группировка Игоря Таможенного.
— Он Вас крышует?
— Нет. То есть, пытается этого добиться в последнее время.
— Почему?
— Потому, что родственник Самохина вылетел из Думы недавно, ну, Вы понимаете….
— Понимаем. Теперь, значит, дорожка к очередным денежкам для них открылась.
— Ну, да!
— Странно. — Таможенный! — задумчиво произнес Рокотов. — Очень даже странно!
Камушев бросил на него удивленный взгляд, который лейтенант оставил без ответа, многообещающе взглянув на майора. — Я, мол, потом доложу об этих странностях, без посторонних ушей. Этот "трюк" был явно сымпровизирован Рокотовым для Бережного, и майор, поняв это, снова перевел взгляд на зама покойного Самохина.
— Анатолий Петрович, а почему Вы сразу об этом не рассказали?
Бережной замялся.
— Струсил, наверное.
— Не стали их закладывать, чтобы избежать неприятностей?
— Ну, да, что-то в этом роде.
— Они, что угрожали Вам после смерти Самохина?
— Нет.
— Хм! — удивился Камушев.
— Вы понимаете, что этим актом оказали невосполнимый минус следствию?
— Актом? Каким? — не понял Бережной.
— Актом Вашей излишней трусости.
Бережной молча опустил голову.
— Я советую Вам рассказать, все, что Вы об этом знаете, Анатолий Петрович и реабилитироваться перед следствием, а заодно и перед Вашим покойным шефом.
— Но я ничего не знаю. — Испуганно воскликнул Бережной, — я с ними никогда не связывался и…я…Я не знаю… Одним словом, Володя только накануне своего разговора с ними сообщил мне о наезде. Вот, собственно, и все!
— И все?
— И все! — утвердительно кивнул Бережной.
— Хорошо, — вздохнул Камушев. — Тогда расскажите, в какой форме он Вам это сообщил.
— Просто сказал, что наехали мол, таможенные, денег просят!
— Сколько?
— Он мне не сказал.
— А Вы, что же, не спросили сами, не поинтересовались?
— Да, нет, я… В общем, он сказал, что наехали, и что попробует их послать. Потому, собственно, суммой я не интересовался.
— Ну, и что потом?
— Потом?
— Ну да! Что Самохин Вам, как своему компаньону, рассказал еще?
— Ничего, собственно. Он просто расстроился по этому поводу. Посетовал, что теперь еще и с этими надо решать проблему, вместо того, чтобы работать.
— Анатолий Петрович, как Вы считаете, могли люди Таможенного убрать Самохина после его отказа платить? — спросил Камушев, в упор взглянув на Бережного.
— Не знаю. Я, знаете, никогда с этими людьми не встречался и дел с ними не имел, потому, собственно, понятия не имею, на что они способны.
— Ладно! Тогда скажите, что Вы лично думаете о смерти своего шефа? Каковы Ваши предположения на этот счет?
— Не имею ни малейшего понятия, товарищ майор. Мы работали вместе уже несколько лет, и за это время пытались со всеми как-то ладить. Так что, я ума не приложу, с кем у Володи могло дойти до такого…До такого конфликта.
— Анатолий Петрович, и еще я хотел бы у Вас спросить кое что.
Бережной в очередной раз напрягся.
— В тот день, когда наши сотрудники приехали к Вам в офис, чтобы сообщить о смерти Самохина, на стоянке возле Вашего офиса ими была замечена машина, принадлежащая некому Квычкину Александру Евгеньевичу.
Камушев умолк на минуту и, встав из-за стола, подошел к окну. — Отсюда, правда, не видно того места, где она стояла. А вот из Вашего бывшего кабинета, где, кстати, Вы принимали нас в первый раз, место это просматривается очень хорошо. Давайте-ка пройдем туда и посмотрим. Может, взглянув, и Вы вспомните эту машину, а там, глядишь, и еще что-нибудь.
Бережной встал, нервно громыхнув стулом, и последовал вслед за майором к двери. Они прошли в противоположный, бывший кабинет Анатолия и направились прямо к окну.
— Вот там, видите, — майор указал в окно, — в тот день стоял черный Джип с какими — то розовыми нашлепками по бокам. Не приметили? Такая черная с розовым машина, не могла не обратить на себя внимание. Да и стояла она довольно долго. Вы не видели?
— Нет! — побледнев, ответил Анатолий. — На машину я внимания не обратил. И потом, я и в кабинете — то редко сижу, так, набегом да наскоком.
— А, может, Вы знаете, к кому приезжал этот самый Квычкин?
— Не знаю! — с излишней поспешностью, произнес Бережной.
— Совсем разнервничался, бедный, — подумал Камушев. — Поди, не чает, когда мы уедем.
— И даже не можете предположить?
— Не могу.
— Анатолий Петрович, а не постараетесь ли Вы выяснить это?
— Я?
— Ну да. Поспрашивайте у сослуживцев, может Вам кто-то и подскажет. Мы, конечно, в свою очередь тоже опросим Ваших сотрудников, но излишней помощь в таких делах, как известно не бывает.
Камушев снова "привел" Бережного в кабинет Самохина, где их дожидался лейтенант Рокотов.
— Ну, что ж, Анатолий Петрович, — сказал он, — мы, пожалуй, поедем, а Вы, если что вспомните или выясните, позвоните.
— Хорошо! — кивнул Бережной, и машинально поднялся со стула вслед за удаляющимися оперативникам.
Как только они скрылись за дверью приемной, он приказал секретарше никого к нему не пускать и плотно захлопнул за собой дверь. Набрав Квычу, и дождавшись гудков, он нетерпеливо принялся барабанить пальцами по столу.
— Алло, Шура?
— Ну, я.
— Это Бережной. — И Анатолий принялся пересказывать оппоненту свой разговор с оперативниками.
— Расскажи об этом шефу, — сказал он в заключении, — и главное, спроси его, как мне вести себя с ними в следующий раз.
Камушев с Рокотовым, тем временем, вышли на улицу.
— Ну, что, успел? — спросил майор у лейтенанта.
— А то как же! — ответил Рокотов. — Можете звонить ребятам.
Камушев тут же достал мобильник.
— Алло, Женя, включайте аппаратуру, жучок уже поставлен.
— Андрей Константинович, — усмехнулся Рокотов, — а когда это наши Джип на стоянке приметили, с чего это вдруг им приспичило?
— Ну, не стану же я до поры до времени закладывать секретаршу Самохина! — засмеялся Камушев. — Оставим это на козырь! Да и потом, я не видел других причин вывести его из кабинета. Кстати, а на что ты намекал своим "странно"?
— На то, что Таможенный опередил Моргуновских. В тех краях, похоже, им надо было за дело браться, во всяком случае, частично.
— И какие ты сделал бы выводы из всего этого?
— Похоже, заранее кто-то навел, узнав наперед, что родственника вот вот из думы вышибут, бандюки и подсуетились.
— Правильно мыслишь! — хлопнул по плечу лейтенанта Камушев.
— И мы, похоже, этого наводчика прямиком схватим сегодня за одно место! Поди уже сейчас с бандюками по телефону переговаривается, а Андрей Константинович?
— Вполне может быть!
Рокотов взглянул на часы.
— Между прочим, уже обед, может по пельменьчикам, а Андрей Константинович?
— Можно! Я сегодня с утра ничего не ел. — Согласился Камушев.
Катерина лежала на диване, свернувшись калачиком. Настроение было паршивым. А ведь совсем недавно, после разговора с Бережным, ей казалось, что все будет не так сложно. Она сказала себе тогда, что отступать не собирается, что теперь нужно только засучить рукава и полностью включиться в работу. И такое обстоятельство для нее было бы сейчас, как никогда, кстати. Именно работой собиралась она заткнуть образовавшуюся в душе брешь после потери двух близких людей. Теперь же, когда следователь сообщил ей о том, что в убийстве Володи подозреваются не только "наехавшие" бандиты, но и Бережной, у Катерины отпало всякое желание ехать в офис и включаться в работу под руководством этого человека. — Во всяком случае, до того момента, пока все не прояснится.
Катерина горестно ухмыльнулась, и колючая слеза затопила глаза. Даже поминки прошли, девятидневные, — сначала по бабушке, потом по Володе, — все какие-то заботы, а теперь? Что она, плененная цепкой хандрой, будет делать теперь? — Валяться на диване от завтрака до ужина? Или заставлять себя заниматься домашними делами? Катерина окинула взглядом комнату. — А дел накопилось немало. Надо бы убрать раскиданные вещи, пропылесосить, да и стирки собралось достаточно. — Нет! Только не сегодня, — она повернулась на другой бок, упершись глазами в спинку дивана, не желая созерцать колющий глаза беспорядок. Ей снова вспомнилась бабушка. В памяти вдруг всплыл фрагмент детства, когда Софья Максимовна ее купала, расчесывала, заплетала тугие косички и все время норовила зацепить их в бараночку, чему Катерина противилась, уповая на старомодность прически.
