— В «Байт ле-Ам»? — озадаченно переспросил Розовски. — Спасибо, что напомнил, я и забыл о них.
— Да? Но ведь ты, по-моему, к ним и направлялся. Или я ошибаюсь?
— Ошибаешься, — буркнул Натаниэль. — Я ездил на встречу с новыми клиентом. Хватит болтать, выполняй поручение.
— А потом?
— Потом позвонишь. Встретимся завтра, в конторе. На сегодня с меня хватит.
— Звонить обязательно?
— Тебе трудно? Ладно, если не будет ничего сверхсрочного, доложишь завтра. Пока.
О своем обещании позвонить Давиду Гофману Натаниэль вспомнил уже по дороге домой. Почувствовав легкий укол совести, он набрал номер домашнего телефона Гофмана.
— Добрый день. Это квартира доктора Давида Гофмана. С вами говорит автоответчик. Прошу оставить информацию для Давида Гофмана после звукового сигнала. Натан, если это ты, срочно перезвони в лабораторию. Спасибо, — следом, тот же самый текст, был произнесен по-английски.
Розовски, посмотрел на часы. Поздновато для работы. Гофман редко задерживался в лаборатории после шести. Уже семь.
Он набрал номер лаборатории.
— Давид, это Натаниэль. Что стряслось?
— Н-не знаю… — Гофман говорил так, словно одновременно раздумывал, следует ли вообще говорить о чем-либо. — Как тебе сказать…
— Как есть, — усмехнулся Розовски, перекладывая трубку в другую руку и извлекая сигарету из полураздавленной пачки «Тайм». — Как есть, так и говори. Что с тобой, дружище? То ты звонишь, просишь моего немедленного отзыва, а то вдруг не знаешь, что и как говорить. Не похоже это на тебя, Дуду.
— Ты откуда звонишь? — спросил вместо ответа профессор. Голос его, по-прежнему, звучал неуверенно.
— Из машины, — ответил Розовски. Он пытался дотянуться до зажигалки, лежавшей на другом сидении. Когда зажигалка от неловкого движения упала, шепотом выругался, забыв на мгновение о собеседнике.
— Не сердись, — словно оправдываясь, сказал на это Гофман.
— Да нет, это я не тебе… — буркнул Натаниэль.
— Читал газеты? — спросил Давид.
— Н-ну… — неопределенно протянул Розовски. — А что ты, собственно, имеешь в виду?
— Значит, не читал, — профессор немного помолчал. — Послушай, ты можешь приехать?
— Когда?
— Сейчас.
— О нет, Давид, — промямлил Натаниэль. — Дай мне немного прийти в себя. Я сейчас направляюсь домой. У меня тут масса малоприятных дел, и мне… Вообще, я плохо переношу чужие машины, а езжу сегодня целый день на Маркиновской «субару». Укатала она меня, черт… Ты же знаешь, сколько нервов забирает чужая телега. Так что, звоню тебе — и еду домой. Изложи, что там у тебя случилось.
— Н-не знаю, — как-то нерешительно сказал Давид. — Послушай, Натан, я все понимаю, ты очень устал, ты хочешь отдохнуть, но ситуация экстраординарная. Если ты не можешь приехать к нам, я приеду к тебе. Не сейчас, конечно, а попозже, часов восемь, договорились? Потом выгонишь меня, если захочешь. Но сначала выслушай.
— Послушай…
Гофман уже положил трубку.
Он с досадой перебросил аппарат на заднее сидение. Как чувствовал, что звонить лучше завтра. Или послезавтра. Или вообще не звонить. Что делать, трудно отказать старому другу, тем более, если он редко обращается за помощью.
— Ч-черт, когда же я, наконец, отдохну… — Настроение Натаниэля было испорчено окончательно. — Что за день сегодня такой? — он притормозил у ближайшей лавочки, купил «Едиот ахронот». — Что он, собственно, имел в виду?
Стоя у машины, Розовски быстро просмотрел заголовки первых полос. Дорожные происшествия? Арест ста двадцати членов «ХАМАС»? Очередной скандал вокруг «русских» денег? Закрытие подпольного казино… Все это не то. Он сложил газету, бросил ее на сидение. Уже повернув ключ зажигания, он случайно заметил заголовок на последней полосе, внизу страницы: «Трагедия в университетской лаборатории. Лаборант Михаэль Корн найден мертвым.»
И ниже, чуть крупнее:
«Поверит ли тель-авивская полиция в древнее проклятье?»
Розовски полулежал в кресле и с ленивым интересом наблюдал за своим другом. До приезда Гофмана он успел принять душ и наскоро перекусить, и потому чувствовал себя если не отдохнувшим, то, по крайней мере, более свежим, чем сразу по приезде, и, хоть и без особого желания, но готов был выслушать профессора. Но пауза, почему-то, затягивалась. Похоже, Дуду Гофман не знал, с чего начать разговор. Он рассеянно разглядывал книжные полки, зачем-то переставлял кофейные чашки на журнальном столике и явно не хотел встречаться взглядом с хозяином квартиры. Розовски решил помочь ему.
— Я прочитал извещение о смерти твоего лаборанта, — сказал он. — Честно говоря, не очень понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
Гофман, в очередной раз остановившийся перед книжным шкафом, круто повернулся. При его комплекции подобные движения выглядели достаточно забавно, словно шарик крутнулся вокруг своей оси.
— Самое прямое, — сказал он. — Самое прямое отношение. Не к тебе лично, а к частному детективу, бывшему сотруднику полиции. То есть, к человеку, имеющему опыт в раскрытии запутанных преступлений.
Натан рассмеялся.
— Ты становишься льстецом, дружище. Но ясности твоя лесть не прибавляет. Давай, выкладывай, что у тебя там.
— Сначала скажи ты.
— Я? — Натан удивленно поднял брови. — Что именно я-то могу рассказать тебе?
— Что ты понял из этого сообщения?
— Ничего, — Натаниэль переменил позу, закинул ногу за ногу и потянулся за сигаретой. — То есть, ничего такого, что заинтересовало бы меня как сыщика. Насколько я могу понять, твой Михаэль… — он заглянул в газету, — да, верно, Михаэль Корн был не очень крепок здоровьем, переутомление и стресс вызвали сердечную недостаточность. Плюс тяжелая акклиматизация. Кроме того, какая-то чушь о каком-то старинном проклятии, связанном с какой-то книгой. Но это — так, боюсь, с акклиматизацией у корреспондента тоже не очень. Лето нынче жаркое, и все прочее… Зачем ты позволил парню остаться на ночь? И чем он, собственно говоря, занимался ночью?
— Мне нужно было уйти раньше, у меня вечером была лекция, — ответил Давид, садясь в соседнее кресло. — Я ничего ему не позволял и ничего не поручал. Он остался почитать эту книгу. Насчет переутомления и слабого здоровья — полная чепуха, не знаю, откуда журналист взял это. Корн был спортивным парнем, молодым. Между прочим, порядочным лентяем, так что относительно переутомления — тоже вранье. Конечно, нехорошо так говорить о бедном парне, но ничего не поделаешь. Вообще-то, он мне нравился. Потому я и не обращал внимания на его лень… Ах, чертова книга! — выругался вдруг он и с досадой ударил кулаком по собственной ладони.
— Господи, Давид, — Натан откровенно зевнул. — Надеюсь, ты пришел ко мне не по поводу бреда о древнем проклятьи? Кстати, в чем оно заключается? Корреспондент, пытаясь об этом рассказать, сам запутался.
Давид промычал что-то неопределенное.
— Очень содержательное объяснение, благодарю, — Натаниэль любезно улыбнулся. — Будем учитывать его в дальнейших наших рассуждениях… Медики сказали, что никаких следов насильственной смерти они не обнаружили. Следовательно, никакого преступления не было. Нельзя же требовать от полиции, чтобы она расследовала каждый сердечный приступ, — Розовски посмотрел на часы. — Сейчас должен подойти мой помощник, у нас тут намечается нечто вроде небольшого совещания, не обижайся. Так что, давай-ка я сварю еще по чашечке кофе, мы с тобой выпьем по рюмке коньяку, и ты поедешь к себе домой. И выбросишь из головы мистическую чушь. Договорились? — Натаниэль поднялся из кресла и направился было в кухню, но следующие слова Гофмана остановили его.
— Это не смерть от сердечного приступа, — медленно произнес Давид. — И не мистическая чушь. Это убийство.
— М-м-м… — неопределенно промычал Розовски. — Знаешь, я, все-таки, сварю еще кофе, а вот потом…
Вернувшись из кухни и поставив поднос с дымящимися чашками на столик, Натаниэль снова сел в кресло и сосредоточенно посмотрел на друга. Конечно, Гофман не шутил. И, конечно, Розовски сразу понял, что у Давида есть свои — и серьезные — соображения насчет происшедшего. Натаниэль хорошо знал своего друга, а если и валял сейчас дурака в разговоре с ним, то просто от усталости.
— Вот что, — сказал Натаниэль. — Это очень и очень серьезное обвинение. Даже при твоей сегодняшней, вполне естественной, нервозности, бросаться им не стоит. У тебя есть основания считать, что это именно убийство?
— Есть, — твердо ответил Давид. — Более того — я знаю, кто преступник.
— Это интересно… — Натаниэль глубоко затянулся сигаретой, с сожалением посмотрел на нее и положил в пепельницу. — Шестой раз даю себе слово бросить курить… Ты заявил об этом полиции?
