Я даже не пытался нащупать пульс в ее опрокинувшейся ладошкой вверх руке. Пуля попала ей в висок.
Я прикинул расстояние до того укромного, притаившегося в дальнем углу кладбища места, где, как мне показалось, должен был находиться источник проглоченного звука, — в ту сторону тянулась ровная лента асфальта.
Метров пятьсот.
Полетев на запах пороха в конце аллеи, я очень скоро — запах здесь был плотнее — нашел место, откуда был сделан выстрел: куст старой сирени, растущий вплотную к выкрашенной серебрянкой ограде, за которой стоял массивный куб отполированного черного гранита.
Я уселся на траву, поднял глаза и встретился взглядом с вороной, сидевшей на нижней ветке канадского клена, растущего метрах в десяти от ограды, на противоположной стороне узкой аллеи. Она пялилась на меня пуговичными глазами и молчала.
— Черт бы тебя взял! — крикнул я ей. — Ты что, настолько очумела в духоте, что даже не подняла крик, когда этот парень вышел из укрытия и поднял ствол?!
Ворона нахохлилась, широко распахнула клюв и, истерично прокаркав, вспорхнула с ветки.
Выходит, дело дрянь. Значит, тут поработал профессионал — если даже чуткая птица никак не среагировала.
В том, что это соображение недалеко от истины, я убедился спустя минут пять, когда, двигаясь по следу запаха — теплый металл, порох, оружейная смазка, — выбрел к стене, огораживающей кладбище, к ней привалился боком металлический мусорный контейнер, набитый пучками засохшей травы, увядшими цветами, ржавыми остовами засохших еловых веток и прочими отходами деятельной кладбищенской жизни.
Там, под ветхим, промасленным ватником, я ее и нашел — еще не успевшую остыть винтовку СВД с простой оптикой.
Я оставил винтовку там, где нашел, вернулся на линию огня, обшарил пространство в радиусе метров двадцати — ничего. Никакого следа стрелок не оставил.
Не меньше получаса ползал на четвереньках между оградами, пока наконец не нашел место, где он сидел, — почти на виду, в двух шагах от аллеи, за ветхой оградкой, приютившей заросшую травой могилку с покосившимся крестом. Все говорило о том, что покоившегося здесь человека никто не навещал последние лет пять, и тем не менее на трухлявой лавочке была аккуратно расстелена газета, от которой исходил запах свежей типографской краски.
Немудрено — датирована она была сегодняшним числом.
Я опустился на лавку, огляделся. Хорошее место. Отсюда просматривалась аллея, по которой шла в глубь кладбища Мила.
Я принюхался, надеясь уловить тот особый запах, который я неплохо знал, — запах ментуры.
Но его здесь не было.
Зато над могилкой едва уловимо блуждал другой запах.
Он показался мне смутно знакомым. Но где, когда, при каких обстоятельствах я его встречал, оставалось неясным.
Усевшись за руль раскалившегося на солнцепеке "гольфа", я достал из кармана мобильник, намереваясь позвонить Лис, — мало ли какие у нее созрели планы на мой счет. Привычно вывел на крохотный экран список абонентов из телефонной книги и, выбрав знакомый номер, уже хотел было нажать клавишу "о'кей", но что-то меня остановило.
Список возглавлял свежий номер, заброшенный мной в память вчера на всякий случай, — телефон принадлежал кафе "Каприз".
Что-то Фанни говорила мне про Тоню... Ах да, ее взяли на загородный пикник, будет только послезавтра.
Я глянул на кладбищенскую стену, за которой клубилась зелень древесных крон, и вдруг ощутил, как тревожно засосало под ложечкой, — перед глазами возникла женщина с простреленной головой, лежащая на теплом асфальте.
Мой вызов улетел в противоположную от метро "Аэропорт" сторону, его сигнал отозвался пиликаньем зуммера в аппарате, который стоял, как я успел заметить вчера, на стойке бара. К телефону долго никто не подходил. Наконец трубку сняли.
Ну? — вместо приветствия произнес хрипловатый рык, в котором я не без труда узнал голос Фанни.
— Что у тебя с голосом?
Она помолчала, тяжело дыша в трубку. .
— Да так, проблемы... Вчера после твоего ухода заявилась одна сумасшедшая и устроила настоящий погром. Видел бы ты эту фурию. Это не баба, а ураган какой-то.
Я хотел было сказать, что Людмила Львовна мало похожа на фурию, но вовремя прикусил язык.
— Да и вообще... — продолжала Фанни, — все одно к одному. .
— Что еще кроме визита фурии?
— Тоня... Ну та девочка, о которой ты вчера спрашивал.
— Что? — почти без голоса пробормотал я, потому что смутный толчок тревоги, зародившийся на кладбище, опять отозвался болью под ложечкой.
— Да что! Кинула клиентов, вот что...
Секунду я молчал, прикидывая, что бы такой поворот дела мог означать, но сформулировать так и не смог.
— Как это — кинула? — спросил я.
— Да как! Очень просто. Смылась с этой чертовой дачи — и все тут. Мне клиент только что звонил. Требовал компенсацию. Они там, судя по всему, только что очухались после вчерашнего, освежились пивом. Ну сам знаешь, в таком состоянии мужикам хочется женской ласки. А девочки нет. Тю-тю. Вчера была на месте, а сегодня нет.
— Большая компания?
— Да нет, трое. Бывшие товарищи по институту встретились. Насколько я знаю, со слов парня, который заезжал за Тоней, они так здорово под вечер надрались, что до дела у них с девочкой так и не дошло. Ну вот хозяин дачи решил с утра наверстать упущенное, а тут — облом. Придется отправлять туда новую девочку.
— Ну так отправь, — намеренно зевнул я.
Она помолчала.
— А вот это уже третья проблема. Мой шофер вчера ночью долбанул тачку. Но это еще полбеды. Он поцапался с гаишниками, и те без долгих разговоров отняли у него права... Черт! Лось придурочный!
Я усмехнулся про себя — мы с Фанни одинаково определили породу Андрюши. Я прикрыл глаза, восстанавливая в памяти облик девочки-одуванчика, и подумал, что вряд ли она рискнет в очередной раз нарываться на скандал.
Что-то в этой истории было не так.
— У меня до вечера есть время, — сказал я. — К тому же я на колесах.
— Знаешь, — голос ее потеплел, — если так, то выручи меня... Чем продиктован твой благородный порыв?
— Чувством искренней к тебе симпатии.
— Врешь, — грустно отозвалась она.
Разумеется, я врал. Просто меня все больше беспокоила эта история. Потому, заехав в кафе и прихватив там девочку — одну из тех, кто сидел вчера за праздничным столом, — я всю дорогу до дачного поселка молчал, лишь время от времени искоса поглядывая на свою спутницу. Она была из породы пышечек — ниже среднего роста, полненькая, с круглыми лицом, в котором все будто было на месте, но все слишком миниатюрно: и сдобные щечки, и чуть вздернутый носик, и припухший маленький рот.
— Ты купальник-то взяла? — спросил я, сворачивая с трассы на бетонку, убегающую в сторону леса, сквозь зелень которого мелькала рыжим колером кровельная черепица. — Там у мужиков, насколько я понял, есть бассейн.
— Купальник? — переспросила она, поворачиваясь в мою сторону. — Зачем мне купальник на работе?
— М-да... — сконфуженно протянул я, сворачивая с узкой аллеи, вдоль которой тянулся монументальный забор из красного кирпича, к мощным стальным воротам, створки которых были распахнуты. Посреди обширного, поросшего старым ельником участка стоял скромных размеров двухэтажный дом.
Слева, у неряшливо на первый взгляд сложенной из разнокалиберных гладкобоких камней стены — на самом деле эта стилизация под простоту выглядела очень изящно, — по соседству с маленькой нишей, давшей приют вялому, тускло журчащему фонтанчику, сидели на пластиковых стульчиках похмельные однокашники.
— Посиди в машине, — скомандовал я сдобной девочке и направился к разминавшимся пивом ребятам.
Судя по количеству бутылок шампанского, раскиданных вокруг жаровни для приготовления барбекю, вчерашний бой был жарок. Бойцам, видимо, было лет по сорок, но после вчерашнего они выглядели гораздо старше.
— Привез девчонку? — унылым тоном спросил один из них, потянувшись к ящику, снаряженному мелкокалиберными бутылочками пива "Невское".
— Допустим, — сказал я, оглядывая участок, занимавший, по самым скромным прикидкам, не меньше гектара.
Старый, сумрачный ельник, жарко дыша запахом сухой хвои и вязкой древесной смолы, с явной неохотой отступал в глубь участка и отбрасывал густую тень на тщательно выровненный и идеально выбритый английский лужок. Посреди его голубел небольшой бассейн, на кафельном бортике которого стояло несколько пустых пивных бутылок. У противоположного бортика застыл на приколе плавучий сервировочный столик с парой пустых пивных стаканов и розеткой для соленого арахиса. Я мысленно вписал в эту благодатную картину Милу — она смотрелась бы в родной стихии просто восхитительно, — и мне стало не по себе.
— Привез — так давай ее сюда, — проворчал боец, отрываясь от высокого стакана и тыльной стороной ладони стирая пушистые пивные усы над верхней губой. — Эта твоя девка... вчерашняя... станцевала нам стриптиз на столе. А потом обратилась в русалку — он небрежно кивнул в сторону бассейна. — Обещала повторить номер сегодня — и вот на тебе.
