— Привез — так давай ее сюда, — проворчал боец, отрываясь от высокого стакана и тыльной стороной ладони стирая пушистые пивные усы над верхней губой. — Эта твоя девка... вчерашняя... станцевала нам стриптиз на столе. А потом обратилась в русалку — он небрежно кивнул в сторону бассейна. — Обещала повторить номер сегодня — и вот на тебе.
Это был упитанный брюнет с плоским лицом, маленьким вздернутым носом и азиатским разрезом глаз. В том, как он себя вел, вальяжно развалившись в кресле и поглаживая ладонью брюшко, угадывался хозяин поместья. От него исходил какой-то устойчивый запах. Перебрав в памяти палитру знакомых мне ароматов, я предположил, что это агрессивное существо происходит из подотряда куньих. Определенно — скунс. И, скорее всего, Conepatus. То бишь скунс свиноносый. Инстинкт подсказал ему, что я могу быть опасен, и его железы начали выделять этот отвратительный запах, от которого всякого нормального хищника просто воротит. Два его однокашника походили на выкинутых прибоем на берег медуз — серые и меланхоличные. Похоже, зрелище канкана на столе сегодня их не привлекало.
— Сейчас, — сказал я, опускаясь в свободное кресло с тем расчетом, чтобы оказаться в тени круглого полосатого тента. — Не все сразу. До тех пор пока не узнаю, что случилось с той девочкой, что составляла вам компанию вчера, новой девочки вы не получите.
— Брось, Ренат, брось... — подала голос одна из медуз, завидя, что хозяин, свирепо сопя, повел туда-сюда головой, выискивая поблизости какой-либо тяжелый предмет.
Взгляд его остановился на кочерге, прислоненной к ножке жаровни, — завязав на этот счет узелок на память, я повернулся к говорившему — худощавому человеку с впалой грудью, костлявым лицом и потухшим взглядом.
— Ничего, собственно, не было, — покачал он головой. — Мы здорово набрались вчера. — Он икнул и, сглотнув горькую слюну, приложил узкую ладонь к серому рту, пытаясь сдержать рвотный позыв. — Ну так вот. Девушка в нашем застолье, разумеется, принимала участие, но пила, как мне показалось, немного. Потом... — он зажмурился, и лицо его исказила мучительная гримаса, — потом... Нет, не помню.
— С кем она ночевала? — спросил я.
— Похоже, ни с кем. Мы заползли кое-как в дом, но дальше гостиной, похоже, не дошли. Что касается меня, то я проснулся на ковре неподалеку от камина. Ренат дрых на диване. Коля спал, сидя в кресле. Девочки не было... — Он опять прикрыл глаза. — Ах да, помнится, она попросила разрешения заглянуть в сторожку, ведь так, Ренат?
Он повернул голову в сторону хозяина поместья, я проследил за этим движением, и, как оказалось, не зря, потому что скунс по имени Ренат уже дотянулся до кочерги и начал отклоняться назад для замаха.
Я резким движением опрокинул на него столик, заставленный бутылками пива. Он не ожидал такого развития событий и, всплеснув руками, повалился навзничь вместе с пластиковым креслом. Я вцепился ему в волосы, оторвал его от земли и поволок к бассейну. Вода вышла из берегов, принимая его тучное тело, омыла кафельные бортики, а плавучий сервировочный столик, качнувшись на волне, сбросил с себя стаканы. Они погрузились на дно, в отличие от хозяина поместья, — побарахтавшись немного, он ухватился за бортик, подтянулся и тупо уставился на меня.
— Отдыхай. — Присев на корточки, я потрепал его по влажной щеке. — Ты перегрелся на солнце. К тому же помыться тебе надо, от тебя жутко воняет. Так что сделай одолжение, не вылезай отсюда, пока я тут не закончу.
Оставив хозяина дачи принимать водные процедуры, я двинулся по выстеленной рыжим толченым кирпичом тропке к сторожке. Это был маленький, приземистый домик. Тяжелая дверь из мореного дуба была приоткрыта. Я вошел и оказался в просторной столовой, посреди которой стоял длинный дубовый стол, взятый в осаду дюжиной тяжелых стульев с высокими спинками. В торце трапезной, за решетчатой перегородкой, матово белели предметы типичного кухонного интерьера — шкафы, холодильник, широкая газовая плита. Справа темнел арочный проем, открывавший проход в соседнее помещение — маленький, уютный каминный зальчик. Пара мягких кресел присела на корточки у закопченного жерла камина, широкий кожаный диван разлегся у обшитой черным деревом стены — с его пухлого ложа стекал к полу клетчатый шотландский плед.
Похоже, именно здесь спала Тоня.
Определенно здесь — на спинке одного из стульев висел светлый жакет из модного, грубовато выделанного хлопка. Рядом с диваном лежала дамская сумочка цвета слоновой кости. Я открыл ее. Пудреница, патрончик губной помады, зубная щетка, пара пачек презервативов — привычный походный набор отправляющейся на выезд ночной бабочки. Мобильный телефон включен, но запас питания на пределе, В боковом отделении — две стодолларовые купюры. Не исключено, что бойцы, находясь в приличном подпитии, сунули эти банкноты за резинку ее трусиков — как это принято делать в стрип-барах.
— Нет, ребята, — пробормотал я, — она не собиралась отсюда смываться. Во всяком случае, мне еще не приходилось встречать девочку, которая бы бросила на месте сумочку с мобильником и парой сотен долларов.
Серый хоботок сигаретного пепла шевельнулся в пепельнице, тронутый легким дыханием сквозняка. Двинувшись по его следу, я обнаружил в тесном хозяйственном закутке справа от окна еще одну дверь. Она была приоткрыта.
Я толкнул ее и оказался прямо в ельнике, от порога ползла густо запорошенная сухой хвоей тропка. Впереди, за сумеречной синью душного леса, угадывался тот призрачный свет, который сигналит заплутавшему в чаще путнику о скором выходе на солнечную полянку.
Свет разрастался, по мере того как я, отстраняя рукой тяжелые еловые лапы, пробирался по тропке, и вот он уже полыхнул в полную силу — в тот момент, когда деревья, нехотя расступаясь, открыли путь к укромной поляне, где в зелени травы были густо расплесканы желтые пятна цветущих одуванчиков.
Я сбился с шага, немного озадаченный причудливой игрой света, — он не сам по себе возник в открытом солнцу пространстве лужайки, до которой мне оставалось всего метров десять, но именно — полыхнул.
Солнечный луч вспыхнул зайчиком в окне второго этажа соседней дачи и опять ослепил меня.
Это был преклонного возраста дощатый дом из тех, что прежде строили в большинстве подмосковных дачных угодий, — таких почти не осталось в ближайшей к Москве округе. Зеленая краска на стенах выцвела и облупилась, стекла обширной веранды помутнели, а крыша казалась выстеленной рыжеватым велюром — столь плотен был слой покрывавшей ее хвои. Признаков жизни за старыми стенами не угадывалось. Вот разве что окно на втором этаже было открыто — с его тусклого стекла и соскользнул солнечный зайчик.
Оттуда, с высоты второго этажа, открывался отличный обзор одуванчиковой поляны. Подумав об этом, я ощутил ноющую тяжесть в груди. Потому что живо представил себе, как это могло быть.
Узкое жерло черного ствола со слабым хлопком выдохнуло залп раскаленных пороховых газов, и нежный белый шарик пуха, венчающий хрупкий цветок, разлетелся под ударом горячего ветра.
Так оно и оказалось.
Девочка лежала в траве на боку. Наверное, она присела на корточки, чтобы погладить пальцем махровую ткань желтого цветка, и в этот момент раскаленный удар уничтожил пушистый белый шарик.
Что, в общем-то, неудивительно — ведь огонь велся с расстояния примерно метров пятьдесят.
Вернувшись к месту пикника, я водрузил на стол прихваченную из холодильника в чайном домике бутылку водки.
— Ребята, вам надо выпить, — сказал я.
Бойцы подняли на меня мутноватые глаза — в них был вопрос.
— У вас могут быть неприятности. Вчерашняя девочка не собиралась сбегать. Скорее всего, она просто вышла утром прогуляться. И там, на полянке, ей выстрелом снесло полголовы. Так что выпейте по сто граммов и звоните в милицию. А мне пора...
С минуту они сидели вокруг столика в каменных позах. Наконец смысл моей короткой речи начал доходить до них.
— Вот черт! — в сердцах шарахнул по столу кулаком хозяин поместья. — И что на это скажет моя жена?!
Покачав головой, я развернулся и побрел к машине. В голове не было никаких мыслей.
Худшего места для встречи трудно сыскать — Денисов назначил мне свидание на Пушкинской, и я, не подумавши, согласился: то ли потому, что день выдался не из легких, то ли состояние полуденной дремоты притупило способность соображать, а может быть, свирепый взгляд автоинспектора, обогнавшего мой "гольф" на трассе, летящей из пригорода к Москве, заставил меня с максимальной поспешностью свернуть разговор, который я вел по мобильному телефону на полном ходу. Так или иначе, я согласился и часам к четырем, с огромным трудом пробившись на Тверскую, вновь пожалел об этом: пытаться куда-либо приткнуть машину на раскаленном пятаке напротив станции метро было делом безнадежным. И все же мне повезло: в парадном строю "мерседесов", среди которых самым задрипанным можно было признать серебристый пятисотый, образовалась лакуна, и я успел юркнуть в нее, опередив красный "ягуар".
