И считал, что прошлое, настоящее и будущее – едины. Вспомни, до каких размеров раздвигается нехорошая квартира – почти до бесконечности. Я помню эту фразу наизусть. – Миша закрыл глаза и процитировал: – «Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов». Словно ниоткуда появляется троица: Воланд, Коровьев и Бегемот. А директор варьете Римский, когда думает о том, каким образом Лиходеев мог оказаться в Ялте, вообразил аэроплан, летающий со скоростью 600 км в час. Поразительно, что подобный самолет в 1932 году проектировал Бертони. Это был знаменитый самолет «Сталь-8». Бертони часто представлялся консультантом. Ничего не напоминает?
– Ну да, консультантом называл себя Воланд.
– Вот-вот. Характерное такое словечко – «консультант», которое не могло возникнуть на пустом месте. Ясное дело, от кого-то Булгаков его слышал. Для довершения картины – Бертони ходил в берете, говорил с легким акцентом. Большинство булгаковедов говорят, что образ Воланда собирательный. Не спорю… Но то, что от Бертони было взято многое, – факт. Любопытно, – протянул Гриша, что нет никаких достоверных фактов ни о его рождении, ни об участии в Коммунистической партии… Слухи и легенды… Все туманно и расплывчато… Где был, чем занимался Бертони в молодости – неизвестно…
– К своему стыду, я о нем почти ничего не знала.
– Не ты одна. У нас в России, к сожалению, много гениев, о которых информации практически нет. Стыдно за это. Честное слово… Я привожу только факты, которые лежат на поверхности. А уж его гениальность в области авиации…
– Можно еще кофе?
– Конечно… Я не случайно сравнил его с Леонардо да Винчи… Настолько он был разносторонним человеком. Очень оригинальны его рассуждения о времени. У того, по Бертони, есть длина – продолжительность существования тела; ширина – количество вариантов происходящих с ним событий; и высота – скорость событий. Время, как и Вселенная, бесконечно.
– Время – таинственная субстанция, – задумчиво протянула Анна. – Но какой необычный, непохожий ни на кого человек…
– Он жил загадочно – и так же загадочно умер. И оставил после себя еще одну загадку. Так называемое завещание, о котором я уже упоминал. Письмо, в котором написал, чтобы весь его архив запаяли в цинковый ящик и открыли только через триста лет после его смерти. Наверное, должно пройти столько времени, чтобы человечество было в состоянии понять все его идеи… А теперь расскажи, зачем тебе понадобилась биография Бертони. Чем я могу тебе помочь? Что-то подсказать?
– Детали я не знаю в подробностях, – сказала Анна. – Знаю только, что происходят убийства людей, которые как-то связаны с Бертони и с авиацией.
– Моя версия – возможно, убивают людей, так или иначе связанных с этим завещанием. Потому что ходят слухи, что свои важные бумаги и разработки Бертони отдал коллегам и друзьям.
* * *
После разговора с Гришей Анна позвонила Гуджарапу, который и дал ей задание узнать про Бертони, и рассказала то, что ей удалось выяснить. Он выслушал внимательно, поблагодарил и повесил трубку.
– Ну что? – спросила Серафима. – Полезные сведения?
– Да, дело еще серьезней, чем я думал.
Она прижалась к нему.
– Ты пока дома? Не едешь в командировку?
Он посмотрел на нее и провел пальцем по ее щеке.
– Пока да. Но в любой момент… мне дадут приказ уехать. И тогда я вынужден буду сорваться. И меня никто не спросит, хочу я этого или нет. Это моя работа.
– Я понимаю. Но… я хочу, чтобы ты писал мне регулярно и сообщал, что с тобой все в порядке. Хотя бы кратко, пусть даже одними смайлами. Я так волнуюсь.
– Я бы рад. Но не всегда могу это делать.
– Леонард…
– Давай пойдем посидим на балкончике и посмотрим на закат. Люблю я это зрелище. Оно и успокаивает, и вдохновляет…
– А я приготовлю тебе чай.
Серафима ощутила легкое беспокойство от того, что она с некоторых пор перестала строить какие-либо планы вообще, а живет одним днем. Ловит моменты сегодняшнего счастья. А что будет дальше – старается не загадывать. Но, может быть, это и есть самая мудрая и верная философия?
Когда они сидели на балконе и смотрели на реку, любуясь закатом, у Леонарда зазвонил телефон.
Посмотрев, кто вызывает, Гуджарап сразу посерьезнел и дал знак Серафиме, чтобы она во время этого разговора молчала и не отвлекала его.
У нее невольно сжалось сердце. Только что они сидели и смотрели, как солнце опускается в воду – громадное, красное, – и молчали. Но это было удивительное молчание, по мнению Серафимы: такое уютное, радостное, когда их близость была всецелой. И тут звонок. Неужели снова командировка? А что тогда остается ей? Долгие вечера в ожидании хоть каких-то известий от Леонарда. И постоянно гадать: что он, где он…
Закончив разговаривать (при этом Гуджарап большей частью молчал и слушал своего собеседника), он сказал, повернувшись к Серафиме:
– Скоро у нас будут гости.
– Кто?
– Уже знакомый тебе Константин Петрович. У нас есть что-нибудь к столу?
– Что-нибудь… – протянула Серафима. – Ты же приготовил шикарное мясо с картошкой. Есть соленые огурцы, помидоры.
– Отлично. Константин Петрович сказал, что будет через двадцать минут. Обычно он пунктуален как часы. Или еще точнее.
Стол был уже накрыт, когда раздался звонок в дверь.
Константин Петрович церемонно приложился к руке Серафимы и окинул взглядом стол.
– Есть не хочу. Недавно поужинал. Сидел на одних переговорах в ресторане. И наелся до отвала. Подавали устриц, хотя я мечтал о простом куске мяса. Но политес, нужные люди, словом, пришлось есть этих заморских гадов.
Он посмотрел выразительно на Серафиму:
– Надо бы нас с ним вдвоем оставить. Не возражаете?
– Как вам удобно. Я буду в соседней комнате. Стены у нас толстые, так что разговаривайте без помех. Если нужен чай или кофе – я сделаю.
– Да. Кофе не помешает. Покрепче.
Когда Серафима подала мужчинам кофе и удалилась, закрыв за собой дверь, Константин Петрович посмотрел на Гуджарапа и кратко бросил:
– Разговор будет из тех, что не для огласки.
– Само собой.
– Дело, которое ты сейчас ведешь или консультируешь, представляет для нас особую важность. Я имею в виду убийство бывших авиаконструкторов.
Гуджарап склонил голову.
– Кстати, когда мы с тобой виделись в последний раз за границей? Во Французской Гвиане?
– Да.
– Ну, так могу сказать только одно, что здесь мы выходим на интересы стратегической важности. Не знаю, сумею я тебе это донести или нет. Я уже вкратце говорил об этом в прошлый раз. Как ты знаешь, в начале семидесятых был взят курс на конвергенцию социалистической и капиталистической систем. Между
